потупился и направился к своему месту.
- Как вы себя чувствуете, Хинкус? - спросил Симоне.
Хинкус вскинул на него вдруг ставшие бешеными глаза.
- Я-то себя ничего чувствую, - сказал он, усаживаясь. - Вы кое у кого
другого спросите, как он себя чувствует...
- То есть как это? - удивился Симоне.
- А вот так... - Хинкус бешено уставился на Мозеса. - Что - не
выгорело дельце? Сорвалось, а, старина?
До крайности изумленный господин Мозес откинулся на спинку кресла.
- Это вы мне? - спросил он.
- Ладно, ладно, - пробормотал Хинкус, с остервенением запихивая
салфетку себе за ворот. - Замнем для ясности... - Он обеими руками взял
большой сандвич, краем заправил его в рот, откусил и, ни на кого не глядя,
принялся жевать.
- Господин Хинкус сегодня встал с левой ноги, - безмятежно улыбаясь,
сказала госпожа Мозес. - Он, наверное, плохо спал, и ему приснилось
что-нибудь нехорошее...
Хинкус коротко глянул на нее и сейчас же отвел глаза. За столом
воцарилось неловкое молчание. Неловко было всем, кроме Луарвика. Луарвик,
казалось, ничего не видел и не слышал. Он ел второй лимон. Хозяин поспешно
сказал:
- Господа, я понимаю - нервы напряжены. Но мы должны помнить, что
следствие находится в надежных руках господина инспектора Глебски, а тот
факт, что мы оказались временно отрезаны от внешнего мира...
- Одну минуточку, - сказал инспектор. - Я имею сообщить следующее.
Какие-то мерзавцы избрали этот отель местом сведения своих личных счетов.
Предупреждаю, что два часа назад я воспользовался любезностью господина
Сневара и отправил с почтовым голубем донесение в окружную полицию.
Полицейский вертолет должен быть здесь с часу на час. А потому я предлагаю
упомянутым мерзавцам прекратить всякую преступную деятельность, дабы не
ухудшать своего и без того безнадежного положения. Благодарю за внимание,
господа.
- Ах, как интересно! - восхищенно воскликнула госпожа Мозес. -
Значит, среди нас есть бандиты? Ах, инспектор, ну хотя бы намекните, мы
поймем!..
Инспектор не ответил. Разговор больше не возобновился, тихонько
звякали ложечки в стаканах, все продолжали завтракать в молчании, не глядя
друг на друга.
Первым поднялся Симоне. Он предложил руку госпоже Мозес, и они вместе
покинули столовую. Господин Мозес извлек из-за стола Луарвика, поставил
его на ноги, и тот, меланхолично дожевывая лимон, потащился за ним,
заплетаясь башмаками. Потом ушла и Брюн. За столом остался только Хинкус.
Он сосредоточенно ел, словно намеревался заправиться на долгий срок. Кайса
собирала посуду, хозяин помогал ей. Инспектор неторопливо курил,
разглядывая Хинкуса прищуренными от дыма глазами. Когда тот наконец
поднялся тоже, инспектор сказал:
- Подождите-ка, Хинкус. Нам надо поговорить.
- Это насчет чего? - угрюмо осведомился Хинкус.
- Да насчет всего.
- Не о чем нам говорить. Ничего я по этому делу не знаю.
- А это мы сейчас увидим, - сказал инспектор. - Пойдемте-ка в
бильярдную... Алек, будьте добры, спуститесь в холл и посидите там, как
сидели ночью. Понимаете?
- Понимаю, - сказал хозяин. - Будет сделано.
Инспектор распахнул дверь в бильярдную, залитую ярким утренним
солнцем, и пропустил Хинкуса вперед. Хинкус вошел и остановился на жарких
солнечных квадратах, сунув в карманы руки и жуя спичку. В зале гремела
тарелками Кайса, напевая что-то тонким фальшивым голосом. Инспектор взял у
стены стул, поставил его на самое солнце и сказал: "Сядьте". Хинкус сел и
сразу сощурился - солнце било ему в лицо.
- Полицейские штучки... - проворчал он с горечью.
- Служба такая, - сказал инспектор и присел перед Хинкусом на край
бильярда, в тени. - Ну, Хинкус, так что там у вас произошло с Мозесом?
- С каким еще Мозесом? Я его и знать-то не знаю.
- Это вы тоже знать не знаете? - Инспектор вытащил пистолет, показал
издали и положил на бильярд рядом с собой.
