основательно принял внутрь. На столе имела место наполовину опорожненная
бутылка экспортной "Столичной" и всякие яства из стола заказов.
- Успокойся и не переживай, - продолжал Вайнгартен. - Икру мы не
тронули. Тебя ждали.
Мужчина, подбиравший осколки, поднялся. Это был рослый красавец с
норвежской бородкой и чуть обозначившимся брюшком. Он смущенно улыбался.
- Так-так-так! - произнес Малянов, вступая в кухню и чувствуя, как
сердце поднимается из желудка и становится на свое место. - Мой дом - моя
крепость, так это называется?
- Взятая штурмом, отец, взятая штурмом! - заорал Вайнгартен. -
Слушай, откуда у тебя такая водка? И жратва?
Малянов протянул руку красавцу, и он тоже протянул мне руку, но в ней
были зажаты осколки. Возникла маленькая приятная неловкость.
- Мы тут без вас нахозяйничали... - сказал он сконфуженно. - Это я
виноват...
- Чепуха, чепуха, вот сюда давайте, в ведро...
- Дядя - трус, - произнес вдруг мальчик отчетливо.
Малянов вздрогнул. И все тоже вздрогнули.
- Ну-ну, тише... - произнес красавец и как-то нерешительно погрозил
мальчику пальцем.
- Дитя! - сказал Вайнгартен. - Ведь тебе дали шоколад. Сиди и
харчись. Не встревай.
- Почему же это я трус? - спросил Малянов, усаживаясь. - Зачем это ты
меня обижаешь?
- А я тебя не обижаю, - возразил мальчик, разглядывая Малянова как
какое-то редкостное животное. - Я тебя назвал...
Между тем красавец освободился от осколков, вытер ладонь носовым
платком и протянул мне руку.
- Захар, - представился он.
Мы обменялись церемонным рукопожатием.
За дело, за дело! - хлопотливо произнес Вайнгартен, потирая руки. -
Тащи еще две рюмки...
- Слушайте, ребята, - сказал Малянов. - Я водку пить не буду.
- Вино пей, - согласился Вайнгартен. - Там у тебя еще две бутылки
белого...
- Нет, я лучше коньяку. Захар, достаньте там, пожалуйста, в
холодильнике, икру и масло... и вообще все, что там есть. Жрать хочется.
Малянов сходил в бар, взял коньяк и рюмки, показал язык креслу, в
котором давеча сидел Игорь Петрович, и вернулся к столу. Стол ломился от
яств. Наемся и напьюсь, подумал я с веселой яростью. Молодцы ребята, что
приехали...
Но все получилось не так, как я думал. Едва мы выпили и я принялся с
урчанием поедать гигантский бутерброд с икрой, как Вайнгартен совершенно
трезвым голосом сказал:
- А теперь, отец, рассказывай, что с тобой произошло.
Малянов поперхнулся.
- Откуда ты взял?..
- Вот что, - сказал Вайнгартен, переставши сиять как масляный блин. -
Нас здесь трое, и с каждым из нас кое-что произошло. Так что не стесняйся.
Что тебе сказал этот рыжий?
- Вечеровский?
- Да нет, при чем здесь Вечеровский? К тебе явился маленький
огненно-рыжий человечек в этаком удушливо-черном костюме. Что он тебе
сказал?
Малянов откусил от бутерброда сколько в рот влезло и принялся жевать,
не чувствуя вкуса. Все трое смотрели на него. Захар смотрел смущенно,
робко улыбаясь, то и дело отводя взгляд. Вайнгартен бешено выкатывал
глаза, готовясь заорать. А мальчишка, держа в руке обмусоленную шоколадную
плитку, весь так и подался к Малянову, словно хотел в рот ему вскочить.
- Ребята, - сказал Малянов наконец. - Какие там рыжие? Никакие рыжие
ко мне не приходили. У меня все было гораздо хуже.
- Ну, давай, давай, рассказывай, - нетерпеливо сказал Вайнгартен.
- Почему это я должен рассказывать? - возмутился Малянов. - Я из
этого никакого секрета не делаю, но чего ты тут передо мной разыгрываешь?
Сам рассказывай! Откуда, интересно, ты узнал, что со мной вообще что-то
случилось?
- Вот расскажи, а потом и я тебе расскажу, - упорно сказал
Вайнгартен. - И Захар расскажет.
