возразил какой - то уголок его мозга.
"Нет, милая моя совесть, мы кончили играть и притворяться. Я надел
новые очки. А вернее сказать, их на меня надели и заперли на замок, и
потому я должен устраивать свою жизнь в соответствии с тем, что вижу
сквозь новые стекла. А вижу я, что честность - общественная честность -
может служить лестницей к более благопристойному, более доходному
преступлению, а правдивость служит оружием более тонкому лицемерию. У
этих людей нет никаких законных прав. Слишком уж вольно они обращались
с правами других людей, чтобы требовать уважения к своим... (Он
случайно споткнулся об эту мысль, но она оказалась поистине счастливой
находкой! ) Они крадут, а потому добыча их будет украдена!.. Однако я
же сказал, что покончил с уловками и заговариванием совести. При чем
тут права... или разум, или логика, или та же совесть? Мне нужны эти
деньги. Меня манят благополучие и безопасность, и я держу в своих руках
средство обеспечить себе и то и другое. Пусть далеко от идеалов юности,
но так повелось с начала времен. Пожалуй, следует только радоваться,
что не юность правит миром. А к тому же, - заключил он, - эти
безмозглые дураки не заслуживают и горстки золота. Они тут же спустили
бы свою долю в борделях, стоило бы нам вернуться на Тортугу ! "
VII
Флибустьеры ушли из погибшей Панамы. Они погрузили сокровища на
мулов и отправились назад через перешеек. До устья Чагреса они
добрались совсем измученные, тем не менее дележ назначили на следующий
день. Для упрощения дела все золото было погружено на один корабль - на
большой галеон, которым командовал герцог, пока его не захватили
пираты. Там каждому и предстояло получить свою долю. Капитан Морган был
в прекрасном расположении духа. Все труды остались позади, сказал он
своим людям, и теперь настало время праздновать. Он приказал выкатить
на берег сорок бочек рома.
На заре какой - то пират протер красные глаза и посмотрел на море.
Там, где накануне стоял галеон, он увидел лишь чистую воду и кинулся
будить своих товарищей. Минуту спустя берег был запружен людьми,
которые тщетно вглядывались в горизонт. Галеон ушел глубокой ночью, и
все богатства Панамы уплыли с ним.
Флибустьеры захлебывались от ярости. В погоню! Они настигнут
беглецов и предадут капитана Моргана самым страшным пыткам! Но
преследовать предателей было не на чем. Все остальные суда оказались
выведенными из строя. Одни лежали на песчаном дне с большими дырами,
просверленными в бортах. На остальных были подпилены мачты.
Над берегом гремели проклятия, небу грозили сжатые кулаки. Они
поклялись в братстве во имя мести. Они придумывали ужасающие возмездия.
И рассеялись кто куда. Одни погибли от голода. Других замучили индейцы.
Некоторых поймали и задушили испанцы, а нескольких добродетельно
повесили англичане.
* ГЛАВА ПЯТАЯ *
I
На берегу в Порт-Ройале толпились чуть ли не все его обитатели. Они
явились поглазеть на капитана Моргана, который разграбил Панаму.
Одетые в китайские шелка благородные дамы не могли не прийти - как -
никак Генри Морган принадлежит к именитой семье, он же племянник
бедного милого вице-губернатора, павшего в сражении. Моряки явились
потому, что он был моряк, мальчишки - потому что он был пират, девушки
- потому что он был герой, купцы - потому что он был богат, рабы -
праздника ради. Шлюхи, подкрасившие губы соком ягод, останавливали
взгляд беспокойных глаз на мужчинах, стоявших в одиночестве, а совсем
еще юные девочки лелеяли в сердце святую надежду, что великий человек
посмотрит в их сторону и вдруг поймет, что перед ним - воплощение его
мечты.
В толпе стояли матросы, хваставшие тем, что самолично слышали, как
умеет ругаться капитан Морган, а также портные, шившие ему панталоны.
Каждый человек, который когда - нибудь видел капитана Моргана и слышал
его голос, собирал вокруг себя восхищенных поклонников. Эти счастливцы
как бы заимствовали у него частицу славы.
