Вероятно, ты сам узнаешь, чем должен стать человек, но произойдет это не
скоро. Хотя, строго говоря, невозможно заранее предполагать действия того,
кто не существует. А в эту глушь мы забрались, по секрету скажу, лишь для
того, чтобы запутать следы. Это нужно для тебя, ведь свой конец я уже знаю
наверняка. Но... в-общем, когда я помру, ты попытайся сделать то, что должен
был сделать я. Не знаю, что из этого выйдет. Могу лишь сказать, что, начиная
с этого момента, жизнь у нас с тобой будет, мягко говоря, неспокойная..."
И, как в доказательство его слов, деревянная крыша хижины рухнула под
тяжестью... свалившегося на нее с дерева орангутанга, не рассчитавшего, как
видно, прыжок с ветки на ветку, смертельно перепугавшегося и под наш общий
хохот унесшегося в гущу сплетения лиан...
Когда мы вернулись из Африки, наша квартира была опечатана. Нас
разыскивали за неуплату налогов, подозрительный образ жизни и уйму всяких
мелких выдуманных преступленьиц. Мир шел к своему концу семимильными шагами.
А, впрочем, что мы знаем!..."
Феб взглянул на Сааха долгим взглядом и снова увидел тот свет,
струившийся из двух колодцев черных глаз...
- Конкретно, я сейчас знаю одно, - сказал Саах, глядя вперед, - что нас
пытаются остановить некие формы, если верить обстоятельствам, не являющиеся
людьми. Ты видишь?
Феб встрепенулся, пронзил тьму молнией взора, сжал баранку:
- Это слишком... слишком разумно для них. Такое я встречаю впервые.
Впереди поперек дороги были навалены разбитые автомобили, бревна,
какие-то ящики; вокруг этой баррикады вяло копошились фигуры в серых одеждах
полицейских. Они увидели свет фар, но не отпрянули во тьму, а замерли все до
одного и, казалось, ждали.
- О, да! И обЦехать никак. - Феб дернул руль вправо, влево, глянул на
Сааха, подобравшегося, как леопард для прыжка, стиснул зубы и нажал на
тормоз...
Они вынеслись из дверей и, бросив машину, кинулись к зданиям, черневшим
неподалеку. Полицейские равнодушно проводили их взглядами и, внезапно
напрягшись, понеслись за ними.
"Потрясающе разумные действия, - думал про себя Феб, работая ногами. -
Видимо, эта "тварь" использует теперь избирательный распад, оставляя тела
нетронутыми, уничтожая лишь ум и волю, и затем пользуясь ими; так ей даже не
нужно сгущаться... О, ч-черт!"
- Саах, сюда! - отрывисто крикнул он и завернул за огромный ангар,
черневший на фоне звезд. Сердце норовило выскочить из груди. "Да, хватит ли
нам сил до рассвета?" - Феб не знал. Все это напоминало псовую охоту на
зайцев. И тут где-то сзади взревел мотор, заставив волосы Феба встать дыбом:
"Этого не хватало! Теперь они на колесах, а мы на своих двоих. Возможно
ли!.."
Им оставалось теперь только прятаться в закоулках между цехами и
ангарами. Но... сидеть на месте - это смерть. Попасться на глаза серым
убийцам, перебегая с места на место, тоже. Пеленой страха заволакивало мозг,
сила покидала тело. Вокруг рыскали неживые фигуры, выискивая две своих
жертвы. Круг сужался. Ловушка?.. И тот и другой одновременно почувствовали
всем телом, всем сознанием серую паутину, тихо опустившуюся на разгоряченные
лбы, на плечи и ниже...
...Саах шел по золотому лугу, рядом шагал Феб. Густой, терпкий,
медвяный воздух, напоенный расплавленным золотом, вливался в легкие. Где-то
вдали звучал колокол на низкой ноте: бум-м... бум-м... Саах остановился,
присел, разглядывая венчик невиданного цветка, распростершего в тишине
чудные лепестки.
- Смотри, - сказал он Фебу, - видишь? Это покой, и весь мир здесь. Вот,
он говорит с тобой, это как протяженность, как молчание, литое и живое.
Феб присел, придвинулся. Венчик тихо покачивался, пребывая в
неподвижности, в сознании себя.
