колышутся испарения. Видно шага на четыре, не больше. Виктор идет впереди.
Оба они дышат тяжело, видно, что изрядно устали. Профессор еле плетется,
спотыкаясь на каждом шагу.
Потом Виктор вдруг останавливается, будто налетев на невидимое
препятствие. Он стоит совершенно неподвижно, осторожно поводя носом из
стороны в сторону. Профессор останавливается рядом и опирается на жердь,
еле переводя дух.
- Ну... что такое? Почему... стоим? - спрашивает он.
- Молчи... - тихо говорит Виктор.
Он делает движение шагнуть, но остается на месте. Запускает руку в
набедренный карман, вытаскивает гайку, делает движение замахнуться, но не
замахивается. Гайка падает из его руки. Лицо его бледно до зелени, покрыто
потом.
- Н-нет, - бормочет он. - Не могу...
Растопырив руки, он пятится, оттесняя Профессора назад. Потом он, не
глядя, отбирает у Профессора жердь и тыкает в болото рядом с гатью.
- Так-то оно будет вернее... - сипит он. - А ну, давай за мной...
Он осторожно слезает с гати и сразу проваливается выше колен.
- Зачем? - жалобно спрашивает Профессор. Он очень устал.
Виктор не отвечает. Ощупывая перед собой дорогу жердью, он все круче
забирает в сторону от гати.
Они измотаны до предела и облеплены грязью. Туман совсем сгустился.
Они бредут по пояс в чавкающей жиже, то и дело падая, погружаясь с
головой, отплевываясь и кашляя. Остановиться нельзя, трясина засасывает.
Вдруг Профессор проваливается по шею, пытается вырваться и лечь
плашмя, но у него ничего не получается, и он из последних сил кричит:
- Виктор... помогите!
Виктор оборачивается. Самый неподдельный ужас изображается на его
лице.
- Ты к-куда? - хрипло кричит он и, расплескивая грязь, бредет к
Профессору. - Рюкзак! Рюкзак сбрось!
Профессор мотает головой, торчащей над поверхностью жижи.
- Жердь! - сипит он. - Протяни жердь!
- Бросай рюкзак, тебе говорят!
- Же... - Профессор уходит в болото с головой, снова выныривает и
ревет страшным голосом: - Жердь давай, скотина!
Он пытается схватиться за протянутую жердь, промахивается, потом
ощупью находит ее и вцепляется обеими руками.
Солнце. Раскаленная кремнистая пустошь. Вдали желтые отвалы породы,
торчит задранный ковш брошенного экскаватора. Виктор и Профессор сидят в
тени домика, вернее - вагона, снятого с осей: когда-то здесь располагалась
контора хозяйства, разрабатывавшего карьер.
Передавая друг другу бутылку, они тянут спиртное и вяло
переругиваются.
- Ну и потонул бы, как крыса, - ворчит Виктор. - И меня бы с собой
утянул...
- Нечего было в трясину лезть, - огрызается Профессор.
- Это не твоего ума дело - куда мне лезть...
- Вот и мешок этот - тоже не твоего ума дело...
- Да что у тебя там - золото, что ли?
- Нет, это просто уму непостижимо! - произносит Профессор. - Идем по
прекрасной ровной дороге. И вдруг он лезет в болото!
- Чутье у меня, ты это можешь понять или нет? Чутье на смерть!
- Оставьте меня в покое со своим чутьем. Это просто чудо, что мы
выбрались.
- Вот чудак очкастый! - Виктор хлопает себя по коленям. С него
осыпаются ошметки засохшей грязи.
- Мои очки - это тоже не ваше дело. Вы и так меня наполовину
ослепили.
- Тебя не ослепить, тебя жердью этой надо бы между ушей! Это надо же,
из-за пары грязных подштанников чуть в рай не отправился! Дай сюда
бутылку...
- При чем здесь подштанники?
- Ну, что там у тебя в мешке? Ну, консервы... Из-за банки
консервов...
- Вы, между прочим, тоже свой рюкзак не сбросили.
- Я, во-первых, не тонул, это раз. А во-вторых, у меня там запасной
панцирь! На всякий случай...
Профессор машет безнадежно рукой, кладет рюкзак на бок и ложится,
положив на него голову. Виктор закуривает, оглядывает местность. Затем
тоже ложится на спину, ворочается и достает из-под себя ржавую консервную
банку. Вертит ее перед глазами.
