гордились таким сходством. Я вам расскажу, чтобы он не остался для вас
просто деревянным болваном, обязанным выполнять приказы. Фамилия его
Джонс. Всю жизнь он мечтал стать проповедником слова божьего. Он верил,
что припадки насылает на него Дух Святой, испытуя для какого - то
божественного служения. Однажды, когда он стоял на перекрестке двух
улиц и взывал к жителям Лондона, его схватили городские стражники.
Судья признал его бродягой и сослал на острова. Отбыв свой срок, Джонс
стал пиратом, чтобы не умереть с голоду. Как - то при дележке добычи
ему досталась рабыня, испанка с примесью негритянской крови. Он женился
на ней, чтобы спасти ее доброе имя. Он не знал, что спасать было уже
нечего. Видите ли, сэр, его жена оказалась католичкой. Когда он дома,
она запрещает ему читать Библию. И знаете, сэр, он от души верит, что
воровка - судьба ограбила его, не дала ему преуспеть. Не так, как
понимаем это слово мы, но на ниве господней по особому божьему
соизволению. Он воображает, будто мог стать протестантским Савонаролой.
- Но его припадки, - сказал Генри Морган. - Его отвратительные
припадки.. Я сам видел.
И снова юноша засмеялся.
- Припадки? А! Так припадки - это же дар избранным... родовое
наследство.
- И ты думаешь, он способен чувствовать?
- Да, возможно. Вспомните, он женился, чтобы спасти ее доброе имя,
и не расстался с ней, когда узнал, какое это имя! И вот увидите, при
разделе добычи он смущенно попросит какое - нибудь распятие. И привезет
ей в подарок распятие из Панамы. Нет, вы только подумайте! Он же
сектант из сектантов. Для него нательные кресты и распятия -
кощунственная мерзость!
III
Вперед, вперед к Панаме тащились флибустьеры. Они ели кожу и
горькие корешки, крыс, мышей, змей, обезьян. Щеки их превратились в
глубокие впадины под скулами, глаза блестели жаром лихорадки. От
недавнего их одушевления не осталось и следа. Идти вперед их заставляла
лишь вера в непогрешимость своего капитана: Морган не мог потерпеть
неудачи, потому что еще никогда не терпел неудач. Уж конечно, у него
есть план, который набьет их карманы золотом Нового Света! А слово
"золото", хотя и утратило реальный смысл, было сильнее слова "голод".
На восьмое утро вернулся разведчик и доложил капитану Моргану:
- Дорога преграждена, сэр. Они насыпали поперек нее невысокий
земляной вал и поставили на нем пушки.
Раздалась команда, голова извивающейся колонны свернула влево и
начала прогрызать путь сквозь густой подлесок. К вечеру они вышли на
вершину небольшого круглого холма и увидели внизу прямо перед собой
Панаму, купающуюся в золотом сиянии западного солнца. И каждый заглянул
в глаза соседа, проверяя, что узрел не бредовое видение, явившееся ему
одному.
Кто - то замер над самым склоном, испустил безумный вопль, и
внезапно его товарищи увидели, что он стремительно бежит вниз, на ходу
вытаскивая саблю из ножен. В лощине под ними паслось стадо, брошенное
там каким то бестолковым испанцем. Мгновение спустя все четырнадцать
сотен пиратов ринулись туда. Они рубили коров саблями, кололи шпагами,
вонзали ножи в перепуганных животных. И скоро, очень скоро по бородам
изголодавшихся людей заструилась свежая кровь, и красные капли обагрили
их рубашки. В этот вечер они объелись до беспамятства.
Но в предрассветной мгле пиратские разведчики уже рыскали по
равнине, как волки - оборотни. Они подобрались к самым стенам города и
пересчитали солдат перед воротами.
