и дело приглаживая волосы на начинающей лысеть голове. Он постучал в дверь
адмиральской каюты.
- Разрешите войти, ваше превосходительство.
- Прошу. Рад вас видеть, хотя и с большим опозданием, - приветствовал его
Макаров,
- Мы немного увлеклись, а затем я так устал с дороги, что разрешил себе
небольшой отдых. Надеюсь, вы на меня не в претензии.
- Я хотел бы знать, ваше высочество, разрешили ли вы и другим офицерам
опоздать на эскадру?
- Право, не помню. Была какая-то кутерьма. Возможно, что ко мне
обращались с просьбой, и я взял на себя доложить об этом вам.
- Мне крайне прискорбно, ваше высочество, что в первый же день вашей
службы в моем штабе приходится говорить об этом. Но все же я должен
предупредить, что я не считаю вас вправе отменять мои приказания. Вы сами,
ваше высочество, если найдете нужным, можете в любое время находиться, где
вам заблагорассудится, но для всех остальных офицеров выполнение моих
приказов строго обязательно. Я приказал арестовать на трое суток всех
опоздавших сегодня к выходу эскадры.
- Мне кажется, вы слишком суровы, ваше превосходительство, тем более что
косвенной виной всего этого являюсь я. Прошу вас на этот раз не накладывать
на них взысканий.
- Если ваше высочество поручится мне, что впредь этого больше не будет, я
отменю приказание.
- Заверяю вас своим честным словом, что во все время моего пребывания
здесь это больше не повторится, - пылко проговорил князь.
- Черт бы побрал этого старого бардадыма! - выругался он, выйдя из
адмиральской каюты. - Сегодня ведь назначен в гарнизонном собрании ужин со
всем сухопутным начальством. Приготовишь мне через час парадный мундир! -
приказал он своему лакею. - Я съеду на берег.
Следующий день оказался днем рождения сестры великого князя Елены
Владимировны, потом подошли именины августейшей бабушки герцогини
Саксен-КобургГотской, затем еще кого-то, и вскоре Макаров убедился, что
главной причиной приезда князя в Артур была возможность предаваться здесь
кутежам без всяких стеснений. О какой бы то ни было службе он не хотел и
слышать.
Вызванный Макаровым для объяснения, князь заносчиво ответил, что он
достаточно взрослый, чтобы давать кому бы то ни было отчет о своих
действиях, и просил адмирала впредь его по пустякам не беспокоить. После
этого адмирал стал относиться к великому князю, как к гостю на эскадре, и
никаких служебных поручений ему не давал. Но великий князь продолжал
разворачиваться, вовлекая все больше офицеров в кутежи. Ежедневно десятками
рассылались именные приглашения на очередной семейный праздник у великого
князя, и под этим предлогом офицеры съезжали на берег.
Первым запротестовал против этого Эссен. Явившись к Макарову, он
предъявил адмиралу одну из пригласительных записок князя.
- Ваше превосходительство, прошу вас мне разъяснить, имею ли я право по
ней отпускать офицеров на берег сверх установленной вами нормы? - обратился
он к адмиралу.
- Поскольку это приглашение не согласовано со мной и носит строго личный
характер, то, конечно, с ним считаться нечего. Если данный офицер имеет
право ехать в этот день на берег, то он может воспользоваться этим
приглашением. Так я вас прошу и расценивать эти записки князя, - разъяснил
Макаров.
Вскоре с тем же вопросом обратился Грамматчиков и кое-кто из командиров
миноносцев. Командиры же прочих кораблей побоялись возбуждать столь
щекотливый вопрос перед командующим флотом.
Эссен и Грамматчиков немедленно же были вызваны к Кириллу Владимировичу.
Надев парадную форму, оба командира не замедлили явиться на "Петропавловск",
где находился великий князь. Кирилл Владимирович принял их, сидя за
письменным столом. Не поздоровавшись и не предложив сесть, он сразу
обрушился:
- Как по-вашему, приглашение ко мне является приказанием или нет? - задал
он вопрос.
- Смотря какой характер оно носит служебный или частный, - ответил Эссен.