- Вот вы и давайте оба и рассказывайте, - проговорил Малянов, нервно
намазывая себе новый бутерброд. - Вас двое, а я один...
- Ты рассказывай, - приказал вдруг мальчик, ткнув в сторону Малянова
пальцем.
- Тише, тише... - прошептал Захар, совсем застеснявшись.
Вайнгартен невесело хохотнул.
- Это ваш? - спросил Малянов Захара.
- Да вроде мой... - странно ответил Захар, отводя глаза.
- Его, его, - сказал Вайнгартен нетерпеливо. - Между прочим, это как
раз часть его рассказа. Ну, Митька, давай... не ломайся...
Совсем они сбили Малянова с панталыку. Он отложил бутерброд и стал
рассказывать. С самого начала, с телефонных звонков. Когда одну и ту же
страшную историю рассказываешь второй раз на протяжении каких-нибудь двух
часов, поневоле начинаешь обнаруживать в ней забавные стороны. Малянов и
сам заметил, как разошелся. Вайнгартен то и дело всхохатывал, обнажая
могучие желтоватые клыки, а Малянов прямо-таки целью жизни своей положил
заставить засмеяться красавца Захара, но это ему так и не удалось - Захар
только растерянно и почти жалобно улыбался. А когда Малянов дошел до
самоубийства Снегового, стало и вообще не до смеха.
- Врешь! - хрипло выдохнул Вайнгартен.
Малянов дернул плечом.
- За что купил... - сказал он. - А дверь у него опечатана, можешь
пойти посмотреть...
Некоторое время Вайнгартен молчал, постукивая по столу толстыми
пальцами и подрагивая в такт щеками, а потом вдруг с шумом поднялся, ни на
кого не глядя, протиснулся между Захаром и мальчиком и тяжело затопал вон.
Было слышно, как чмокнул замок, в квартиру потянуло щами.
- Охо-хо-хо-хо... - уныло произнес Захар.
И сейчас же мальчик протянул ему обмусоленную шоколадку и потребовал:
- Откуси!
Захар покорно откусил и стал жевать. Хлопнула дверь, Вайнгартен,
по-прежнему ни на кого не глядя, протиснулся на свое место и, плеснув себе
в рюмку водки, хрипло буркнул:
- Дальше...
- Что - дальше? Дальше я пошел к Вечеровскому... Эти хмыри ушли, и я
пошел... Вот только что вернулся.
- А рыжий? - спросил Вайнгартен нетерпеливо.
- Я же тебе говорю, ослиная твоя башка! Не было никаких рыжих!
Вайнгартен и Захар переглянулись.
- Ну, предположим, - сказал Вайнгартен. - А девица эта твоя...
Лидочка... Она тебе никаких предложений не делала?
- Н-ну... как тебе сказать... - Малянов неловко ухмыльнулся. - То
есть... если бы я по-настоящему захотел...
- Тьфу, болван! Да я не об этом!.. Ну, ладно. А следователь?
- Знаешь что, Валька, - сказал Малянов. - Я тебе все рассказал, как
было. Иди к черту! Честное слово, третий допрос за день...
- Валя, - нерешительно вмешался Захар, - а может быть, тут
действительно что-нибудь другое?
- Брось, отец! - Вайнгартен весь перекосился. - Как это - другое? У
него работа, работать не дают... Как это - другое? И потом, мне же его
назвали!..
- Кто это меня назвал? - спросил Малянов, предчувствуя новые
неприятности.
- Писать хочу, - ясным голосом объявил мальчик.
Все уставились на него. А он оглядел всех по очереди, сполз с
табурета и сказал Захару:
- Пойдем.
Захар виновато улыбнулся, сказал: "Ну, пойдем...", и они скрылись в
сортире. Было слышно, как они гонят рассевшегося в унитазе Каляма.
- Кто это меня назвал? - сказал Малянов Вайнгартену. - Что еще за
новости?
Вайнгартен, склонив голову, прислушался к тому, что происходит в
сортире.
- Во Губарь влип! - произнес он с каким-то печальным удовлетворением.
- Вот влип так влип!
Что-то вязко повернулось в мозгу у Малянова.
- Губарь?
- Ну да. Захар. Знаешь, сколько веревочке не виться...
Малянов вспомнил.
- Он ракетчик?
