следующему.
- Раны на обеих ногах, не может даже стоять. Кроме того, высокая
температура.
- Притворяется, мерзавец! В околотке и температура спадет, а набьют
морду, так он и совсем поправится. У этого что?
- Правая нога не сгибается, не может ходить.
- Пустяки, сейчас ногу выправим. - И Субботин изо всей силы согнул
больную ногу.
Солдат закричал от нестерпимой боли и потерял сознание.
- Ишь какой неженка! Привести в чувство и сегодня же выписать. В роте с
ним церемониться не станут.
- Вы... вы не человек, а бездушная приказная строка! - вся затряслась от
возмущения Варя. - Это бесчеловечно!
- Сегодня же увольте сестру, она слишком слабонервна для нашей работы, -
пожал плечами, уходя, Субботин.
- Это дочь генерала Белого, - тихонько проговорил
Протопопов.
- Что же вы мне сразу не сказали?! Переведите в операционные сестры, а то
нажалуется самой Вере Алексеевне, потом неприятностей не оберешься, -
ответил, уходя, Субботин.
- Опять вы, Варя, наскандалили, - укоризненно заметил Звонарев. - Нужно
освободить места для вновь поступающих с фронтов, вот он и старается.
- Заставь "умника" богу молиться, он и лоб расшибет.
Варя постепенно успокоилась. Сдав дежурство добровольной сестре, она
пошла одеваться. Затем Звонарев и Варя направились в Пушкинскую школу. Там
они застали Лелю Лобину, которая им рассказала о своем столкновении со
Стессельшей. Генеральша потребовала, чтобы учительница сделала ей реверанс,
она же ограничилась лишь поклоном.
- Меня приказано перевести в тифозный госпиталь на Тигровом полуострове.
- Ты добровольная сестра, а не крестовая, и можешь отказаться от такого
назначения. Я слышала, что у вас в школе вновь откроется госпиталь-филиал
Сводного. Попросись туда у Протопопова, он ведь большой добряк. Хочешь, я
сама завтра об этом поговорю с ним?
- Буду тебе только благодарна. Это меня вполне устроит. Вы куда
направляетесь? - справилась Леля.
- На Электрический Утес, - ответила Варя.
Взяв девушку под руку, Звонарев повел ее сначала на "Этажерку". Но
бульвар был весь исковеркан снарядами. И все же несколько пар, пользуясь
затишьем, разгуливали по еще сохранившимся аллеям. Около развалин ротонды
для музыки возились мальчишки-китайчата. В гавани, прижавшись к берегу,
прятались оставшиеся в Артуре суда. По мостовой шел отряд матросов, бодро
распевая:
Было дело под Артуром,
Дело скверное, друзья,
Тоги, Ноги, Камимура
Не давали нам житья.
- Плохи наши дела на фронте, - вздохнула Варя.
- Мало что осталось и от эскадры, - заметил Звонарев. - Не понимаю,
почему моряки сидят в Артуре, а не попытаются хотя бы по ночам поодиночке
прорваться в нейтральные порты.
- Папа говорит, что матросы и пушки нужны здесь. Без них крепость долго
не устоит.
Некогда оживленный район порта и доков теперь был пустынен. Откуда-то из
дальних цехов слабо доносились удары молота, взвизгивала пила, тяжело
перекатывался подъемный кран. Работа производилась почти исключительно
ночью: днем из-за обстрела вся жизнь в мастерских замирала.
Миновав доки, Звонарев с Варей свернули к Утесу. За Золотой горой
открывались безграничные просторы океана. На горизонте по-прежнему маячили
силуэты японских судов. Резкий холодный ветер покрыл все море белыми
гребешками волн. Варя поежилась.
- На душе становится грустно, когда видишь такую картину. В порту наши
искалеченные суда, в океанепустыня и на горизонте несколько японских
козявочек, а на сухом пути мрачные серые сопки с полуразрушенными фортами и
умирающими от тифа, цинги и дизентерии защитниками. Вместо города - сплошные
развалины да полуразрушенные госпитали, переполненные ранеными и больными,
которых нечем лечить.
- Ой, Варя, я умру с тоски, если вы еще продолжите перечисление всех
наших бед, - взмолился Звонарев. - Мы с вами молоды, здоровы, и у нас нет
никаких оснований быть такими пессимистами.
