- Хорошо вам, гошподин прапорщик, коль ваша невешта каждый день ваш
навещает, - обернулся к нему генерал.
- Мадемуазель Белая всего лишь моя хорошая знакомая.
- Которая целует ваш в темноте, когда вы шпите.
Звонарев вспыхнул.
- Когда это было?
- Шпрошите у нее, пушть она шама вам рашшкажет, - мое дело шторона.
Так прапорщик больше ничего и не добился от упрямого старика.
К вечеру погода прояснилась, выглянуло солнышко, и совсем по-летнему
потянуло теплом с моря. Поджидая обычного визита Вари, Звонарев сидел около
штабного блиндажа и наблюдал, как по всем дорогам тянулись к фортам кухни,
водовозы, маленькие рикши с носилками.
На закате солнца Капитоныч вынес из блиндажа табуретку, поставил на нее
окладной образ, постелил на землю коврик и пошел доложить Надеину.
Вскоре из блиндажа вышел генерал с непокрытой головой, в одном сюртуке,
но с неизменным образом на груди. Он стал на коврик и перекрестился на все
четыре стороны. Его высокая фигура с длинной седой бородой и густыми
всклокоченными волосами четко вырисовывалась на фоне вечернего неба.
Оглянувшись вокруг, Надеин опустился на колени. Воздев кверху руки, он
громким голосом начал читать молитвы.
Завидя молящегося генерала, десятка два солдат подошли к нему и, обнажив
головы, гоже стали на колени. Постепенно число их увеличивалось, и вскоре
вокруг Надеина образовалась толпа.
Звонарев с удивлением издали наблюдал за этим своеобразным богослужением
Солдаты, крестясь и вздыхая, медленно расходились, совсем как в церкви после
вечерни или обедни.
Стоявшие поодаль матросы десантной роты с "Пересвета" иронически
поглядывали на это моление, перебрасываясь между собой шутками.
- Ишь колдует дедок! Только не пойму, к добру это или нет?
- Ворожит, чтобы японские пули да снаряды никого из солдат не убивали,
вроде как бы заговаривает весь артурский гарнизон.
- Жаль, его с нами не было в бою двадцать восьмого июля. Околдовал бы он
адмирала Тогова, чтобы у ого глаза позастилало. Сидели бы сейчас во
Владивостоке да с русскими бабочками прохлаждались...
Вскоре появилась Варя и увела Звонарева в блиндаж обедать.
В конце обеда Звонарева неожиданно вызвали к начальнику артиллерии
Восточного фронта обороны полковнику Мехмандарову. Варя пошла с ним.
Мехмандаров, пожилой мужчина, с лицом, заросшим по самые глаза густой
черной бородой, сквозь которую проступал большой горбатый нос, с недоумением
посмотрел на появившуюся перед ним парочку.
- Мне нужен прапорщик Звонарев, а не его жена.
- Да он мне совсем и не муж, только знакомый, - несколько смутилась
девушка.
- Сейчас сообщили, что на батарее литеры Б одиннадцатндюймовый снаряд
попал в офицерский каземат...
- И Жуковский убит? - в ужасе воскликнула
Варя.
- Никто не убит! Все живы, только ранены Жуковский и Гудима. На батарее
не осталось ни одного офицера...
- ...И вы хотите послать туда Сереж... Сергея Владимировича? Но он совсем
больной и едва стоит на ногах!
- Ва! - досадливо сморщился Мехмандаров. - Если он болен, то от вашего
присутствия, сударыня. Без вас он совсем здоровый, ходил сегодня на третий
форт. Но посылать его на литеру Б я не собираюсь. Он еще чином не вышел
командовать такой батареей. Туда отправится высокий поручик, что на
Залитерной...
- Борейко, - подсказал Звонарев.
- Он самый, а вас направим на Залитерную. Там осталось всего две пушки,
так что и офицер не нужен, но, поскольку вы контужены, пробудете там с
неделю и отдохнете. Только чтобы вы, сударыня, туда не смели показывать и
носа, иначе прапорщик никогда не поправится... - И полковник громко
захохотал.
- Когда прикажете отправиться на Залитерную? - спросил Звонарев.
- Чем скорей, тем лучше.