Рабы - негры, отпущенные с плантаций в столь знаменательный день,
смотрели огромными пустыми глазами на покачивающийся в бухте галеон. Их
хозяева прохаживались среди простонародья, во всеуслышание сообщая, что
они скажут Генри Моргану, когда он будет у них обедать, и какие советы
дадут ему. Тон их был небрежным и веселым, словно они частенько
принимали у себя в доме людей, ограбивших Панаму. Двое - трое
содержателей таверн выкатили на берег бочонки вина и бесплатно угощали
всех желающих. Свою прибыль они намеревались получить, утоляя жажду,
которую сейчас только раздразнивали.
На небольшой пристани ожидали приближенные губернатора - бравые
молодцы, все в галунах и серебряных пряжках. Солдаты с пиками придавали
встрече надлежащую официальность. Море накатывало на песок веера
пологих волн. Приближался полдень, и солнце пылало в небе раскаленным
добела тиглем, но никто не замечал жары. Для людей на берегу
существовал только галеон, покачивающийся в бухте.
Миновал полдень, и только тогда Генри Морган, следивший за берегом
в подзорную трубу, решил отправиться в город. Выбор времени и
мизансцены диктовались не только его тщеславием. В ночной темноте к
борту галеона приткнулся челнок, привезший весть, что его могут аресто
- вать за победу над врагами короля. Генри решил, что восторги горожан
должны склонить чашу весов в его пользу. И все утро с одобрением
наблюдал возрастающее возбуждение толпы.
Но теперь его шлюпка была спущена, и матросы заняли свои места.
Едва она приблизилась к берегу, как зеваки разразились приветственными
криками, которые быстро слились в оглушительный рев. Люди подбрасывали
шляпы, прыгали, приплясывали, гримасничали, перекликались друг с
другом. С пристани к Генри потянулись руки, когда он еще не успел
встать. Едва он выпрыгнул из шлюпки среди посланцев губернатора, как
солдаты построились вокруг них и с пиками наперевес принялись расчищать
дорогу сквозь толпу толкающихся, дерущихся зрителей.
Генри с тревогой покосился на строй солдат.
- Я арестован? - спросил он у ближайшего из бравых молодцов.
- Арестованы? - расхохотался тот. - Конечно, нет! Мы бы не посмели
вас арестовать, даже если бы хотели. Чернь разорвала бы нас в клочья. А
если бы нам все же удалось посадить вас за решетку, они разобрали бы
тюрьму по камешку голыми руками, чтобы освободить вас. Сэр, вы не
представляете себе, что вы такое для этих людей. Все эти дни они только
и говорили, что о вас. Но губернатор желает видеть вас немедленно, сэр.
Сам он не мог быть здесь по понятным причинам.
Так они добрались до губернаторского дворца.
- Капитан Морган, - сказал губернатор Моддифорд, когда они
остались наедине, - не знаю, сообщу ли я вам хорошие новости или
дурные. Известие о вашем завоевавании достигло ушей короля. Нас обоих
вызывают в Англию.
- Но у меня было предписание...
Толстые щеки и плечи губернатора заколыхались в скорбном
отрицании.
- О предписании, капитан, я бы на вашем месте умолчал, хотя и
выдано оно мной самим. Там есть статьи, которые могут нас обоих
поставить в ложное положение. Хотя нам и так грозит виселица. Впрочем,
не знаю, не знаю... Разумеется, сейчас между Испанией и Англией мир, но
отношения остаются прохладными, весьма и весьма. Король сердит на нас,
но, полагаю, несколько тысяч фунтов, врученные кому следует, могут
смягчить его гнев, в каком бы он ни был бешенстве. Английский народ с
ликованием узнал о столь славной победе. Будьте спокойны, капитан. Я,
во всяком случае, спокоен. - Он выразительно посмотрел на Генри. -
Надеюсь, в нужную минуту у вас найдутся эти тысячи?
