- Лес страшен только мужчинам, - сказала беременная женщина. -
Потому что в лесу ничто не принадлежит им. Теперь ты стала нашей
подругой и лес принадлежит тебе...
- Есть, однако, воры, - сказала мать Навы, обнаруживая готовность
уточнять и спорить. - Вероятно, это самая опасная ошибка, но их
становится все меньше...
- А я видела воров, - сказала Нава. - Молчун бил их палкой, а
потом они гнались за нами, но мы убежали, мы очень быстро бежали,
прямо через болото, хорошо, что Колченог показал мне, где тропа, а то
нам бы не убежать. Молчун совсем из сил выбился, пока мы бежали, он
совсем плохо бегает... Молчун, ты не отставай, ты за нами иди!..
Да, подумал Атос. Иду, Иду за вами. Зачем? Он вдруг понял, что
Наву он потерял. И с этим ничего не поделаешь. Нава уходит к хозяевам,
а я остаюсь... Остаюсь противником? Почему, собственно, противником?
Какое мне до них дело? Какое-то дело есть... Что-то у них надо
узнать.. Нет, не то... Да, они держат в осаде деревню, значит, я
все-таки их противник... Тогда зачем я иду за ними? Провожать Наву? И
его охватила тоска. Прощай, Нава, подумал он.
Они вышли к развилке тропы, женщины свернули налево. К озеру. К
озеру с утопленницами. Они и есть утопленницы.
<Мы идем к озеру, да? - спрашивала Нава.- Вы там купаетесь?
Почему вы просто лежите, а не плаваете? Мы думали, что вы все утонули,
мы все время думали, что вас топят мертвяки...> Мать что-то отвечала
ей - Атос не расслышал. Они прошли мимо того места, где Атос ждал Наву
и ел землю. Это было очень давно, подумал Атос. Так же почти давно,
как База... Он едва шел, если бы по пятам не шел мертвяк, он,
наверное, бы отстал. Потом женщины остановились и посмотрели на него.
Кругом были тростники, земля под ногами была мокрая и топкая. Нава
что-то тарахтела, а женщины задумчиво смотрели на него. Тогда он
вспомнил.
- Как мне пройти на Базу? - спросил он. На их лицах изобразилось
изумление, и он понял, что говорит по-русски. Он сам удивился: он уже
не помнил, когда в последний раз говорил по-русски.
- Так мне пройти к Белым Скалам? - сказал он.
Беременная женщина сказала, усмехаясь:
- К Белым Скалам тебе не пройти. Ты сгинешь по дороге. Даже мы не
рискуем пересекать линию боев. Даже приближаться к ней...
- А ведь мы защищены, - добавила мать Навы. - Правда, там не
линия боев, конечно, а фронт борьбы за Разрыхление Почвы, но это не
меняет дело. Тебе не перейти. Да и зачем тебе переходить? Ты все равно
не сможешь подняться на Белые Скалы...
- Тебе не пройти линии боев между Западом и Востоком, - сказала
беременная женщина. - Ты утонешь, а если не утонешь, тебя съедят, а
если не съедят, то ты сгинешь заживо, а если не сгинешь заживо, то
попадешь в переработку и растворишься... Одним словом, тебе не
перейти. Но может быть, ты защищен? - В глазах ее появилось что-то
похожее на любопытство.
- Не ходи, Молчун, не ходи, - сказала Нава. - Зачем тебе уходить?
Оставайся с нами, в Городе! Ты ведь хотел в Город, вот это озеро и
есть Город, мне мама сказала, правда, мама?
- Твой Молчун здесь не останется, - сказала мать Навы. - Но и
фронт Разрыхления ему тоже не пересечь. Если бы я была на его месте -
забавно, подруга, я сейчас попытаюсь представить себя на его месте, на
месте мужчины с Белых Скал... Так вот, если бы я была на его месте, я
бы вернулась в деревню, из которой я так легкомысленно ушла, и ждала
бы там Одержания, потому что это неизбежно, и очередь его деревни
наступит, как прежде наступила очередь многих и многих других
деревень, таких же грязных и бессмысленных...
- Я тоже хочу вернуться с ним в деревню, - заявила вдруг Нава. -
Мне не нравится, как ты говоришь. Раньше ты так никогда не говорила...
