- Зачем Янусу два попугая? - сказал я.
- Или три, - тихонько добавил Роман.
Корнеев обернулся к нам.
- А где еще? - спросил он, с интересом озираясь.
Попугай в его руке слабо трепыхался, пытаясь ущипнуть его за палец.
- Отпусти ты его, - сказал я. - Видишь, ему нездоровится.
Корнеев отпихнул Дрозда и снова посадил попугая на весы. Попугай
взъерошился и растопырил крылья.
- Бог с ним, - сказал Роман. - Потом разберемся. Где стихи?
Стелла быстро протараторила все, что мы успели сочинить. Роман
почесал подбородок, Володя Почкин неестественно заржал, а Корнеев
скомандовал:
- Расстрелять. Из крупнокалиберного пулемета. Вы когда-нибудь
научитесь писать стихи?
- Пиши сам, - сказал я сердито.
- Я писать стихи не могу, - сказал Корнеев. - По натуре я не Пушкин.
Я по натуре Белинский.
- Ты по натуре кадавр, - сказала Стелла.
- Пардон! - потребовал Витька. - Я желаю, чтобы в газете был отдел
литературной критики. Я хочу писать критические статьи. Я вас всех
раздолбаю! Я вам еще припомню ваше творение про дачи.
- Какое? - спросил Эдик.
Корнеев немедленно процитировал:
- "Я хочу построить дачу. Где? Вот главная задача. Только местный
комитет не дает пока ответ". Было? Признавайтесь!
- Мало ли что, - сказал я. - У Пушкина тоже были неудачные стихи. Их
даже в школьных хрестоматиях не полностью публикуют.
- А я знаю, - сказал Дрозд.
Роман повернулся к нему.
- У нас будет сегодня заголовок или нет?
- Будет, - сказал Дрозд. - Я уже букву "К" нарисовал.
- Какую "К"? При чем здесь "К"?
- А что, не надо было?
- Я сейчас здесь умру, - сказал Роман. - Газета называется "За
передовую магию". Покажи мне там хоть одну букву "К"!
Дрозд, уставясь в стену, пошевелил губами.
- Как же так? - сказал он наконец. - Откуда же я взял букву "К"? Была
же буква "К"!
Роман рассвирипел и приказал Почкину разогнать всех по местам. Меня
со Стеллой отдали под команду Корнеева. Дрозд лихорадочно принялся
переделывать букву "К" в стилизованную букву "З". Эдик Амперян пытался
улизнуть с психоэлектрометром, но был схвачен, скручен и брошен на починку
пульверизатора, необходимого для создания звездного неба. Потом пришла
очередь самого Почкина. Роман приказал ему перепечатывать заметки на
машинке с одновременной правкой стиля и орфографии. Сам Роман принялся
расхаживать по лаборатории, заглядывая всем через плечи. Некоторое время
работа кипела. Мы успели сочинить и забраковать ряд вариантов на банную
тему: "В нашей бане завсегда льет холодная вода", "Кто до чистоты
голодный, не удовлетворится водой холодной", "В институте двести душ, все
хотят горячий душ" и так далее. Корнеев безобразно ругался, как настоящий
литературный критик. "Учитесь у Пушкина! - втолковывал он нам. - Или хотя
бы у Почкина. Рядом с вами сидит гений, а вы не способны даже подражать
ему... "Вот по дороге едет ЗИМ и им я буду задавим..." Какая физическая
сила заключена в этих строках! Какая ясность чувства!" Мы неумело
отругивалась. Саня Дрозд дошел до буквы "И" в слове "Передовую". Эдик
починил пульверизатор и опробовал его на Романовых конспектах. Володя
Почкин, изрыгая проклятья, искал на машинке букву "Ц". Все шло нормально.
Потом Роман вдруг сказал:
- Саша, глянь-ка сюда.
Я посмотрел. Попугай с поджатыми лапками лежал под весами, и глаза
его были затянуты белесоватой пленкой, а хохолок обвис.
- Помер, - сказал Дрозд жалостливо.
Мы снова столпились около попугая. У меня не было никаких особенных
мыслей в голове, а если и были, то где-то в подсознании, но я протянул
руку, взял попугая и осмотрел его лапы. И сейчас же Роман спросил меня:
- Есть?
- Есть, - сказал я.