Хинкус быстрым движением перебросил изжеванную спичку из одного угла
рта в другой. Он молчал. В дверь просунулась Кайса и пропищала:
- Подать что-нибудь?
- Идите, идите, Кайса, - нетерпеливо сказал инспектор. - Ступайте...
Ну? - сказал он Хинкусу.
Хинкус проворчал:
- Ничего я по этому делу не знаю. А вот точно знаю, что жалобу на вас
подам - за истязание больного человека.
- Хватит болтать, Филин! - гаркнул инспектор. - Ты гангстер! Тебя
разыскивает полиция! Ты влил, Филин! Твои ребята не поспели, потому что
случился обвал! А полиция будет здесь самое большее через два часа. И если
ты хочешь отделаться семьдесят второй, тяни на пункт "це" - чистосердечное
признание до начала официального следствия! Понял, какая картинка?!
Хинкус выплюнул изжеванную спичку, покопался в карманах и вытащил
мятую пачку сигарет. Затем он поднес пачку ко рту, губами вытянул сигарету
и задумался; Инспектор сидел на краю бильярда, свесив одну ногу, а другой
упираясь в пол, курил и, зло усмехаясь, разглядывал струйки дыма в
солнечном свете.
И тут Хинкус вдруг наклонился вперед, поймал его за свисающую ногу,
изо всех сил дернул на себя и повернул. Инспектора снесло с бильярда, и он
всеми своими девяноста килограммами, плашмя, физиономией, животом,
коленями грянулся об пол.
Первое, что инспектор увидел, придя в себя, был плафон над бильярдом.
По плафону бегали солнечные зайчики. Инспектор застонал и сел,
прислонившись к ножке бильярда. Хинкус валялся неподалеку, скорчившись,
обхватив руками голову, а над ним, как Георгий Победоносец над поверженным
змием, возвышался Симоне с обломком тяжелого кия в руке.
- Вам повезло, инспектор, - сказал он, сияя. - Куда вам досталось? По
плечу?
Инспектор кивнул. Говорить он не мог. Здоровой рукой достал из
кармана платок и осторожно промокнул ссадину на лбу. Хинкус застонал,
заворочался и попытался сесть. Он все еще держался за голову. Инспектор
взял с подоконника графин, подобрался к Хинкусу и облил его водой. Хинкус
зарычал и оторвал одну руку от макушки. Симоне присел на корточки рядом с
ним.
- Надеюсь, я не перестарался? - озабоченно сказал он.
- Ничего, старина, все будет в порядке, - сказал инспектор. - Сейчас
мы его живо приведем в порядок. Принесите-ка еще воды.
- И бренди! - с энтузиазмом подхватил Симоне.
- Правильно, - сказал инспектор.
Симоне принес еще воды и бутылку спиртного. Инспектор разжал Хинкусу
рот и вылил в него полстакана коньяку. Остальные полстакана он выпил сам.
Потом Хинкуса оттащили к стене, прислонили спиной, инспектор снова облил
его из графина и два раза ударил по щекам. Хинкус открыл глаза и громко
задышал.
- Еще коньяку? - спросил инспектор.
- Да... - сипло выдохнул Хинкус. Он выпил, облизнулся и спросил: -
Так что вы там говорили насчет семьдесят второй "це"?
- Признания пока еще не было, - напомнил инспектор.
- Сейчас будет, - сказал Хинкус. - Но семьдесят вторую "це" вы мне
обещаете? Вот в присутствии этого физика-химика?
- Ладно, - сказал инспектор. - Рассказывай... И смотри, если ты хоть
слово соврешь... Ты мне два зуба расшатал, сволочь...
- Значит, так... - начал Хинкус. - Меня намылил сюда Чемпион. Слыхали
про Чемпиона? Еще бы не слыхать... Так вот, полгода назад пригребся в нашу
компанию один тип. Звали его у нас Вельзевулом. Работал он самые трудные и
неподъемные дела. Например, работал он Второй Национальный банк - помните?
Или, скажем, задрал он броневик с золотыми слитками... В общем, красиво
работал, чисто, но вдруг решил завязать. Почему - не знаю, я человек
маленький, но говорят, что поцапался он с самим Чемпионом и рванул когти.
Вот Чемпион и намылил нас кого куда - ему наперехват. Приказ был такой:
засечь его, взять на мушку и свистнуть Чемпиона. Вот я его и засек здесь.
Тут и все мое чистосердечное признание.
