до города. Телега, покачнувшись, остановилась, мужлан полупьяного вида
свесился, бросил поводья, слез с телеги и, подойдя к Сааху, грубо буркнул:
"Десять". Саах медленно развернулся и посмотрел на мужлана. Тот задышал
нерешительностью, но, оглянувшись по сторонам, напрягся и сказал более
внятно: "Десять". - ему хотелось набить морду этому хилому юноше, но он
сдерживался.
- Ты взял с нас плату еще вначале пути. - и, не дожидаясь ответа, Саах
выгрузил вещи и помог сойти Йу, своей жене и Нат, ее подруге. Мужлан вырос у
него перед носом, в бешенстве вращая глазами. Саах внимательно удивленно
взглянул на него снизу вверх, всмотрелся пристальнее, осторожно отодвинул
его за плечи со своего пути, взял вещи и с обоими женщинами прошел в здание
гостиницы, - грязную деревянную избу, - предоставив вознице стоять и
сверлить взглядом их спины, пока они не скрылись за дверьми. Спокойствием
силы веяло от этих непонятных людей, от этого худого парня, не боявшегося в
такие времена путешествовать с двумя женщинами. Мужик был в бешенстве. Он
вскочил в телегу, хлестнул вожжами коня и, заорав что-то похабное, унесся по
лесной дороге в чащу. Между избой и флигелем, на месте их разговора, остался
кусочек пространства непробиваемой цементированной тишины.
- Здесь нет заведующего, нет управляющего.
- Но хоть расписание движения автобусов есть?
Женщина лениво скользнула по Сааху и его спутницам взглядом:
- Вы что, с Луны свалились?..
- С Солнца...
- ...какое расписание! Придет, так придет, а нет, так ждите до завтра.
Не одни вы такие. Хотя,.. такие, как вы, всегда везде одни. Эй, постойте, -
крикнула она вслед удаляющейся тройке, - во флигеле располагайтесь, там чище
и вообще... поспокойнее. - Последнее слово она произнесла тихо, с
ностальгической ноткой в голосе.
Они расположились во флигеле. Место было смурное, личности вокруг
непонятные. Это не мешало дроздам на кустах ольхи распевать во все горло.
Что за люди ютились на полустанке, было не разобрать под слоем черной
грязи, покрывавшей все лица, постройки и, казалось, даже воздух вокруг.
Кто-то так же, как и Саах, мечтал попасть в город, кто-то просто нагло жил в
избах вокруг, не спросясь разрешения, кто-то...
Саах сидел у окна, неподвижный, как статуя. Но даже в статуе есть
скрытое движение. Неподвижность его шла из глубины веков, седых
напластований, того, что было до нас. Эта неподвижность, застывшая,
вспученная, может быть, первая волна жизни на Земле, грозная и архаичная,
чуждая в своей слепоте всему на свете, проходила через то, что люди называли
Саахом, через прозрачный, неподвижный футляр без стен, яйцо без скорлупы,
уплывала, вибрируя, за горизонт и соединялась где-то выше с ликующим в своем
безмолвном неистовстве океаном Радости, в котором вселенная была пузырьком
пены, рожденным взором Сущего. Все это было схвачено мгновенной вечной
секундой в момент наивысшего порыва и обездвижено, запечатлено в своем
многообразном движении. Губы его шевелились беззвучно. даже Йу со своим
тонким слухом не смогла бы разобрать ни слова; язык Сааха, повинуясь воле,
ткал загадочную вязь: "...о, Мать, Мать, я не прошу переживаний, озарений.
Делай этот инструмент готовым, рушь его, строй, тряси, заполняй. Ты знаешь
все! Я не буду просить могущества, потворствуя Сааху, но помоги мне
избавиться от себя, забери меня от меня. Он - твой, как и я весь. Путь
долог, но, как надо, так пусть и будет. Отдаюсь тебе, раскрываюсь..." Свет в
его глазах ушел на дно зрачков, но неподвижность, облако тишины вокруг
существа его остались.
Нат слегка коснулась его запястья, он повернул голову:
- Который час?
- Два... Здесь можно пообедать.
Йу подняла голову от книги, встретив взгляд Сааха, улыбнулась и,
захлопнув книгу, встала. Втроем они вышли.