- Зарубите себе на носу, капитан, что всегда, везде и всюду моя просьба
или приглашение является приказанием, выраженным в вежливой форме. Раз это
так, то вы не имеете никакого права задерживать приглашенных мною офицеров.
- В таком случае ваши приказания идут вразрез с распоряжением
командующего флотом, ваше высочество, - с достоинством возразил
Грамматчиков.
- Мне, как лицу императорской фамилии, адмирал не указ. Вас же я сумею
заставить выполнять мои приказания беспрекословно. Этакое безобразие! Этакая
распущенность! Не сметь больше задерживать приглашенных мною офицеров, иначе
и с вами расправлюсь так, что вы долго меня помнить будете. Ступайте! -
неистово кричал великий князь.
Выйдя от Кирилла Владимировича, Эссен и Грамматчиков направились к
Макарову и доложили ему о происшедшем.
- Я так служить не могу, ваше превосходительство, - волновался Эссен. -
Прошу списать меня в экипаж.
- Согласитесь, Николай Оттович, что выходка князя больше задевает меня,
чем вас, - успокаивал его адмирал. - Оказывается, не я, а великий князь
командует флотом. Сегодня же буду говорить об этом с ним и с Алексеевым.
- Меня за всю мою жизнь никто так не оскорблял. Если князь не извинится
передо мной, я немедленно подаю рапорт об отставке, - сумрачно заявил
Грамматчиков.
- Прошу вас, господа, успокоиться и обдумать свои дальнейшие шаги. Я буду
настаивать, чтобы князь сегодня же перед вами извинился, - обратился Макаров
к офицерам.
Те откланялись и вышли.
- Попросите ко мне великого князя, - приказал Макаров Дукельокому.
- В чем дело, адмирал? - спросил Кирилл Владимирович, входя в каюту.
- Вашу выходку по отношению Эссена и Грамматчикова я считаю безобразной и
предлагаю вам извиниться перед ними, - отчеканил Макаров.
- Они получили должное. Я, со своей стороны, считаю безобразием
неисполнение ими моих приказаний.
- Они вам не подчинены: пока что командую флотом я, а не вы.
- Дело идет не о командовании флотом, а о недопустимо пренебрежительном
отношении к моим приглашениям со стороны Эссена и Грамматчикова.
- Они поступили, согласуясь с моими приказами.
- Значит, надо ваши приказы или отменить вовсе, или изменить
соответствующим образом.
- С вами в спор я вступать не собираюсь, но настаиваю на вашем извинении
перед оскорбленными офицерами.
- А я не собираюсь извиняться и считаю, что этот вопрос исчерпан.
- Тогда я буду просить ваше императорское высочество подать рапорт об
увольнении из моего штаба.
- Навряд ли я удовлетворю вашу просьбу.
- Такой начальник морского отдела, как вы, мне не нужен, - уже повысил
голос Макаров. - Я сегодня же об этом телеграфирую наместнику и государю
императору.
- Напрасно вы так близко принимаете к сердцу такие пустяки, Степан
Осипович, - переменил тон князь, испугавшись широкой огласки инцидента. -
Если вы настаиваете, то, исключительно из уважения к вам, я готов написать
им пару примирительных слов. Большего, я надеюсь, вы и не будете требовать
от члена императорской фамилии.
- Вот перо и чернила, - показал на стол адмирал. - Прощу вас тут же
написать извинительные письма.
- Однако, адмирал, хватка у вас, я вижу, мертвая, - опять начал
раздражаться князь, - но раз я обещал написать, то свое слово сдержу.
Готово, - протянул он Макарову две коротенькие записки. - "Прошу на меня не
обижаться" - этого вполне для них достаточно.
Макаров не стал спорить и отпустил князя.
Вызвав Дукельского, адмирал приказал отправить записки князя. После этого
он стал диктовать флаг-офицеру длинную телеграмму наместнику, прося
немедленно убрать из Артура обоих великих князей.
- Телеграмму зашифруйте и срочно отправьте, - распорядился адмирал.