- Ты просто ошибаешься,- спокойно сказала ей мать. - Может быть,
и я тоже когда-то ошибалась, хотя я этого не помню. Даже наверняка
ошибалась, пока не стала подругой...
Беременная женщина все смотрела на Атоса.
- Так, может быть, ты защищен? - повторила она.
- Я не понимаю, - сказал Атос.
- Значит, не защищен, - сказала женщина. - Это хорошо. Тебе не
надо ходить к Белым Скалам и тебе не надо возвращаться в деревню. Ты
останешься здесь...
- Да, с нами, - сказала Нава. - Я так и хотела, и вовсе я не
ошибаюсь. Когда я ошибаюсь, я всегда говорю, что ошибаюсь, правда,
Молчун?
Мать поймала ее за руку. Атос увидел, как вокруг материной головы
быстро сгустилось знакомое лиловое облачко. Глаза ее на мгновение
остекленели и закрылись. Потом она сказала:
- Пойдем, Нава, нас уже ждут.
- А Молчун? - спросила Нава.
- Ты же слышала, он остается здесь... В Городе ему совершенно
нечего делать.
- Но я хочу, чтобы он был со мной! Как ты не понимаешь, мама, он
же мой муж, мне дали его в мужья, и он уже давно мой муж...
Беременная женщина брезгливо скривилась. Мать Навы тоже.
- Не говори так больше, - сказала она. - Это нехорошее слово. Его
надо забыть. Впрочем, ты его забудешь... Мужчины подругам совсем не
нужны. Они никому не нужны. Они лишние. Они ошибка.
Атос невольно взглянул на беременную женщину. Та перехватила его
взгляд и засмеялась.
- Глупец, - сказала она. - Ты даже этого не понимаешь. Боюсь, что
я зря трачу на тебя время.
- Пойдем, Нава, - сказала мать. - Он останется здесь. Ну хорошо,
ты потом придешь к нему.
Она потащила Наву в тростники. Нава все оборачивалась и кричала:
- Ты не уходи, Молчун! Я скоро вернусь, ты не вздумай без меня
уходить, это будет нехорошо, пусть ты не мой муж, раз здесь так
нельзя, но я все равно твоя жена, я тебя выходила, и ты меня теперь
жди...
Он смотрел ей вслед, понимая, что больше никогда не увидит ее, а
если и увидит, то это будет уже не Нава, кивал, слабо махал рукой и
старался улыбаться. Они скрылись из виду, и остались только тростники,
потом Нава замолчала, послышался всплеск, и все стихло. Он проглотил
комок, застрявший в горле, и спросил:
- Что вы с нею сделаете?
- Тебе этого не понять, - пренебрежительно сказала беременная
женщина. - Ты - мужчина, и ты воображаешь, что ты нужен миру, а мир
вот уже столько лет великолепно обходится без мужчин... Но оставим
это, мне это неинтересно. Итак, ты не защищен. Иначе и не могло быть.
Что ты умеешь?
- Я ничего не умею, - вяло сказал Атос.
- Ты умеешь управлять живым?
- Умел когда-то, - сказал Атос.
- Прикажи этому дереву согнуться, - сказала женщина.
Атос посмотрел на дерево и пожал плечами.
- Хорошо, - сказала женщина терпеливо. - Тогда убей это дерево.
Тоже не можешь... Вызови воду. (Она сказала что-то другое, но Атос
понял ее именно так). Что же ты можешь? Что ты делал на своих Белых
Скалах?
- Я изучал лес, - сказал Атос.
- Ты лжешь, - возразила женщина. - Один человек не может изучать
лес, это все равно что считать травинки. Если ты не хочешь говорить
правду, то так и скажи...
- Я действительно изучал лес, - сказал Атос. - Я изучал... - он
замялся. - Я изучал самые маленькие существа в лесу. Те, которые не
видны простым глазом.
- Ты опять лжешь, - ровным голосом сказала женщина. - Невозможно
изучать то, что не видно глазом.
- Возможно, - сказал Атос. - Нужны только... - он опять замялся.
Микроскоп... линзы... приборы... Это не передать. - Если взять каплю
воды, - сказал он, - то имея нужные вещи, можно увидеть в ней тысячи
тысяч мелких животных...