На черной поджатой лапке было колечко из белого металла, и на колечке
было выгравировано: "Фотон", - и стояли цифры: "190573". Я растерянно
поглядел на Романа. Наверное, у нас с ним был необычный вид, потому что
Витька Корнеев сказал:
- А ну, рассказывайте, что вам известно.
- Расскажем? - спросил Роман.
- Бред какой-то, - сказал я. - Фокусы, наверное. Это какие-нибудь
дубли.
Роман снова внимательно осмотрел трупик.
- Да нет, - сказал он. - В том-то все и дело. Это не дубль. Это самый
что ни на есть оригинальный оригинал.
- Дай посмотреть, - сказал Корнеев.
Втроем с Володей Почкиным и с Эдиком они тщательнейшим образом
исследовали попугая и единогласно объявили, что это не дубль и что они не
понимают, почему это нас так трогает. "Возьмем, скажем, меня, - предложил
Корнеев. - Я вот тоже не дубль. Почему это вас не поражает?"
Тогда Роман оглядел сгорающую от любопытства Стеллу, открывшего рот
Володю Почкина, издевательски улыбающегося Витьку и рассказал им про все -
про то, как позавчера он нашел в электрической печи зеленое перо и бросил
его в корзину для мусора; и про то, как вчера этого пера в корзине не
оказалось, но зато на столе (на этом самом столе) объявился мертвый
попугай, точная копия вот этого, и тоже не дубль; и про то, что Янус
попугая узнал, пожалел и сжег в упомянутой выше электрической печи, а
пепел зачем-то выбросил в форточку.
Некоторое время никто ничего не говорил. Дрозд, рассказом Романа
заинтересовавшийся слабо, пожимал плечами. На лице его было явственно
видно, что он не понимает, из-за чего горит сыр-бор, и что, по его мнению,
в этом учреждении случаются штучки и похлестче. Стеллочка тоже казалась
разочарованной. Но тройка магистров поняла все очень хорошо, и на лицах их
читался протест. Корнеев решительно сказал:
- Врете. Причем неумело.
- Это все-таки не тот попугай, - сказал вежливый Эдик. - Вы,
наверное, ошиблись.
- Да тот, сказал я. - Зеленый, с колечком.
- Фотон? - спросил Володя Почкин прокурорским голосом.
- Фотон. Янус его Фотончиком называл.
- А цифры? - спросил Володя.
- И цифры.
- Цифры те же? - спросил Корнеев грозно.
- По-моему, те же, - ответил я нерешительно, оглядываясь на Романа.
- А точнее? - потребовал Корнеев. Он прикрыл красной лапой попугая. -
Повтори, какие тут цифры?
- Девятнадцать... - сказал я. - Э-э... ноль два, что ли? Шестьдесят
три.
Корнеев заглянул под ладонь.
- Врешь, - сказал он. - Ты? - обратился он к Роману.
- Не помню, - сказал Роман спокойно. - Кажется не ноль три, а ноль
пять.
- Нет, - сказал я. - Все-таки ноль шесть. Я помню, там такая
закорючка была.
- Закорючка, - сказал Почкин презрительно. - Ше Холмсы! Нэ
Пинкертоны! Закон причинности им надоел...
Корнеев засунул руки в карманы.
- Это другое дело, - сказал он. - Я даже не настаиваю на том, что вы
врете. Просто вы перепутали. Попугаи все зеленые, многие из них
окольцованы, эта пара была из серии "Фотон". А память у вас дырявая. Как у
всех стихоплетов и редакторов стенгазет.
- Дырявая? - осведомился Роман.
- Как терка.
- Как терка? - повторил Роман, странно усмехаясь.
- Как старая терка, - пояснил Корнеев. - Ржавая. Как сеть.
Крупноячеистая.
Тогда Роман, продолжая странно улыбаться, вытащил из нагрудного
кармана записную книжку и перелистал страницы.
- Итак, - сказал он, - крупноячеистая и ржавая. Посмотрим...
Девятнадцать ноль пять семьдесят три, - прочитал он.
Магистры рванулись к попугаю и с сухим треском столкнулись лбами.
- Девятнадцать ноль пять семьдесят три, - упавшим голосом прочитал на
кольце Корнеев. Это было очень эффектно. Стелла немедленно завизжала от
удовольствия.