- Видишь? - Саах чуть наклонил другой цветок. - Здесь то же. Это взгляд
без глаз, улыбка без лица, она смеется над миллионами лет, которые мы
выдумали. Одни называют это Богом, другие Сознанием, Абсолютом, Нирваной,
Матерью... - говорил Саах, или цветок, или шелест дальнего леса на краю
луга, или небо в солнечных лучах. Что глаголило? И глаголило ли? Замерев,
все плыло вдаль, к своему завершению.
- Саах, я здесь... и я дома, я вижу свою мать, стоящую на дороге и
улыбающуюся... и я там где... где нет ничего, кроме всего... - Феб замолчал,
встал, задрал голову к небу.
- Да, ты и там тоже. И везде. Ты понимаешь? - Саах молчал, лилась
бесшумная речь. Шуршал муравей среди трав, пылали колоссальные шары звезд в
гигантской дали, и великолепные просторы были схвачены одним общим вечным
взглядом. Взглядом всех в одном. Саах глядел на Феба:
- Ты везде, не требуется передвижения на ногах и колесах. Вот,
травинка, и в ней весь мир. Смотри, он даже светится.
Феб всмотрелся. Они были и там тоже, где-то между жилками, двуногие,
маленькие, прозрачные и щурящиеся от солнца, Саах чуть меньше, Феб чуть
больше. Все неслось к своему пределу славы...
... Саах поднял голову, огляделся. Светало. Рядом, ровно дыша, лежал
Феб, весь в грязи и копоти, тут же, прямо на земле. Возле дымились останки
обгоревшего грузовика, чуть поодаль распахнутой пастью зияли ворота ангара с
небольшим самолетом внутри. Феб пошевелился, открыл глаза, увидел Сааха,
вскочил и стал озираться:
- Что? Где мы? Почему не в машине? О!.. - он вспомнил кошмарную ночь,
погоню... луг, цветы. - Саах, почему мы живы? И вообще!.. Ничего не понимаю!
Цветы...
Саах пожал плечами, неподвижно глядя в пространство, ежась от утренней
свежести. Сгорбившись, он пребывал взглядом неизмеримо далеко, за вечностью.
- Если желаешь вспомнить все, как было, прежде всего аннулируй себя, - Саах
повернулся к нему, - хочешь, попробуем? Стань светом жажды чистоты. Мать нас
понесет.
Феб сел рядом. Живое пространство стало ими, они увидели двух маленьких
существ в ночи, прячущихся между ангарами от толпы серых убийц. Две фигурки
перебежали от цеха к стоящему рядом грузовику:
- Саах, есть у тебя пояс, платок, что-нибудь длинное? - крикнул один из
них другому и, не дожидаясь ответа, сорвал с шеи шарф, просунул в отверстие
бензобака полосу ткани, мгновенно пропитавшуюся бензином. Он действовал
быстро и хладнокровно. Чиркнул спичкой, бросил огонек на конец шарфа, и оба
они бросились на землю, не увидев, как вспыхнула ткань, как пламя охватило
бензобак, проникло внутрь...
Грохот, обЦятый огнем грузовик, отпрянувшая тьма, отступающие фигуры
полицейских.
- А теперь быстро в ангар за магнием!
Они побежали в ближний ангар, распахнули его и стали ломать попавшимися
под руку отрезками труб самолетное шасси, а куски магниевого сплава,
отлетающие в стороны, собирать и кидать в гигантский костер. Магний плавился
и горел, испуская ярчайший белый свет. Время от времени кто-нибудь из них
брал с помощью лопаты кусок горящего металла и подбрасывал его высоко вверх.
Падая на землю, эти куски бесшумно взрывались, освещая местность на двести
метров вокруг, и становилось на мгновение светло, как днем. Бешеная битва со
смертью, схватка жизни с тьмой; они работали без остановки, две закопченные,
грязные, измученные фигуры. И, когда первые признаки рассвета возвестили о
наступлении дня, оба они без сил повалились на землю и забылись тяжелым
бессознательным сном...
... Живое пространство растворилось в тишине, выделив две пары глаз на
фоне алеющего горизонта: одни растерянные, другие - никакие, прикованные к
кровавой полосе на востоке. И вот первый луч солнца озарил мир, весело
штопая вселенскую дыру и заращивая пустоту своим телом.
- Ты видел? Странно. Это, как кошмарный сон. - Феб встал, направился к
машине, оставленной на шоссе. - И кого благодарить за все это, то ли солнце,
то ли бедный грузовик, пожертвовавший собой...