Распрощавшись с Варей, прапорщик шагал по дороге к Залитерной. Стояла
темная, но теплая ночь. С моря дул мягкий, влажный ветер. На безоблачном
небе сверкали звезды Навстречу Звонареву шли роты моряков.
Прошло добрых полтора часа, пока Звонарев наконец добрался до Залитерной.
Борейко там уже не оказалось. Он ушел на батарею литеры Б, захватив с собою
половину солдат. За старшего на батарее остался Ярцев, который уже выписался
из госпиталя.
Звонарев был удивлен переменой, происшедшей с ним. Сказочник пополнел,
был чисто выбрит, аккуратно одет, щеголял в новой рубахе и до блеска
начищенных сапогах. При виде прапорщика физиономия Ярцева расплылась в
широчайшую улыбку.
- Мы вас, вашбродь, совсем уже похоронили. Поручик даже в помин вашей
души стакан водки выпили, хоть последнее время на нее и смотреть не хотели.
- Тебе женитьба, видать, пошла впрок! Где Харитина-то?
- На кухне с бельем возится. Сейчас я ее пришлю.
- Подожди, расскажи, что случилось с командиром и Гудимой?
- Бомба попала в каземат, капитана ранило в голову, спину и ноги, а
штабс-капитану повредило правою руку и бок. Их отправили на Утес, - на
квартиру.
- А Шура уцелела?
- Ее в те поры в казематов не было, потому и осталась невредима, уехала
тоже на Утес; а Мельникова поручик забрали на "литербу", у нас же за фершала
осталась Харитина. - И солдат прыснул со смеху.
- Чего ты хохочешь?
- Наши канониры все к ней пошли с разной хворобой, кто что выдумал, а она
давай их лечить... ухватом! Живо все поправились! - опять закатился Ярцев.
- И тебя поди она им угощает под сердитую руку?
- Никак нет. Она меня уважает как мужа и свое бабье место знает, - с
достоинством проговорил сказочник.
В дверь постучали. Вошла Харитина. Она была в женском платье, с платком
на стриженой голове.
- Здравствуйте, Сергей Владимирович, с прибытием вас! - певучим голосом
приветствовала она Звонарева. - Не откушаете ли чайку со свежими шанежками?
Только сейчас испекла. Мы как раз садимся за стол. Пойдем-ка, Егор Иванович,
- обратилась она к мужу.
- И я с вами отужинаю, - поднялся Звонарев.
- Милости просим, - радушно и просто, по-хозяйски пригласила Харитина.
Вернувшись в блиндаж, Звонарев позвонил по телефону Борейко.
- Здорово! Жив еще курилка? - спросил поручик. - Николай Васильевич,
бедняга, сильно пострадал, к тому же он еще не совсем поправился после
дизентерии, может и, не вытянуть. Гудима отделался легкими ранениями,
отправился больше отдыхать, чем лечиться. Завтра приходи сюда, есть
кое-какие дела. Стах кланяется. Его вчера ранило в четвертый раз, но легко,
и он остался в строю.
В предрассветном сумраке замелькали первые вспышки выстрелов японских
батарей. Интенсивность огня возрастала с каждой минутой, вскоре грохот сотен
орудий слился в один протяжный гул. Снаряды сплошной лавиной обрушились на
русские позиции от батареи литеры Б до укрепления номер три. Бомбы,
шрапнели, сегментные снаряды, бризантные гранаты всех калибров дождем падали
на Залитерную.
- Японец штурм готовит, вашбродь, - сообщил Звонареву Ярцев.
Один из снарядов разорвался близко от блиндажа, и осколки забарабанили в
дверь. Застегиваясь на ходу, Звонарев выскочил наружу. Батарея казалась
вымершей, солдаты попрятались. Облако дыма и пыли, не расходясь, стояло над
Залитерной.
Прапорщик поспешил нырнуть обратно в блиндаж и попытался по телефону
вызвать батарею литеры Б, чтобы узнать обстановку на фронте, но провода были
перебиты, и Залитерная оказалась отрезанной. Звонарев понял, что, несмотря
на этот смертоносный вихрь, ему нужно идти посмотреть, что делается на линии
Китайской стенки.
- Дай-ка мне бинокль; с наблюдательного пункта, вероятно, хорошо видно
наше и японское расположение, - обернулся он к Ярцеву.
- Вы бы, Сергей Владимирович, малость обождали, может, стрельба утихнет,
- посоветовал солдат.