- Так, - сказал инспектор. - Ну и кто же у нас здесь Вельзевул?
- Ясно кто - Мозес.
- Та-ак. А кто такой Луарвик?
- Какой Луарвик? А, это который все лимоны жрал... Первый раз вижу.
- А Олаф? Тоже из вашей банды?
Хинкус прижал руку к сердцу.
- Вот тут, шеф, как на духу! Как в церкви, шеф! Сам ничего не знаю и
ничего не понимаю. Я его не трогал. Одно скату, шеф, - Вельзевул на мокрое
дело ни за что не пошел бы: у него зарок такой - не убивать. У него тогда
вся чародейская сила пропадет, если он живую душу загубит...
- Какая еще чародейская сила?
- Ха! - сказал Хинкус. - То-то и оно! Вельзевул, он что? Тьфу! Его
соплей перешибить можно. А вот баба его... Ясное дело, кто сам не видел,
тот не поверит, но я-то своими глазами видел, как она сейф в две тонны
весом по карнизу несла...
- Ну-ну, Филин... - сказал инспектор.
- Что, не верите? - сказал Хинкус, криво усмехаясь. - Ну, ладно,
пускай я вру. А как броневик с золотом брали, знаете? Подошел человек,
перевернул броневик на бок - голыми руками, - и пошло дело... В газетах же
писали.
- Газеты врут, а ты повторяешь, - сказал инспектор.
- Повторяю... Чего мне повторять, когда я сам это видел... Да чего
там: вот сейчас я вас, извиняюсь, как ребенка положил, шеф, а ведь вы
мужчина рослый, умелый... Сами посудите, кто ж это меня мог таким манером
скрутить и под стол засунуть?
- Кто? - спросил инспектор.
- Она! - В глазах Хинкуса плеснулся пережитый ужас. - Матерь
пресвятая, сижу я там, а она стоит передо мной... то есть я сам и стою -
голый, мертвый и глаза вытекли... Как я там с ума не свихнулся - не
понимаю! Пью, пью и ведь не пьянею - как на землю лью!.. Господи, матерь
пресвятая!.. Как она этот рельс взяла...
Хинкус сделал движение руками, словно завязывал что-то в узел. Лицо
задергалось.
- Какой рельс? - ошеломленно пробормотал инспектор.
Симоне быстро налил полстакана и подал Хинкусу. Тот жадно высосал
спиртное, утерся, глядя перед собой стеклянными глазами.
- Я ведь как думал: сяду на крыше, все вокруг видно, живьем, думаю,
не выпущу ни за что. Пули, думаю, серебряные - возьмут... Тут-то он ее на
меня и наслал... Она ведь любой вид принимать может... Думали, гады, меня
с ума свести, да не вышло у них! Тогда она меня и скрутила. - Хинкус
безнадежно махнул рукой. - Люгер отобрала - я ей сам отдал, на, думаю,
возьми, отпусти только душу на покаяние...
- Какой рельс? - гаркнул инспектор.
- Хе!.. - сказал Хинкус. - Вы думаете, она кто? Она и не человек
вовсе.
Инспектор свирепо глядел на него.
- Покойник она, - шепотом сказал Хинкус. - Днем живая ходит, а ночью
мертвая лежит!
Симоне, только что хлебнувший бренди, поперхнулся и закашлялся.
Инспектор растерянно поглядел на него. Кашляя, Симоне выпученными глазами
смотрел на Хинкуса. Тогда инспектор сильно потер ладонями щеки и сказал
сквозь зубы:
- Стоп, Филин. Оставим это. Объясни лучше, почему они тебя просто не
шлепнули?
- Так я же говорю: нельзя ему людей убивать, нельзя. Это же все
знают. Господи, да разве я взялся бы его выслеживать, если бы этого не
знал?
- Пусть так. Хорошо... Ну а почему они не смылись, когда тебя
связали?
Хинкус замотал головой.
- Не знаю. Тут я сам ни черта не понимаю. Я уверен был - все:
открутит мне теперь башку Чемпион. Смотрю - а они здесь! Не знаю... Может
быть, дорогу завалило? Так ведь этой ведьме завал разбросать - раз
плюнуть.
- Каким образом? - вдруг спросил Симоне. Он был необычайно серьезен и
даже как-то хмур.
- Что? - сказал Хинкус.
- Как она может разбросать завал?
- Ну как... Как бульдозер! Как она подкоп под музей делала. Только