- Стервятник закусывал... - произносит он и отбрасывает ее от себя. -
Вот ведь сволочь, ничего на болоте не указал, а там что-то есть... Может
быть, конечно, потом появилось, после него...
- Слушайте, Виктор, - подает голос Профессор, не раскрывая глаз. -
Что, Стервятник - единственный человек, который дошел до Золотого Круга?
- Да. Других не знаю.
- А вы знаете таких, которые шли, но не дошли?
- Знаю кое-кого... Я и сам ходил и не дошел.
- А за чем они шли?
- Кто за чем... В основном за деньгами, конечно.
- А вы?
Некоторое время Виктор неприязненно молчит.
- У меня дела свои... семейные...
- Как у Стервятника?
Виктор резко поднимается и смотрит на Профессора. Но тот лежит с
закрытыми глазами, покойно сложив руки на груди.
- Ты меня со Стервятником не ровняй, - произносит Виктор угрожающе.
Профессор молчит.
- Ты Стервятника не знал, в глаза не видел, - говорит Виктор, снова
укладываясь, - и меня ты не знаешь. Так что нечего нас ровнять.
- Никто никого не знает, - говорит Профессор, не открывая глаз.
- Почему?
- Потому что век наш весь в черном, - говорит Профессор. - Он носит
цилиндр высокий, и все-таки мы продолжаем бежать, я затем, когда бьет на
часах бездействия час и час отстраненья от дел повседневных, тогда
приходит к нам раздвоенье, и мы ни о чем не мечтаем.
- Это еще что за молитва? - презрительно говорит Виктор.
- Это святой Аполлинер.
- А? А-а... Ну, я не верующий.
- Но в Золотой Круг поверили?
- Так Золотой Круг... Как же не поверить? Одна надежда на него... Ты
же и сам поверил, хотя и ученый...
- Да, я поверил. Я вообще склонен верить в страшные сказки. В добрые
нет, а в страшные - да... - Профессор вдруг поднимается. - А вам никогда
не приходило в голову, что будет, когда поверят все? Когда они все сюда
кинутся, тысячами, сотнями тысяч...
- Ну и что? И сейчас многие верят, да поди доберись!
- Доберутся, дружок, доберутся. Один из тысячи, а доберется.
Стервятник ведь добрался... А Стервятник еще не самый плохой человек.
Бывают люди пострашнее... Им не золото нужно, и семейных дел у них никаких
нет. Они будут мир исправлять, голубчик! Всех людей на свете переделывать
по своей воле... Вы представьте только, сколько их среди нас, все эти
несостоявшиеся императоры всея земли, фюреры всех мастей, великие
инквизиторы, фанатики, благодетели человечества, просто сумасшедшие...
Думали вы об этом?
- Нет, - ответил Виктор презрительно. - Плевать я на них хотел.
- Напрасно. Вы о них не думаете, но они-то о вас думают. Вы
представьте себе на минутку, что вы нашего писателя довели-таки до
Круга... Ведь он же всех ненавидит, ведь у него идеал какой - пустая
зеленая земля, тишина и покой, кладбище... Я думаю, что он и сам это
понял. Поэтому он и остался...
Некоторое время они молчат. Виктор задумчиво сковыривает с себя
ошметки засохшей грязи.
- Нет, - говорит он. - Не знаешь ты людей, Филипп, поэтому и
философию разводишь. Он, конечно, может и придет к Золотому Кругу, чтобы
всю землю переделать, да ничего у него не выйдет, потому что на самом деле
на землю ему плевать, а нужна ему баба, водка нужна и денег побольше...
ну, в крайнем случае, чтобы у его начальника морда через пупок проросла...
Фанатизмы все эти, фюреры - откуда все это берется? Либо его бабы не
любят, либо желудок плохо варит и изо рта у него воняет, вот он и бесится.
Вот ты - зачем идешь?
Профессор криво усмехается.
- Н-ну, не ради баб, во всяком случае.
- Да я и сам знаю, что не ради баб. Научное что-нибудь? В экспедицию
тебя не взяли, вот ты и решил им всем доказать. И правильно. Правильно!
