еще один лениво вылизывает переднюю лапу, развалившись поодаль. Над
тростником, окаймляющим часть пруда, трепещут синими крыльями стрекозы.
- Рерих, - спокойно произносит Профессор. - Рерих-старший. Очень
красиво.
Виктор бросает на него короткий взгляд и поворачивает лицо к Антону.
Тот, весь подавшись вперед, с полуоткрытым ртом, завороженно и не
отрываясь впитывает в себя эту чудную картину. Потом он поворачивается к
Виктору - глаза у него совсем безумные.
- Что это? - спрашивает он. - Где это?
Виктор сплевывает.
- А черт его знает, - говорит он. - То ли где-то, то ли когда-то.
- Вы видели это раньше?
- Вот это - нет. Да картинки все время разные...
- Значит, это картинка...
- Н-ну, можно сказать и картинка... - уклончиво отвечает Виктор.
Взгляд его становится настороженным: теперь он смотрит только на
Антона. Тот бормочет, как в лихорадке:
- Как же так - картинка?.. Нет, врешь, врешь... Опять врешь... Это же
покой, тишина... тишина...
И тут Профессор, жалостливо поморщась, подбирает с мостовой
камушек...
- Стой! - яростно кричит Виктор.
Но уже поздно. Камушек, описав дугу, падает в воду в двух шагах от
девушки. Всплеск. Девушка поднимает голову, отводит волосы с прекрасного
лица. По гладкой воде расходятся круги. Девушка, слегка сведя брови, с
некоторым удивлением, но без всякого страха разглядывает грязных,
оборванных, закопченных людей и снова опускает голову. Мир "по ту сторону"
начинает таять, заволакиваться дымкой и исчезает. Впереди снова пустая
унылая улица с мертвыми домами.
Антон сидит на своем рюкзаке, бессильно уронив руки, и плачет. Виктор
поворачивается к Профессору и, злобно гримасничая, стучит себе костяшками
пальцев по лбу. Тот растерянно бормочет:
- Я думал, это мираж... Я был уверен...
- Уверен, уверен... - злобно повторяет Виктор. - Ты уверен, а он
теперь - видишь? Что с ним теперь делать?
Оба они смотрят на Антона. Антон молча плачет. Виктор вдруг дико
орет:
- Подъем!
Профессор вздрагивает и хватается за рюкзак, а Антон медленно
поднимает залитое слезами лицо к Виктору и говорит с отчаянием:
- Сволочь ты, не пустил меня туда... Чтоб ты сдох, гадина, чтоб ты
сгнил...
Виктор, тяжело вздохнув, с размаху бьет его по лицу. Антон кубарем
летит с рюкзака, но сейчас же поднимается. У него кровь на лице, но он
смотрит на Виктора по-прежнему с ненавистью.
- Бери рюкзак! - рычит Виктор. - Вперед!
- Не пойду.
Виктор бьет его в живот, по голове сверху, хватает за волосы,
распрямляет и хлещет по щекам.
- Пойдешь, пойдешь!.. - цедит он сквозь зубы.
Профессор пытается схватить его за руку, Виктор, не глядя, бьет его
локтем в нос, сшибает очки...
- Пойдешь, пойдешь... - бормочет он.
От последнего страшного удара Антон снова летит на землю и лежит,
скорчившись. Виктор, тяжело дыша, глядит на него сверху вниз, потуже
натягивает перчатки. Антон со стоном поднимается и садится, упираясь
руками в мостовую.
- Ну, очухался? - неожиданно мягко говорит Виктор. - Вставай, пойдем,
время идет...
Антон отрицательно мотает головой.
- Сгинешь здесь, дурачок, - мягко говорит Виктор.
- Это не твое дело, - отвечает Антон. Он вытирает лицо, смотрит на
ладонь. - Я тебе больше не верю, шеф, - спокойно говорит он. - Уходи с
богом. Профессор, вы ему не верьте. Он знаете зачем нас с собой взял?
- Догадываюсь, - говорит Профессор. Он нервно курит, руки его дрожат.
Одного стекла в его очках нет.
- Он нас взял, чтобы мы для него ходили через огонь, - говорит Антон.
- Мы для него отмычки, живые тральщики. Ты зачем нас взял, шеф, а?
Польстился на наши две сотни, уважаемый проводник? А?