- Кто? Захар? - Вайнгартен удивился. - Да нет, вряд ли... Хотя
вообще-то он работает в каком-то ящике...
- Он не военный?
- Ну, знаешь ли, все ящики в той или иной...
- Я про Губаря спрашиваю.
- Да нет. Он - мастеровой, золотые руки. Блох мастерит с электронным
управлением... Но беда не в этом. Беда в том, что он - человек, который
бережно и обстоятельно относится к своим желаниям. Это его собственные
слова. Причем заметь, отец, это истинная правда..
Мальчик снова появился в кухне и вскарабкался на табурет. Захар вошел
следом. Малянов сказал ему:
- Захар, вы знаете, я забыл, а сейчас вот вспомнил... Ведь о вас
Снеговой спрашивал...
И тут Малянов впервые в жизни увидел, как человек белеет прямо на
глазах. То есть делается белым, буквально как бумага.
- Обо мне? - спросил Захар одними губами.
- Да вот... вчера вечером... - Малянов испугался. Такой реакции он
все-таки не ожидал.
- Ты что, его знал? - спросил Вайнгартен Захара негромко.
Захар молча помотал головой, полез за сигаретой, высыпал полпачки на
пол и принялся торопливо собирать просыпанное. Вайнгартен крякнул,
пробормотал: "Это дело надо того, отцы..." - и принялся разливать. И тут
мальчик сказал:
- Подумаешь! Это еще ничего не значит.
Малянов опять вздрогнул, а Захар распрямился и стал смотреть на сына
с какой-то надеждой, что ли.
- Это просто случайность, - продолжал мальчик. - Вы телефонную книгу
посмотрите, там этих Губарей штук восемь..."
11. "... Малянов знал с шестого класса. В седьмом они подружились и
просидели до конца школы за одной партой. Вайнгартен не менялся с годами,
он только увеличивался в размерах. Всегда он был веселый, толстый,
плотоядный, всегда он что-то коллекционировал - то марки, то монеты, то
почтовые штемпеля, то этикетки с бутылок. Один раз, уже ставши биологом,
он даже затеял коллекционировать экскременты, потому что Женька Сидорцев
привез ему из Антарктиды китовьи, а Саня Житнюк доставил из Пенджикента
человеческие, но не простые, а окаменевшие, девятого века. Вечно он
приставал к окружающим, требуя мелочь, - искал какие-то особенные медяки.
И вечно он хватал чужие письма, клянчил конверты с печатями.
И при всем при том дело свое он знал. У себя в ИЗРАНе он давно уже
был старшим, числился членом двадцати разнообразных комиссий, как союзных,
так и международных, постоянно шастал за рубеж на всякие конгрессы и
вообще был без пяти минут доктор. Из всех своих знакомых больше всего он
уважал Вечеровского, потому что Вечеровский был лауреат, а Валька до дрожи
мечтал стать лауреатом. Сто раз он рассказывал Малянову, как нацепит
медаль и пойдет в таком виде на свиданку. И всегда он был треплом.
Рассказывал он блестяще, самые обычные житейские события превращались у
него в драмы а-ля Грэм Грин. Или, скажем, Ле Карре. Но врал он, как это ни
странно, очень редко и ужасно смущался, когда на этом редком вранье его
ловили. Ирка его не любила, непонятно за что, тут была какая-то тайна.
Было у Малянова подозрение, что в молодые годы, когда Бобка еще не
родился, Вайнгартен пытался подбить ей клинья, ну и что-то у них там не
вышло. Вообще насчет клиньев он был мастак, но не какой-нибудь там сальный
или примитивно похотливый, а веселый, энергичный, заранее готовый как к
победам, так и к поражениям мастак. Для него каждая свиданка была
приключением, независимо от того, чем она кончалась. Светка, женщина
исключительно красивая, но склонная к меланхолии, давно махнула на него
рукой, тем более он в ней души не чаял и постоянно дрался из-за нее в
общественных местах. Он вообще любил подраться, ходить с ним в ресторан
было сущим наказанием... Словом, жил он ровно, весело, удачливо и без
каких-нибудь особых потрясений.
Странные события с ним начались, оказывается, еще две недели назад,
когда серия опытов, заложенная в прошлом году, стала вдруг давать
результаты совершенно неожиданного и даже сенсационного свойства ("Вы
этого, отцы, понять не можете, это связано с обратной транскриптазой, она