Закусочная освещена была скромными десятиваттками. Некая демоница в
белом колпаке раздавала тарелки с пищей. Вареные бычьи сердца, истекающие
жиром, наваленные на полуметровые подносы, сочные пельмени в кулак
величиной, толстые ломти розовой ветчины, куски свиной печенки. Все было
аппетитно, страстно и сочно. Стоял низкий гул голосов, жара и дым от
папирос. Шла "заправка" перед беспокойной ночью. Когда они вошли, еж толпы
ощетинился стрелами алчных взглядов, пожиравших плоть двух незнакомых
женщин, лишь разжигавшую страсти от кажущейся неприступности обеих жертв.
Просто шагая, за Йу вошел Саах. Неподвижный взгляд его останавливался на
каждом лице лишь на секунду, глаза в ответ наливались кровью и...
опускались, не в силах стерпеть. "Мощь власти чистоты заставит возрастить
цветы, не будь тех буйно в рост стремящихся игл мрака, на коих нежный взгляд
отточит силу воплотить мечты... Доколе грязью пачкать меч?! - сказал бы Рем
на все это.
Саах взял себе большую тарелку пельменей, уселся за стойку, и, уплетая
их один за другим, впитывал события. Его черный бездонный взгляд время от
времени встречался с пылающим пронзительным взглядом поварихи, и она томно
опускала глаза, краснея от приливающей страсти. Как ее тянуло к нему!.. Саах
равнодушно скользил взглядом поверх голов... Он задыхался. Кусок не лез в
горло, изголодавшееся тело отказывалось принимать пищу. Он посмотрел в упор
на Йу и Нат. От первой веяло чистотой, любовью и свежестью, от второй -
силой, поддержкой и простотой. Всех троих окружало нечто, как будто
отдалявшее их за миллионы миль отсюда на берег лазурного моря... Кто-то,
протискиваясь в толпе мимо них, случайно задел Сааха под руку, и стакан вина
из его пальцев кувыркнулся на пол, рассыпавшись осколками в красной луже.
Звона почти не было слышно из-за шума голосов, выкриков и взрывов смеха. Они
расплатились и вышли. Стоянка автобусов пустовала, как и с утра. Неизвестно,
ходили ли они вообще из города на эту станцию. Неизвестно, существовал ли
сам город. Людям было хорошо здесь. Они, подобно дроздам, не думали о
завтрашнем дне, наслаждаясь текущим мгновением, отдаваясь похоти, грабежу
приезжих, еде и сну. Время остановилось в небытии, нарушаемом лишь чьей-то
смертью в результате сумрачной пьяной поножовщины... Они ушли в лес и,
облюбовав поляну, сели под березой. Мир станции вмиг ушел в нереальность,
как сон, который надо забыть. Солнце было почти в зените.
- Помнишь, - спросила Нат Сааха, - эту вещь, которая начиналась
"...музыка окутывала Сайна, обволакивала теплым покрывалом и несла в далекие
миры..."? Где это было?
- Вот здесь, - показал Саах на грудь, - в первом слое...
Йу блуждала взглядом вокруг, выхватывая из пространства предметы,
погружаясь в них; четко прослеживаемые формы вдруг как будто проявляли
прозрачность и раскрывались, оставаясь теми же. Тут она подняла глаза к небу
и застыла, уйдя ввысь. Саах вспомнил, как они шли по этому бескрайнему лесу
три недели, полагаясь только на интуитивное чувство направления, не думая ни
о погоде, ни о пище, ни о натруженных ногах. Это было частью их опыта. Это
было, как путь, который не существовал. Который возникал прямо у них под
ногами. Может быть, в будущем узнают о результатах и все станет проще. Но
первопроходцам всегда труднее всего...
Солнце зашло. Повинуясь обстоятельствам, они вернулись к избам. Йу и
Нат уединились во флигеле, задернув занавески, а Саах пошел к гостинице. Там
играли в карты. Он подсел к игрокам и вошел в игру, глядя черным взглядом
сквозь стол, соседей по игре, стены и потолок в (как казалось мужикам)
бездну мрака и ужаса. Спокойное выражение ни разу не покидало его лица, и...
это был напряженный поиск.