Виктор присаживается напротив него, закуривает.
- Слушай, ты, - говорит он. - Это Зона. Здесь всегда так было и
всегда так будет. Ты пойми: если ты со мной пойдешь, то, может быть, и
вернешься живой. А если останешься, то верная смерть. Ты что же, надеешься
этого своего покоя дождаться? Не дождешься. Он, может быть, в следующий
раз только через сто лет снова появится...
- Не твое дело, - говорит Антон. - Дождусь.
- А может, и никогда не появится. А со мной пойдешь, будет тебе
Золотой Круг, проси все, что хочешь... Покой хочешь? Тишину? На тебе
тишину, на тебе покой...
Антон сплевывает тягучую слюну.
- Золотой Круг, говоришь? - медленно произносит он. - А почему это
Стервятник повесился, а, шеф?
- Стервятник-то здесь при чем? Ты ж не Стервятник!
- Нет, ты нам скажи: почему Стервятник повесился?
- Потому что сволочь он был, - резко говорит Виктор. - Убийца, дрянь!
Потому что он не за богатством к Золотому Кругу пошел, он за братом своим
пошел, а его жадность одолела...
- Ну?
- Что - ну? Он брата своего загубил единственного, мальчишку! Повел
его в Зону и подставил где-то... Ушел вдвоем, вернулся один. Его совесть
замучила. Он потом себя совсем потерял. Вот и пошел за братом, брата пошел
вернуть, а когда дошел, натура его поганая свое взяла... Ведь Золотой Круг
только одно желание выполняет. Дошел до него - получай награду, но только
одну. Еще чего-нибудь хочешь - снова иди... Он же дрянь был, понимаешь?
Дрянь!
- Понима-аю, - говорит Антон, нехорошо улыбаясь. - Это я все понимаю.
Тут и понимать нечего. А ты мне скажи, почему он повесился? Почему он
снова к Золотому Кругу не пошел? За братом. А?
- Этого я не знаю, - угрюмо говорит Виктор.
- А я знаю! - вкрадчиво произносит Антон. - И ты знаешь, только
признаться себе боишься...
Он рывком поднимается и оттаскивает свой рюкзак к стене ближайшего
дома.
- Уходите от меня к черту! - говорит он. - Я здесь остаюсь. Ждать
буду. Сто лет ждать буду. Сдохну здесь, а к вам не вернусь. Ничего там у
вас не осталось. Ни добра, ни любви, ни дружбы. Только подлость и гниль. Я
думал - вдохновенье. Я думал - шедевры. Профессор! Ничего этого нет!
Понимаете? Нет! Потому что писать - это мерзко. Я не могу больше. И не
хочу. Это постыдное, гнусное занятие, все равно что чирьи выдавливать
перед зеркалом! А они требуют: пиши, пиши еще, пиши! Ты обязан, ты
должен... Хватит. Сами теперь пишите. Я покоя хочу. Мне больше ничего не
надо. Покоя и свободы от сволочей! Уходите.
Виктор и Профессор, горбясь под тяжестью рюкзаков, медленно уходят
вдоль улицы. Антон смотрит им вслед. А может быть, и не им вслед. Может
быть, он ждет, что вот-вот снова появится мир покоя и тишины. И он видит,
заранее напрягаясь, как улица заволакивается дымкой, и он уже делает
судорожный шаг вперед, но тут в дымке возникают очертания чего-то совсем
другого: гигантские многоэтажные здания, отсвечивающие стеклом, потоки
машин, толпы спешащих пешеходов, вспыхивающие рекламы... И, уже не
дожидаясь, пока этот ненужный, ненавистный мир сформируется окончательно,
Антон поворачивается к своему рюкзаку. И замирает, увидев то, чего не
замечал раньше.
В десятке шагов у стены - груда каких-то лохмотьев, из-под которой
виднеются белые кости и жутко усмехается белый череп, и рядом -
полуистлевший ранец.
Тогда он торопливо расшнуровывает свой рюкзак и вытягивает из него
бутылку.
Виктор и Профессор идут по проселочной дороге. Поселок давно остался
позади. Дорога покрыта тончайшей пылью, при каждом шаге пыль взлетает и
некоторое время висит в неподвижном воздухе. Очень жарко, впереди над
дорогой ходят марева.