А на ранней заре капитан Морган разбудил своих людей и созвал их,
чтобы сообщить план сражения. Генри Морган хорошо изучил души
флибустьеров. Он завладел их рассудком, подготовил его для битвы. Он
воззвал к их страху:
- Назад до устья реки, где ждут корабли, девять дней пути - девять
дней и никакой провизии. До кораблей вам не добраться, даже если вы
просто сбежите. А Панама - вот она. Пока вы храпели, как боровы,
разведчики занимались делом. Перед городом стоят четыре тысячи солдат с
кавалерией на флангах. Это не крестьяне, вооружившиеся мушкетами и
ножами, но обученные солдаты в алых мундирах. И это еще не все. На вас
выпустят быков - на вас, охотников!
Ответом ему был смех. Многие из них долго жили в зарослях, охотясь
на одичавший скот.
Капитан разжег их алчность.
- В городе столько золота и драгоценных камней, что немыслимо
сосчитать. Если мы одержим победу, все вы до единого станете богачами.
Воззвал он и к их голоду:
- Подумайте о тушах на вертелах, о бочках вина в погребах, о
пудингах с душистыми приправами!
И к похоти:
- В городе полно рабынь, да и других женщин там тысячи, бог
свидетель! Ждет вас только одна помеха - слишком трудно будет сделать
выбор - столько их попадет к нам в руки. И не чумазых крестьянок, а
знатных дам, привыкших нежиться на шелковых простынях. Как с непривычки
почувствуют себя ваши грубые шкуры в таких постелях!
И в заключение - потому что он знал о них все - дошла очередь до
их тщеславия.
- Имена тех, кто примет участие в этой битве, высоко поднимутся по
ступеням истории! Ведь это не грабительский поход, но достославная
война. Представьте себе, что жители Тортуги будут указывать на каждого
из вас, говоря: "Этот человек брал Панаму! Этот человек герой, и он
богач!" Подумайте, как будут бегать за вами женщины Гоава, когда вы
вернетесь домой. Вот перед вами Золотая Чаша. Побежите ли вы? Многие
сложат сегодня головы на поле брани, но те, кто останется жив, унесут
золотую Панаму к себе домой в карманах и кошельках.
Раздались хриплые крики одобрения. Французы посылали Генри Моргану
воздушные поцелуи, карибы что - то бормотали и закатывали глаза,
голландские обжоры тупо смотрели на белый город.
- Еще одно, - сказал капитан. - Враги выстраиваются в линию, или я
ничего не знаю об испанских офицерах. Они любят покрасоваться.
Стреляйте в их центр, все разом, а когда центр дрогнет, атакуйте и
прорвите его.
Они двинулись на равнину, как черная туча, - впереди двести лучших
стрелков, остальные за ними.
Дон Хуан, губернатор Панамы, выстроил своих вымуштрованных
пехотинцев в длинную линию, каждую роту в две ровные шеренги. Он
оглядел рваный строй противника с брезгливым презрением. И с почти
веселой улыбкой дал сигнал.
На равнину вылетела испанская кавалерия и понеслась вперед,
проделывая сложные эволюции. Всадники образовывали то клин, то квадрат.
На рысях они меняли построение, как во время смотра, - треугольники
сменялись подобиями буквы "Т". Внезапно все сабли разом вспыхивали в
солнечных лучах, легкий поворот кисти - и они словно исчезали, чтобы
вновь блеснуть через секунду. Дон Хуан застонал от восторга:
- Смотрите на них, друзья мои, смотрите! Взгляните на Родригеса,
моего любимого капитана. Ах, Родригес! Неужели это я научил тебя
подобному? Неужели это тот самый Родригес, которого я еще так недавно
качал на руках? Тогда он был младенец, но сейчас он мужчина и герой.
Взгляните, как уверенно, как точно они держат строй! Полюбуйтесь
Родригесом и его всадниками, друзья мои! Как эти животные смогут
противостоять моей кавалерии ?
Родригес во главе своих всадников словно услышал похвалы
губернатора. Его плечи напряглись. Он приподнялся на стременах и дал
сигнал атаковать. Взволнованно запели трубы. Копыта глухо загремели по
траве. Эскадрон катился вперед, точно алая волна с серебряным гребнем.