- Мать...
- Что?..
Саах не ответил. Они принялись за работу. Через пять минут в баррикаде
зиял проход, они сели в машину, тронулись с места и, легко набирая скорость,
покинули пустынную территорию военного завода - этого коллективного склепа
нескольких сотен человек - военных и стражей порядка. Саах устроился
поудобнее, склонил голову и к чему-то прислушивался. Феб весело крутил
баранку:
- Знаешь, это ночное происшествие напомнило случай, происшедший однажды
со мной и Марком. Нас разыскивали, везде пестрели афиши. Мне приписали
какие-то политические дела, с Марком было еще хуже, что-то там насчет
убийства. Но он относился к этому с большим юмором, и часто был слышен его
смех, когда он читал невесть откуда взявшиеся газеты с описанием то наших с
ним похорон, то поимки, то воскрешения или побега. Мы скрывались, и все же
нас доставали то тут, то там. Для него, похоже, это была просто игра. Как-то
мы ночевали в порту.
- Готовься к беспокойной ночи, салага, - посмеивался Марк, - которую я
пережил еще двадцать лет назад в лесной хижине.
Он был прав, нас там накрыли, и пришлось удирать через старые баржи,
стоящие на приколе. И там произошла интересная вещь. Мы оказались в тупике.
Где-то близко слышались хлопки выстрелов и крики. Впереди, за бортом старой
баржи - вода, по сторонам - стены, позади - погоня. Он невозмутимо и, как
мне показалось, совсем уж не к месту, начал что-то вроде лекции, произнося
слова медленно, четко, с веселой искринкой в глазах:
- И так, путь один - вперед.
- Но там вода! Нас пристрелят тут же...
- О'кей, что будет, если ты нырнешь и задержишься под водой на полчаса?
- Я утону...
- Это твоя установка. Испокон веков твоему телу внушалось это. Оно
привыкло. Человек плавает со времени становления своего человеком, но
плавает на поверхности. Пора и вглубь! Но всегда внушалось, что там -
смерть. Избавься от этой установки.
Он пристально, немного насмешливо глядел мне в глаза, совершая какой-то
процесс. Да, бесспорное ощущение, что он что-то творил, глядя в меня.
- Начнем сначала, - сказал он, голоса слышались все ближе, но он был
спокоен, - что будет, если ты нырнешь и задержишься на полчаса?
- Ну, наверное, я захочу... дышать, воздуха не будет, я захлебнусь...
(Боже, скорей, надо что-то делать).
- Жизнь не нуждается ни в воздухе, ни в пище, ни еще бы то ни было в
чем. Жизнь вездесуща и безусловна. То, что ты умрешь - твоя установка,
избавься от нее. Повторим еще раз... Что будет, если ты нырнешь и
задержишься на полчаса под водой?..
Он смотрел не мигая, спокойно и прозрачно. Я вспомнил этот взгляд. Это
взгляд изнутри твоего самого дорогого существа, он говорит тебе, этот
взгляд: "Нет ничего, что невозможно. По крайней мере, сейчас. Все
относительно, а следовательно - возможно".
Он смотрел и говорил: "Все возможно, а тем более то, о чем я говорю, не
будь ослом, милый, ну же!" Я глянул за борт, в бездну.
Послышался топот, и из-за угла вынырнули несколько военных. Увидев нас,
они повели скотскими лицами в нашу сторону удивительно по-собачьи и ринулись
к нам. Я взглянул на него и наткнулся на его спокойный, прозрачно-мягкий
взгляд, как на спасение в кругу врагов.
- "В воду. Прыгай в воду", - сказал он. Я уже был готов, но тело еще
было ватным. Он спихнул меня за борт, мы нырнули. Вслед нам стреляли, пули
шлепались в воду, но мы были далеко, вне досягаемости, мы дышали, дышали под
водой. Мы стали ими, стали!" - Феб говорил взволнованно, он повернулся к
Сааху. - Понимаешь, мы стали, стали..!"
Он увидел вдруг мирно спящего человека на соседнем сиденье, замолчал,
сконфузился и всю оставшуюся часть пути вел машину молча, изредка
посмеиваясь над своей незадачливостью... Какое сокровище вез он в своей
побитой легковушке! Человеческую жизнь! Еще одну в числе многих. Он вдруг