- Для этого не нужно никаких вещей, - сказала женщина
нетерпеливо. - Вы там впали в распутство с вашими мертвыми вещами на
ваших Белых Скалах, вы потеряли умение видеть то, что видит в лесу
любой нормальный человек... Постой, ты говоришь о мелких или о
мельчайших? Может, ты говоришь о строителях всего?
- Может быть, - сказал Атос. - Я не понимаю тебя. Я говорю о
мелких животных, которые служат причинами болезней, которые могут
лечить, помогают готовить пищу и делать вещи... Я искал, как они
устроены здесь, на этой земле.
- Ты так давно ушел с этой земли, что уже забыл... -
саркастически сказала женщина. - Впрочем, ладно, я поняла, чем ты
занимаешься. И я поняла, что ты не имеешь над строителями никакой
власти... Любой деревенский дурак может больше, чем ты. Что же мне с
тобой делать? Что же мне с тобой сделать, раз уж ты пришел сюда?
- Я пойду, - сказал Атос устало. - Прощай.
- Нет, погоди, - сказала она. Атос ощутил раскаленные клещи,
сжавшие сзади его локти. Он рванулся, но это было бессмысленно.
Женщина размышляла вслух: - Они абсолютно ни на что не годны. Ловить
их для растворения - долго и бессмысленно, к тому же они дают плохую
плоть. И они почти ничего не умеют, даже эти умники с Белых Скал. Но
их довольно много, обидно оставлять их втуне. А почему я должна об
этом думать? Есть ночные работники, пусть они и думают... - Она
махнула рукой, повернулась и неторопливо, вперевалку, ушла в
тростники.
И тогда Атос почувствовал, что его поворачивают на тропинку.
Локти у него онемели и, казалось, обуглились. Он рванулся изо всех
сил, и тиски сжались крепче. Он не понимал, что с ним будет и куда его
отведут, но он вдруг вспомнил прошлую ночь, призраки Карла и Валентина
в черном квадрате низких дверей и отчаянные стонущие вопли боли. Тогда
он изловчился и ударил мертвяка ногой, ударил назад, вслепую, изо всех
сил. Нога его погрузилась в мягкое и горячее. Мертвяк хрюкнул и
ослабил хватку. Атос упал лицом в траву, вскочил, повернулся - мертвяк
уже снова шел на него, широко раскинув неимоверно длинные руки. Это
было страшно, и Атос закричал. Не было ничего под рукой, ни травобоя,
ни бродила, ни палки, ни камня. Топкая теплая земля разъезжалась под
ногами. Потом он вспомнил и сунул руку за пазуху, и когда мертвяк
навис над ним, он зажмурился, ударил его скальпелем куда-то между глаз
и, навалившись всем телом, протащил лезвие сверху вниз до земли и
упал.
Он лежал, прижимаясь щекой к траве, и глядел на мертвяка, а тот
стоял, шатаясь, медленно распахиваясь, как чемодан, по всей длине
белесого туловища, а потом оступился и рухнул на спину, заливая все
вокруг густой белой жидкостью. Он дернулся несколько раз и замер.
Тогда Атос встал и побрел прочь. По тропинке.
Он смутно помнил, что хотел кого-то здесь ждать, что-то хотел
узнать, что-то собирался сделать. Но теперь все это было неважно.
Важно было уйти подальше, хотя он сознавал, что никуда уйти не
удастся. Ни ему, ни многим, многим, многим другим.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Он проснулся, открыл глаза и уставился в низкий, покрытый
известковыми натеками потолок. По потолку опять шли муравьи. Справа
налево двигались нагруженные, слева направо шли порожняком. Месяц
назад было наоборот, и месяц назад была Нава. А больше ничего не
изменилось. Послезавтра мы уходим, подумал он.
За столом сидел старик и смотрел на него, ковыряя а ухе. Старик
окончательно отощал, глаза ввалились, зубов во рту совсем не осталось.
Наверное, он скоро умрет.
- Что же это ты, Молчун, - плаксиво сказал старик,- совсем у тебя
нечего есть, как у тебя Наву отняли, так у тебя и еды в доме больше не
бывает, говорил я тебе: не ходи, нельзя. Зачем ушел? Колченога
наслушался, а разве Колченог понимает, что можно, а что нельзя? И
Колченог этого не понимает, и отец Колченога такой же был, и дед его
такой же, и весь их Колченогов род такой был, вот они все и померли, и
Колченог обязательно помрет, никуда не денется... А может быть, у