- Подумаешь, - сказал Дрозд, не отрываясь от заголовка. - У меня
однажды совпал номер на лотерейном билете, и я побежал в сберкассу
получать автомобиль. А потом оказалось...
- Почему это ты записал номер? - сказал Корнеев, прищуриваясь на
Романа. - Это у тебя привычка? Ты все номера записываешь? Может быть, у
тебя и номер твоих часиков записан?
- Блестяще! - сказал Почкин. - Витька, ты молодец. Ты попал в самую
точку. Роман, какой позор! Зачем ты отравил попугая? Как жестоко!
- Идиоты! - сказал Роман. - Что я вам - Выбегалло?
Корнеев подскочил к нему и осмотрел его уши.
- Иди к дьяволу! - сказал Роман. - Саша, ты только полюбуйся на них!
- Ребята, - сказал я укоризненно, - да кто же так шутит? За кого вы
нас принимаете?
- А что остается делать? - сказал Корнеев. - Кто-то врет. Либо вы,
либо все законы природы. Я верю в законы природы. Все остальное меняется.
Впрочем, он быстро скис, сел в сторонке и стал думать. Саня Дрозд
спокойно рисовал заголовок. Стелла глядела на всех по очереди испуганными
глазами. Володя Почкин быстро писал и зачеркивал какие-то формулы. Первым
заговорил Эдик.
- Если даже никакие законы не нарушаются, - рассудительно сказал он,
- все равно остается странным неожиданное появление большого количества
попугаев в одной и той же комнате и подозрительная смертность среди них.
Но я не очень удивлен, потому что не забываю, что имею дело с Янусом
Полуэктовичем. Вам не кажется, что Янус Полуэктович сам по себе
прелюбопытнейшая личность?
- Кажется, - сказал я.
- И мне тоже кажется, - сказал я.
- И мне тоже кажется, - сказал Эдик. - Чем он, собственно,
занимается, Роман?
- Смотря какой Янус. У-Янус занимается связью с параллельными
пространствами.
- Гм, - сказал Эдик. - Это нам вряд ли поможет.
- К сожалению, - сказал Роман. - Я вот тоже все время думаю, как
связать попугаев с Янусом, и ничего не могу придумать.
- Но ведь он странный человек? - спросил Эдик.
- Да, несомненно. Начать с того, что их двое и он один. Мы к этому
так привыкли, что не думаем об этом...
- Вот об этом я и хотел сказать. Мы редко говорим о Янусе, мы слишком
уважаем его. А ведь наверняка каждый из нас замечал за ним хоть одну
какую-нибудь странность.
- Странность номер один, - сказал я. - Любовь к умирающим попугаям.
- Пусть так, - сказал Эдик. - Еще?
- Сплетники, - сказал Дрозд с достоинством. - Вот я однажды просил у
него в долг.
- Да? - сказал Эдик.
- И он мне дал, - сказал Дрозд. - А я забыл, сколько он мне дал. И
теперь не знаю, что делать.
Он замолчал. Эдик некоторое время ждал продолжения, потом сказал:
- Известно ли вам, например, что каждый раз, когда мне приходилось
работать мне по ночам, ровно в полночь он куда-то уходил и через пять
минут возвращался, и каждый раз у меня создавалось впечатление, что он так
или иначе старается узнать у меня, чем мы тут с ним занимались до его
ухода?
- Истинно так, - сказал Роман. - Я это знаю отлично. Я уже давно
заметил, что именно в полночь у него начисто отшибает память. И он об этом
своем дефекте прекрасно осведомлен. Он несколько раз извинялся и говорил,
что это у него рефлекторное, связанное с последствиями сильной контузии.
- Память у него никуда не годится, - сказал Володя Почкин. Он смял
листок с вычислениями и швырнул его под стол. - Он все время пристает,
виделся ты с ним вчера или не виделся.
- И о чем беседовали, если виделся, - добавил я.
- Память, память, - пробормотал Корнеев нетерпеливо. - При чем здесь
память... Не в этом дело. Что там у него с параллельными пространствами?..
- Сначала надо собирать факты, - сказал Эдик.
- Попугаи, попугаи, попугаи, - продолжал Витька. - Неужели это
все-таки дубли?
- Нет, - сказал Володя Почкин. - Я просчитал. Это по всем категориям
не дубль.
- Каждую полночь, - сказал Роман, - он идет вот в эту свою