Справа вдоль дороги тянется ветхая полусгнившая изгородь, за
изгородью - поле, заросшее сильно засоренной пшеницей.
Потом они видят пролом в изгороди. И рубчатые следы гусениц,
протянувшиеся от пролома к дороге и дальше по дороге вперед.
- Ага, - произносит Виктор. - Вот они, значит, где прошли.
- Кто? - спрашивает Профессор.
- Эти, ваши... Ну, экспедиция от вашего института... Ну, ты должен
знать. Полгода назад они отправились и пропали...
Профессор останавливается.
- Милованович? - ошарашенно спрашивает он. - Группа Миловановича?
- Ну, это тебе виднее, чья это была группа, а я все думал: каким же
путем они шли и где сгинули? Теперь понятно... Ну, досюда они во всяком
случае дошли... Углубились. Ладно, посмотрим, где их пришлепнуло.
И они идут дальше по рубчатым следам гусениц.
Они стоят у развилки. Одна дорога идет вверх по склону пологого
холма, а другая огибает этот холм слева и пропадает за ним. Рубчатые следы
ушли по левой дороге.
- Вот досюда я в последний раз дошел, - с удовольствием говорит
Виктор. - Стою, как дурак, и не понимаю, что дальше делать. У Стервятника
на карте одна дорога, а здесь - две. Стою и не могу. Ни прямо не могу, ни
влево. Ну, а раз не могу, значит, нельзя. И повернул я оглобли.
- Милованович пошел влево, - нерешительно говорит Профессор.
- И сгинул! - подхватывает Виктор. - Значит, нам куда идти? Постой,
впереди пойду я. Не нравится мне этот холмик, все равно не нравится... С
вершины холма хорошо видно место, дальше которого не смогла пройти
экспедиция Миловановича. Это мост через глубокий овраг. Нижняя дорога
ведет через этот мост и скрывается за купами деревьев на другой стороне
оврага.
Профессор и Виктор смотрят туда, прикрывая глаза от солнца. На лице
Профессора выражение ужаса и горестного изумления, а на лице Виктора -
что-то вроде мрачного злорадства.
Группа Миловановича идет на трех гусеничных машинах. Передняя машина
- обычный военный бронетранспортер, остальные две - вездеходы,
оборудованные под походные лаборатории. Людей не видно, только из
командирского люка передней машины торчит, высунувшись по пояс, сам
Милованович - сухощавый пожилой человек в рубашке цвета хаки с засученными
рукавами, черный, горбоносый, с толстыми усами, которые, как у гайдука,
опускаются ниже подбородка.
Передняя машина подкатывает к мосту, Милованович оборачивается и,
подняв руку, подает водителю следующей машины какой-то знак пальцами.
Бронетранспортер вкатывается на мост, проходит его на малой скорости,
выбирается на противоположный берег оврага, и сейчас же на мост
выкатывается вторая машина, несущая над кузовом матово отсвечивающий белый
купол в несколько метров поперечником, а за ней следует третья машина с
огромным вращающимся локатором... Все три машины одна за другой бодро
бегут по дороге и словно растворяются в воздухе вместе с поднятой ими
пылью, а через мгновенье вновь одна за другой появляются на прежнем месте
перед мостом. Горбоносый, черный, как ворон, Милованович оборачивается и,
подняв руку, подает какой-то знак пальцами, машины, одна за другой,
перекатываются через мост, исчезают, подобно призракам, и вновь появляются
на прежнем месте перед мостом, и снова Милованович поднимает руку... и
снова, и снова, и снова.
- В петлю, значит, угодили, - произносит Виктор. - На Красной Горке
тоже такое местечко есть, Дикобраз туда вляпался, так уже десяток лет вот
так крутится...
- Бедняга Милованович... - горестно бормочет Профессор. - Какой
ученый был... какая судьба...
- Чего там судьба, - пренебрежительно возражает Виктор. - Зато они
всех нас переживут... Мы подохнем, дети наши помрут, а они так и будут
крутиться, и хоть бы хны... Они же там ничего не понимают и знать ничего
не знают... знай себе прутся через мост, и каждый раз это им в новинку...
Ну, нечего сопли распускать. Вперед!
Справа маслянисто-черное болото, слева маслянисто-черное болото. Они
идут по полусгнившей хлюпающей гати. Над болотом медленными волнами