Наутро был получен ответ от Алексеева, в котором он обещал "пожурить"
великого князя и советовал Макарову "не обижать самолюбивого юношу". Макаров
понял, что ни у наместника, ни в Питере он поддержки не встретит. Однако он
не оставлял надежды так или иначе воздействовать на великого князя. Вызвав к
себе Верещагина, он спросил, скоро ли тот собирается вернуться в Петербург.
- Разве я надоел вам в Артуре, Степан Осипович? - улыбнулся художник.
- Не в этом дело, дорогой друг. Мне нужно отправить личное письмо
государю. Я хотел просить вас передать его из рук в руки. Иначе оно никогда
не дойдет до него.
- Если дойдет, то едва ли даст ожидаемый вами результат. Государь молод,
неопытен и находится полностью под влиянием придворной камарильи, к которой
принадлежит и Кирилл Владимирович. Ворон ворону, как известно, глаз не
выклюет!
- Вы лично расскажете, к чему ведет поведение князя. Если его не уберут
отсюда, я принужден буду сложить с себя командование.
- Не разрешат, Степан Осипович!
- Тогда я не остановлюсь перед высылкой князя из Артура. Пусть меня потом
разжалуют хоть в матросы!
- Да, положение у вас, Степан Осипович, очень трудное. Если хотите, я
завтра же выеду в Питер, - подумав, согласился Верещагин.
- Подождем с неделю еще, авось этому балбесу надоест безобразничать в
Артуре, и он сам уедет отсюда.
- Всю жизнь он занят только кутежами, и на это рассчитывать трудно. Вот
если бы Того устроил новую бомбардировку, мигом бы его высочество улетучился
отсюда. Великокняжеские нервы мало приспособлены к сильным ощущениям, -
усмехнулся Верещагин.
Макаров расхохотался.
- Остается только просить адмирала Того об этой дружеской услуге!
- Он прекрасно понимает, что великий князь является его союзником в общей
борьбе против вас. Поверьте, пока Кирилл в Артуре, ни одной крупной операции
против крепости японцами не будет предпринято.
В начале пасхальной недели на флагманском корабле состоялась
торжественная раздача Георгиевских крестов отличившимся в боях матросам. Со
всех судов эскадры к "Петропавловску" направлялись шлюпки, на которых
находились избранные самими матросами храбрейшие из храбрых, удостаиваемые
высшей воинской награды. Тут были и солидные боцманы, боцманматы с
традиционной серьгой в ухе и густо нафабренными усами, и совсем еще юные,
безусые матросики, всего несколько месяцев пробывшие на кораблях. На всех
лицах застыло выражение торжественной строгости и застенчивости. Они
тщательно оправляли одежду и бескозырки, стараясь придать себе возможно
более лихой и гордый вид. Шлюпки подходили к парадному трапу. Матросы быстро
поднимались на палубу и по кораблям выстраивались на шканцах броненосца.
Когда все собрались, к награждаемым подошел Макаров. Желая особенно
подчеркнуть торжественность происходящего, адмирал был в полной парадной
форме. Его сопровождал великий князь Кирилл Владимирович и все адмиралы
эскадры, тоже в парадной форме. Макаров поздоровался с матросами и вместе со
своей свитой неторопливо прошел по фронту. Некоторых он спрашивал, за что
представлен к награде, давно ли состоит на службе, где служил раньше...
Матросы отвечали громко, без смущения.
- На молитву, шапки долой! - скомандовал старший офицер.
Начался молебен. Матросы, истово крестясь, щурились под яркими лучами
весеннего солнца, брызнувшего из-за туч. Адмирал прикрывал рукою лысеющую
голову от дуновения свежего морского ветра. Хорошо слаженный хор певчих
старался вовсю. После возглашения многолетия царствующему дому, "боярину
Степану" и "всем православным воинам" священник окропил святой водой
матросов.
Раздалась команда: "Накройсь!"
Макаров обратился к награждаемым с речью:
- По единодушному выбору ваших товарищей вы признаны достойнейшими самой
высокой военной награды. Получив Георгиевский крест, вы явитесь гордостью