- ...и вот бывают странные люди, - отчетливо слышал Саах голос одного
из игроков, - вот, например, вроде тебя, парень. Вышел из лесу, с двумя
бабами, почти налегке...
- ...ну, и что же здесь особенного? - спросил он мужика мягким, почти
женственным голосом, заставившим того запнуться. Что-то произошло.
Собеседник был поражен. Он не мог оторваться от двух черных дыр, на дне
которых копошились черви, а в самой глубине горел маленький огонек свечи.
Два глаза приближались все ближе, и вот они поглотили мужика и понесли на
огонек. Это было бы восхитительным, чудесным, но путь был прегражден мерзкой
трясиной, кишащей червями и гадами, в которую он стремительно несся.
- Не надо!!! - крикнул мужик одними губами. Саах отвернулся и стал
сдавать карты.
- Кто ты? - едва прошептал этот грубый мужчина, только сейчас
почувствовавший, казалось, какую-то потерю. Потерю "нечто", ушедшего еще в
детстве и вот сейчас на миг вернувшегося к нему, чтобы... возможно больше не
возвратиться никогда.
- Кто ты? - шептали губы.
- "Я? Зеркало", - тихо ответил Саах. - "Для тебя, по крайней мере".
Все это продолжалось долю секунды, никто ничего не слышал, а если бы и
слышал, то не понял бы ни грамма...
Ночь вступала в права, неся море новых желаний, мыслей, импульсов.
Человек всегда, подобно марионетке, отдается на волю этого потока,
растворяясь в том, что, в-общем-то, должен преобразовать, и сам править
этим, не позволяя безволию окутать себя... Но мир, он ведь не хотел
меняться.
"Мать, что не можем мы, можешь ты..." - Саах сидел на полу. Игроки ушли
предаваться веселью, но по меньшей мере несколько из них сегодня будут не
так жадно искать обЦятий женщины, тоскуя по обЦятиям того, что есть мы сами
внутри, в реальности, что есть человек на самом деле. Саах называл это
"сеять". Сегодня он опять "сеял" после месячного перерыва. "Да, нынче по
крайней мере несколько мужиков пожалеют о содеянном". Саах не сознавал, как
близко он был к истине, думая таким образом.
Что-то должно произойти, иначе откуда такой прилив сил. Тело всегда
чувствовало, знало о том, что предстоит, раньше ума, и накануне решительных
действий переполнялось энергией, как бы предполагая ее растрату. Саах поднял
голову, встал, спустился вниз.
Пьяные люди сидели, лежали, ходили в большом зале. Напряжение у него в
теле нарастало. В воздухе бродили неясные ощущения, неосознанные желания.
Людям нужен был толчок. Он был дан какой-то парочкой, уже вступившей в
интимную связь. Все глаза загорелись, все мышцы напряглись, а руки стали
жадно искать тел. Облако неподвижности окутывало Сааха, белое облако
прозрачной и твердой, как алмаз, силы. Чудо было здесь, но мир не хотел
меняться, а сделать Это помимо его желания было равносильно катаклизму. Он
сел в углу на пол. Раздались крики, ввалились с десяток-полтора людей со
скотскими лицами, свечи в дырах глаз погасли, зашевелились черви. Были
слышны крики женщин, переходящих из рук в руки по кругу. Слышались страстные
стоны, плач, смех. Вид оргии был нереален, как будто все состояло из пепла.
Саах резко встал, огляделся, в несколько прыжков пересек комнату, вырвался
через двери на улицу и... В окнах флигеля горел свет. Саах был теперь просто
человеком. Через двери банда мужиков вытаскивала из флигеля Йу и Нат. Огонь
застлал глаза Сааха, перед взором закружились вспышки красного света. Он
оказался в толпе, сокрушил ударом челюсть одного, разбил головой нос другого
и упал, отброшенный ударом сапога в висок. Несколько ножей сверкнуло над
ним, и чей-то голос посоветовал ему убираться, пока жив... Это должно было
быть, но как, Саах не знал. Он встал и увидел стальную стену, ощетинившуюся
ножами. Подошел к завалинке, взял лопату и врубился в эту стену, в середине
которой горели два прекрасных цветка - белый ландыш и красный мак. Он рубил
не уставая, живая стена понемногу рушилась, издавая стоны и хрипы; последние