Родригес повернулся в седле и гордо посмотрел на несущихся за ним
кавалеристов, выполнявших его приказы так, словно они были членами
единого огромного тела, которым управлял его мозг. Каждая сабля замерла
в одну линию с лошадиной шеей. Родригес еще раз обернулся, чтобы
взглянуть на свою любимую Панаму перед сечей. И тут весь эскадрон
карьером влетел в трясину. Да, они знали, что тут есть трясина, но в
радостном волнении, в упоении своим искусством они про нее забыли. И во
мгновение ока кавалерия Панамы превратилась в бесформенные груды людей
и лошадей. Они были словно мухи, бьющиеся на зеленой липкой бумаге.
Дан Хуан ошеломленно уставился на хаотическое нагромождение
искалеченных, извивающихся тел и разрыдался, как ребенок, вдруг
увидевший, что его красивая игрушка валяется разбитая в придорожной
канаве. Губернатор не знал, что ему делать. Красный туман горя
одурманил его мозг. Он повернулся и побрел к городским во - ротам.
"Надо пойти в собор послушать мессу", - поду - мал он.
Испанский штаб впал в смятение. Алые и золотые мундиры метались из
стороны в сторону. Каждый офицер выкрикивал приказы во всю силу своего
голоса. Наконец, всех перекричал молоденький лейтенант, под чьей
командой были дикие быки.
- Пускайте быков... быков! - надрываясь повторял он, и наконец его
вопль подхватили остальные. Индейцы, державшие быков, вырвали кольца из
ноздрей могучих животных и принялись тыкать их сзади острыми палками.
Стадо медленно двинулось вперед по равнине. Потом рыжий великан перешел
на рысь и увлек за собой остальных.
- Они втопчут разбойников в землю, - уверенно сказал испанский
офицер. - Там, где они промчатся, мы найдем на окровавленной траве
пуговицы, обломки оружия - и ничего больше.
Быки тяжело бежали к беспорядочному авангарду флибустьеров.
Внезапно двести стрелков упали на колено и выстрелили - выстрелили
быстро, как охотники по бегущему зверю. И на пути стада словно стала
ревущая брыкающаяся стена. Быки, не задетые пулями, остановились как
вкопанные, учуяли кровь, повернулись и в панике ринулись назад, туда,
где стояли испанцы. Офицер не ошибся. Там, где они промчались сквозь
ряды солдат, остались только пуговицы, обломки оружия да окровавленная
трава.
И следом за стадом бросились в атаку флибустьеры. Они ворвались в
бреши, оставленные быками, и погнали отделенных друг от Друга
защитников города вправо и влево. Боевые кличи почти не гремели, но все
равно европейские солдаты просто не понимали законов такой рукопашной.
Страшные бродяги хохотали и поражали врагов обеими руками. Испанские
солдаты попытались дать отпор, но затем их сердца под алыми мундирами
утратили последнюю каплю мужества, и они кинулись прятаться в зарослях.
Кое - где флибустьеры устремлялись в погоню и закалывали замешкавшихся.
Вскоре от четырех тысяч испанцев на равнине не осталось никого. Одни
вскарабкались на деревья и спрятались в листве, другие заблудились в
горах и погибли там. Золотая Чаша лежала перед Генри Морганом, никем не
обороняемая.
Вопящая орда вломилась в ворота и повалила вперед по широкой
улице. На каждом перекрестке часть сворачивала в боковые переулки,
словно река потекла по своим притокам. У каждого внушительного дома от
общего потока отделялось несколько человек: удары в дверь, общий
натиск, створка падала в прихожую, точно крышка переплета огромной
книги, нападающие протискивались в проем, а затем крики, два - три
отчаянных вопля... Из какого - то окна высунулась старуха, с
любопытством разглядывая страшного врага. Внезапно ее лицо вытянулось
от разочарования.
- Э - эй! - окликнула она соседку напротив. - Ты только погляди!
Эти разбойники точно две капли похожи на наших испанцев. Никакие они не
дьяволы, а мужчины как мужчины! - И она захлопнула окно, словно
негодуя, что они оказались всего лишь людьми.
Днем вспыхнул пожар. Огромные языки пламени взметнулись к небу.
Занялся квартал, улица - и запылала половина города.
Генри Морган направился к губернаторскому дворцу и увидел, что в