- Сегодня - да, а завтра - темно и страшно...
- О нем и будем говорить завтра, а пока... Ловите меня. - И Звонарев
бросился вперед, Варя за ним. Она вскоре нагнала прапорщика, но тот
увернулся и побежал обратно.
- Это не по правилам, надо бежать к Утесу, - совсем по-детски возмутилась
Варя, забыв о своих мрачных мыслях.
Так, дурачась и играя, они незаметно добрались до Утеса. Возбужденные,
раскрасневшиеся, веселые, они влетели в офицерский флигель. В столовой,
закутавшись в плед, сидел в качалке Жуковский. Он похудел, постарел.
Грустными глазами следил он за морем и временами тяжело вздыхал. Поднятый
Варей и Звонаревым шум заставил его обернуться.
- Здравствуйте, Николай Васильевич, как ваше здоровье? - присела а
реверансе Варя.
- Здравствуйте, здравствуйте, приятно посмотреть на вас с Сергеем
Владимировичем. Уж очень тоскливо на душе...
Оживление да лицах Вари - и Звонарева потускнело.
- Как заживают ваши раны, Николай Васильевич? - вздохнув, спросила
девушка.
- Раны-пустяки, цинга сводит в могилу. Все зубы шатаются. Никто из нас,
артиллеристов и стрелков, из Артура не уйдет. - ...Мы обречены на гибель,
как обречен Артур. Крепость рано или поздно будет взята, и едва лиг кто-либо
из нас переживет ее падение, - мрачно говорил капитан.
Вскоре в столовой к обеду собралось все население офицерского флигеля. Из
казарм пришли Катя Белая в Шура Назаренко с доктором Зориным. Появился
фатоватый мичман Любимов, за ним - Гудима. На хозяйском месте села Катж,
рядом с ней доктор и моряк, далее Шура с Гудимой, с одной стороны, и Варя с
Звонаревым - с другой. Жуковский поместился против Кати.
За едой говорили мало, стараясь избегать артурских тем.
С тех пор как Старый город подвергся усиленной бомбардировке, оттуда
стали переправлять наиболее ценные вещи на батареи приморского фронта. Таким
образом на Утес попали большой концертный рояль и пианино. Из всех
обитателей Утеса только Катя и Любимов умели играть на рояле. Теперь, по
общей просьбе. Ката села к роялю и: начала тихонько наигрывать различные
мотивы, которые успокаивали Жуковского. Шура Назареако стала вполголоса ей
подтягивать.
- Спойте, Шура, мою любимую, - попросил Жуковский.
Девушка запела. Капитан - грустно вторил;
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я.
- Эх, нет Бориса Дмитриевича, - вздохнул капитан. - У того всякое дело в
руках спорится, а запоет - заслушаешься. Жаль только - пьет сильно. Слыхал
я, что он всерьез жениться собирается?
- Это уж спрашивайте у Вари. Она в курсе всех дел батарей литеры Б и
Залитерной, а равно и Пушкинской школы, - заметила Катя.
- Оля Селенвна, верно, выйдет за него замуж. Она ему явно симпатизирует.
- Дай бог! Бросит пить, человеком станет, - проговорил Жуковский.
На следующий день, уже довольно поздно, Звонарева разбудил громкий стук в
дверь.
- Вставайте поскорее, соня вы этакий! Через четверть часа мы с вами
пойдем в Артиллерийский городок, - кричала Варя.
- Я никуда не собираюсь уходить с Утеса.
- Зато я ухожу, значит, вы должны меня проводить.
Как ни отнекивался Звонарев, но через полчаса все же шагал рядом с Варей
по береговой дороге. День был безветренный, солнечный. Из-за Золотой горы
почти беспрерывно слышались раскаты орудийной стрельбы и разрывы тяжелых
снарядов. Но со стороны моря все было тихо. В этот район японские снаряды не
долетали, поэтому на опустевших батареях появлялись новые, наспех
построенные небольшие домики и землянки. Возле них копошились люди, висело
белье, с лаем бегали собаки. Звонарев и Варя с удивлением оглядывались
вокруг.
- Пожалуй, сюда скоро переедет половина Старого города и здесь откроются
лавки и магазины, - заметила Варя.