Генри произнес официальным тоном:
- Я старался служить моему государю, следуя духу его воли, а не
букве политической игры... - Затем он добавил: - Право, сэр Чарльз, мне
есть чем заплатить за королевскую милость, пусть это обойдется и в
полмиллиона. Говорят, король добрый человек и большой знаток женской
красоты, а мой опыт свидетельствует, что этому всегда сопутствует нужда
в деньгах.
- И еще одно, капитан, - с некоторой неловкостью сказал
губернатор, - некоторое время тому назад ваш дядя был убит. Его дочь
живет здесь у меня. Сэр Эдвард умер почти неимущим. Разумеется, мы, как
вы понимаете, будем рады, если она навсегда останется с нами, но,
боюсь, ей это несколько в тягость. Мне кажется, ее смущает мысль, что
ей благодетельствуют. Разумеется, вы позаботитесь о ней. Сэр Эдвард
погиб благородно, он заслужил благодарность короля, но, к сожалению,
благодарности короны денежной стоимости не имеют.
Генри улыбнулся.
- Мой дядя мог погибнуть только самым благородным образом. Я
уверен, что мой дядя делал все - да - да, даже ногти подстригал - так,
словно с него не спускали злорадных глаз знатнейшие придворные. А как он
скончался? Произнес краткую достойную случая речь? Или плотно сжав
свои проклятые узкие губы, словно смерть неприлична людям, занимающим
его положение? Что за человек! Его жизнь сводилась к простой, но
эффектной роли, которую он неплохо играл. - Тон Генри был шутливым. Я
ненавидел дядю. Мне кажется, я его побаивался. Он принадлежал к весьма
немногим людям, которые были способны внушить мне страх. Но скажите, как
он умер?
- Шептались, что один раз он застонал. Я выяснил, как возникли эти
слухи, и оказалось, что какой - то лакей спрятался за занавесом. Без
сомнения, он и распустил их.
- Жаль! Жаль! Какая жестокая насмешка судьбы - запятнать
безупречную жизнь, не совладав с выдыхаемым воздухом! Но теперь я его
больше не боюсь. Если он застонал, значит были в нем и человечность, и
слабость. Я презираю, но и люблю его за это. Что до моей кузины, будьте
спокойны, я избавлю вас от хлопот о ней. Мне кажется, я ее помню:
высокая девочка с белокурыми волосами, девочка, которая очень скверно
играла на арфе. То есть мне казалось, что скверно, а возможно, что и
превосходно.
Моддифорд заговорил о том, чего уже давно хотел коснуться:
- Я слышал, что в Панаме вы встретили Красную Святую и отпустили
ее за выкуп. Как это было? Говорили, что она - жемчужина из жемчужин!
Генри покраснел.
- Ну - у, - протянул он, - по - моему, легенда ей польстила.
Бесспорно, она очень недурна собой и, наверное, способна пленить
некоторых мужчин. Но она не принадлежит к женщинам, которых я нахожу
достойными восхищения. Понимаете ли, она несдержанна в выражениях, и
рассуждала о вещах, которых, мне кажется, женщинам касаться не
подобает. К тому же она ездит верхом помужски и фехтует. Короче говоря,
в ней нет той стыдливости, которую мы привыкли находить в женщинах
благородного происхождения.
- Но как любовница... Только как любовница?..
- Видите ли, я получил за нее семьдесят пять тысяч дублонов. На
мой взгляд, не родилась еще женщина, ради которой стоило бы отказаться
от этой суммы.
- Такой выкуп! Но почему за нее дали столько?
- Наведя справки, я выяснил, что ее ждет большое наследство. Ну, и
как я уже сказал, она очень недурна собой, хотя, конечно, легенда ей
польстила.
Тем временем в другой комнате леди Моддифорд наставляла Элизабет.
- Душенька, вижу, я должна поговорить с вами как мать. Я думаю
только о вашем будущем. Нет никаких сомнений, что ваш кузен позаботится
о вас, но будете ли вы счастливы? То есть всецело завися только от его
щедрости? Однако взгляните на него по - иному! Он богат, приятен лицом.
Вы понимаете, душенька, что тут деликатничать нельзя. И даже не так уж