Понимаешь? Не мир переделывать пришел, а свои личные дела поправить,
открытие какое-нибудь сделать, чтобы все ахнули. Вот, мол, оказывается у
нас Филипп-то какой, дать ему мировую премию! Так?
- Ну, допустим...
- Да не допустим, а так это все и есть! Что я зря, что ли, в вашем
институте два года жалованье получал? Я вас всех как облупленных знаю...
Хочешь - скажу, что у тебя там в рюкзаке?
Профессор тщательно протирает единственное стекло своих очков.
- Ну, скажите, - произносит он, не поднимая лица.
- Приборы какие-нибудь! Анемометры, понимаешь, радиометры,
амперметры, вариометры... Вы же из-за них задавиться готовы. Стервятник
из-за золота, а вы из-за этих своих железок с циферблатами! Понаставишь
все это свое добро на Золотой Круг и начнешь показания снимать, и ничего
тебе кроме этого не надо... Ну, угадал? Потонуть ведь был готов, но не
бросил...
Профессор надевает очки и с вызовом смотрит на него.
- Угадали, но не совсем. Это экспресс-лаборатория. Автомат.
Виктор смеется, очень довольный.
- Ну, автомат. Какая разница? Телеметрия, значит, еще лучше.
Вернешься домой, натянешь белый халат, а оно тебе отсюда все само
передает... Так что ты мне тут не философствуй, старичок. Все мы человеки,
все мы одним миром мазаны. Ты, понимаешь, на Золотом Круге можешь счастья
человечеству пожелать, но Золотой-то Круг - он только СОКРОВЕННЫЕ желания
выполняет!
Они идут через кремнистую пустошь, направляясь к желтым отвалам
карьера, к задранному, красному от ржавчины ковшу экскаватора. Профессор
идет впереди. Он сильно прихрамывает и опирается на жердь.
Они стоят на краю карьера и смотрят вниз, и на грязных их лицах
мерцают желтые отблески от Золотого Круга.
Слева - пологий спуск в карьер, разбитый гусеницами и колесами
грузовиков. У начала спуска стоит, покосившись на груде выветрившейся
породы, экскаватор с задранным ковшом.
- Другого спуска нет, - говорит Виктор. - Здесь кругом "комариные
плеши" и всякая другая дрянь...
Профессор вытирает лицо дрожащей ладонью.
- А если попробовать с обрыва, на веревке?
- Я же тебе объясняю, чудак: нельзя. Верная смерть.
Они говорят тихо и даже как-то равнодушно - усталые, вымотанные
вконец люди, изнемогающие под беспощадным солнцем.
- А здесь - не верная?
- А здесь - пятьдесят на пятьдесят.
Профессор снова вытирает лицо и смотрит в сторону спуска. Широкая
дорога, избитая гусеницами и колесами грузовиков. Ничего страшного, ничего
угрожающего.
- А что здесь - огонь, ток?
- Не знаю, - говорит Виктор. - Знаю только, что первый проходит
пятьдесят на пятьдесят, а второй - на все сто.
- Это как там, в трубе?
- Примерно.
Профессор смотрит на Виктора.
- Значит, ты для этого меня и взял?
- Да.
Профессор отводит глаза и снова смотрит на спуск.
- А если я не пойду?
- Тогда я тебя убью, - спокойно говорит Виктор. Профессор криво
усмехается. - Тебя убью, - продолжает Виктор, - а экспресс-лабораторию
твою измельчу на кусочки. Это тебе мое слово.
Профессор медленно стягивает рюкзак и расстегивает клапан. Обнажается
верхняя часть массивного цилиндра, тускло отсвечивающего металлом на
солнце. Там нет ни циферблатов, ни шкал. Только диск наподобие телефонного
в центре верхнего днища.
Профессор медленно набирает четырехзначный номер. Раздается тихий
щелчок.
- Ну, положим, такую штуку на кусочки не измельчишь... - замечает он.
- Ничего, я уж постараюсь, - говорит Виктор. - Ты уж мне поверь. У
меня с собой, между прочим, на всякий случай динамитная шашка. Вот уж не
думал, не гадал, для какого дела она мне понадобится...
Профессор выпрямляется.
- Насчет пятьдесят на пятьдесят, - говорит он, - ты, конечно,
врешь...
Виктор мотает головой.