- Вы можете только радоваться этому - совсем рядом с Артиллерийским
городком.
- Мама и так все время ворчит, что я много трачу денег, а они у меня идут
только на раненых. На себя же я ничего не расходую.
- Я ваш неоплатный должник. Варя. Сейчас в Управлении получу жалованье за
два последних месяца, что-то рублей семьсот со всякими накидками и
прибавками, и передам их вам.
- У меня еще остались ваши деньги. Поэтому я возьму не более ста рублей,
а на остальные вы можете чтонибудь подарить вашей ненаглядной Ривочке,
Надтоше теперь...
- Слушайте, Варя, давайте поговорим серьезно...
- Я и так не шучу, - насторожилась Варя.
- Выходите-ка за меня замуж, - одним духом выпалил Звонарев.
- Вы с ума сошли! Да разве так делают предложение порядочной девушке! Вы
должны стать передо мной на одно колено и оказать: "Я вас безумно люблю,
сделайте меня счастливым на всю жизнь, будьте моей женой, - наставительным
тоном проговорила Варя. - Тогда я еще подумаю, что мне вам ответить.
Звонарев захохотал так, что девушка сначала удивленно посмотрела на него,
а затем, обидевшись, набросилась на него:
- Замолчите сейчас же, противный, или я никогда с вами не буду говорить!
- Ох, уморили вы меня, Варя! Сегодня же всем расскажу, как вам надо
делать предложение.
- Попробуйте только! Я сразу же объявлю вас врунишкой.
Несколько шагов прошли молча.
- Вы это серьезно? - недоверчиво посмотрела на Звонарева Варя. -
Повторите все при маме, тогда поверю.
Мария Фоминична встретила дочь попреками:
- На минуту заглянуть домой у тебя нет времени, а с кавалерами проводишь
целые дни.
- Он, мамочка, не кавалер, а хочет стать моим женихом.
- Вы, Сергей Владимирович, не смейтесь над нашей дурочкой. Она ведь все
за правду принимает.
- Я самым серьезным образом...
- Ох, что-то вы меня надуваете, гадкий! Говорит - с серьезными
намерениями, а сам смеется, - опять с сомнением посмотрела на прапорщика
девушка. При этом она имела такой недоверчивый комичный вид, что Звонарев
громко расхохотался.
- Не верь, мама, этому врунишке. Он только смеется надо мной.
Девушка выбежала из комнаты.
- Беда с ней! - вздохнула Мария Фоминична. - Как трава растет, совсем от
рук отбилась; что в голову вступит - то вынь да положь. Не время сейчас о
женихах думать, да и молода она еще. Вы не обижайтесь, Сергей Владимирович,
что я так прямо высказываю свое мнение.
Звонарев смущенно молчал, почтительно слушая.
Сильный взрыв поблизости отвлек их внимание. Начался очередной обстрел
Старого города. В порту загорелись цистерны с маслом, и огромные клубы
черного дыма заволокли весь Старый город. Японцы еще усилили бомбардировку.
На фоне пожара то и дело появлялись взблески разрывов и белые дымки
шрапнели. К месту пожара торопливо направилась команда моряков, поскакала
городская пожарная команда в блестящих медных касках.
- Нечего тебе сегодня в госпиталь идти, Варя, - решила Мария Фоминична.
Звонарев отправился в Управление артиллерии за деньгами. Там было почти
пусто: два-три писаря, телефонист, легкораненый, с рукою на перевязи,
адъютант, поручик запаса Азаров и несколько чиновников. Старший казначей
Иван Кирович, участник севастопольской обороны, кряхтя и кашляя, возился
около денежного ящика. Поздоровавшись с Азаровым, Звонарев справился, как
это он умудрился быть раненым, сидя в Управлении артиллерии.
- Вы же нашего генерала знаете: дня не проходит, чтобы он вместе с
Кондратенко не побывал на фортах или батареях, и я с ними. Недавно на
Куропаткинском люнете нас чуть не подстрелили японцы. У генерала пулей
сорвало погон, а меня ранило в правую руку и бок да при бомбардировке
поцарапало камнями.
Завязался общий разговор.
- Сколько еще, по-вашему, продержится Артур? - спросил казначей