- Тогда будет поздно, японцы успеют, чего доброго, и до нас добраться,
как в августе. Прикажи всем, даже Зайцу и Белоногову, приготовить винтовки,
чтобы было чем встретить японцев, если они прорвутся на батарею, -
распорядился Звонарев, выходя из блиндажа, и направился к наблюдательному
пункту. Те немногие минуты, которые были нужны для преодоления этого
пространства, показались прапорщику вечностью. Не прошел он и десяти шагов,
как взрывной волной сбило у него фуражку с головы, засыпало глаза пылью,
осколком порвало шинель. Оглохший от взрывов, ослепленный пылью и дымом, он
с трудом нашел наблюдательный пункт. Там находился Юркин, который от ужаса
забился в дальний угол блиндажа и взглянул на прапорщика, как на привидение.
- Здравствуй! Труса, что ли, празднуешь? - спросил Звонарев.
- Здравия желаю, ваше благородие. Попервах думал, что мне попритчилось,
что вы живой сюда пришли, - вскочил на ноги солдат.
- Что видно впереди? - подошел прапорщик к смотровой прорези и стал
смотреть на развернувшуюся перед ним панораму.
Батарея литеры Б, Китайская стенка, Куропаткинский люнет и форт номер
двенадцать чуть проступали сквозь пелену дыма и пыли. На батарее литеры Б то
и дело вспыхивали красные языки выстрелов. Борейко из всех уцелевших еще
орудий отбивался от наседавших японцев. Все остальные батареи первой линии
были приведены к молчанию.
Зато батареи берегового фронта и броненосцы перекидным огнем громили
японцев. Когда дым и пыль относились ветром в сторону, Звонарев мог
разглядеть большие разрушения на фортах и Кшайской стенке.
Вдруг над Куропаткинским люнетом взвился огромный столб черного дыма, и
вслед за тем долетел тяжелый грохот взрыва. Прапорщик понял, что взлетел на
воздух пороховой погреб.
Не успел дым от взрыва разойтись, как японцы кинулись на штурм люнета.
Впереди бежали с флагами в руках офицеры, и не прошло и минуты, как белые
флаги с красными кругами посередине взвились над павшим укреплением.
- Пропал люнет, - испуганно проговорил Юркин.
- Отобьем, японцев там совсем немного. Беги на батарею и прикажи
обстрелять цель помер пять, уменьшив прицел на шесть делений, - распорядился
прапорщик.
Телефонист перекрестился и побежал на батарею.
Вскоре с Залитерной прогремело несколько выстрелов, и белые комочки
шрапнелей появились над Куропаткинским люнетом. Японцы поспешили спрятаться.
Подоспевшая рота моряков снова заняла люнет.
После полудня стрельба временно ослабела. Звонарев пошел на батарею.
Несмотря на сильный обстрел, Залитерная пострадала сравнительно немного. Дав
указания об исправлении разрушений, прапорщик направился к Борейко, чтобы
договориться о дальнейших совместных действиях. Поручика он нашел на
перевязочном пункте. Мельников на скорую руку перевязывал его раненый бок.
- Малость зацепило осколком, приходится дырку зашивать, - небрежным тоном
проговорил Борейко, но по бледности лица и лихорадочно горящим глазам
прапорщик понял, что его друг сильно страдает и едва переносит боль.
- Перевязывай поскорее народ, я сейчас пришлю всем раненым водки, -
проговорил поручик, выходя из каземата.
На батарее по-прежнему то и дело рвались снаряды; солдаты попрятались по
казематам.
- Здорово нам сегодня досталось. Семеро убито да человек пятнадцать
ранено, в том числе все взводные; но они все остались в строю, - сообщил
Борейко.
Звонарев договорился, что всемерно будет поддерживать батарею литеры Б
своим огнем,
- Бей на малых прицелах, не бойся влепить нам шрапнель в спину. Это
лучше, чем пропустить японца, - предупреждал поручик.
- Японец в атаку идет, - влетел в офицерский каземат Жиганов.
- По местам, к орудиям! - заорал Борейко, выбегая на батарею. - Лети к
себе и не зевай, - напутствовал он Звонарева.
На батарее поднялась суматоха, подносили снаряды к орудиям, торопливо
заряжали пушки, на брустверах между орудий прилаживали пулеметы. Борейко,
