больше правил король, тем реже можно было повстречать честного человека среди
его подданных. И вообще стоит ли об этом говорить, мэр Мэтью? Мне эти
разговоры ужасно не по душе.
- А мне по душе, что ли? Только мне обязательно нужно вызнать, все ли в
этих рассказах правда.
- О, в этом не сомневайся - чистая правда! Ведь наше семейство все это
время ухитрялось общаться с латрурийской родней. Когда удавалось
переговорить, а когда послать весточку через смельчаков контрабандистов.
- А если бы его клевреты захватили письма? Неужто они не боялись, что
король Маледикто накажет их? Ведь они на него такого наговаривали.
- На него наговаривали? И чтобы он устыдился своей жестокости? Да ни в
жизнь! Он сам хотел, чтобы про него трепались за границей, чтобы все дрожали
и ему повиновались!
На минутку Мэту стало не по себе, но всего лишь на минутку. Он собрался с
духом и продолжал гнуть свою линию:
- Но тогда твои родственники и не могли судить о том, правдивы ли все эти
слухи про короля. Может быть, король сам их и распространял, чтобы всех
пугать!
- Нет, не сомневайся в правдивости этих рассказов! Двоюродного брата моего
отца призвали в королевскую армию, а потом отпустили, чтобы поиздеваться над
ним для услады его величества! Его бы угробили, спору нет, вот только ему
повезло: у них уже оказалась девственница для жертвоприношения. В общем, его
отпустили, строго-настрого запретив рассказывать про все, что он видел!
Тут Мэту опять стало не по себе - уже дольше, чем на минуту, и даже дольше,
чем на две. Речь шла о кровных узах, а такие свидетельства лживыми, как
правило, не бывают. Более того, одного такого свидетельства достаточно, чтобы
подтвердить разом все слухи. И потрясло Мэта именно то, что ему приходилось
хочешь не хочешь признать: все рассказы о короле Маледикто - чистая правда.
- А я вот все гадаю: чего это у тебя, сэр Мэтью, лютня за спиной? -
поинтересовался Паскаль. - Неужто для того, чтобы менять песенки на сведения
про короля Бонкорро?
- Что-то в этом духе. - Мэт посмотрел на юношу. - И именно поэтому я был бы
тебе очень признателен, если бы ты перестал называть меня сэром. Просто Мэтью
будет вполне достаточно. - Он оглянулся через плечо. - Это и к тебе
относится, Манни.
- Заметано, - согласился мантикор. - Буду держать рот на замке.
- Сомневаюсь я что-то, - вздохнул Мэт. - Придется следить за тем, что
вылетает у тебя изо рта, более пристально, чем за тем, что туда влетает. - С
этими словами Мэт снова обратился к Паскалю. - Больше всего меня интересуют
сплетни, как живется народу в Латрурии в последние несколько лет. С трудом
верится, что новому королю удалось настолько здорово все переделать в стране,
и это почти после века царствования сил Тьмы.
- Я тоже в этом сомневаюсь, потому не собираюсь доверять кому попало и не
"ao*.,c стану служить. Может, сам король и отказался от ненужной жестокости,
да вот только его придворные за всю свою жизнь очень уж привыкли к ней,
потому вряд ли они с такой легкостью откажутся от прошлого.
- И я такого же мнения, - угрюмо кивнул Мэт. - И если к рыцарю тут
отнесутся с известной долей вежливости, то к менестрелю - навряд ли.
Паскаль изумленно уставился на спутника.
- Так ты нарочно? Ты нарочно нарядился так, чтобы угодить к ним под прицел?
- Назовем это лучше ловлей на живца. - Мэт очень Надеялся, что сумеет в
последний момент вырваться из расставленной западни. То, как плохо
действовала его магия в Латрурии, его здорово беспокоило. - Если против меня
будет один рыцарь или даже парочка, я могу преподнести им весьма неприятные
сюрпризы. Очень надеюсь, что мне не придется петь.
Канцлер положил перед королем еще один свиток пергамента.
- Все сделано, как вы изволили приказать, ваше величество. Тут расчет: все
будущие поступления в казну в виде податей и налогов, а также все виды
выплат, которые нам надо будет произвести в ближайшие двенадцать месяцев.
- Отличная работа, - похвалил Бонкорро, пробежав глазами колонки цифр. -
Выплати чиновнику, который это составил, лишний дукат. Дело это для нас всех
новое, а он прекрасно придумал, как составить такую запись. - Король положил
пергамент на стол. - Все просто замечательно, Ребозо. Уже третий год подряд
прибыли растут и будут расти, если мы не отступим от нашей тактики.
Королевские закрома будут полны, и даже те новые, что строятся сейчас. Больше
нашей стране не придется страдать от голода.
- Не придется, ваше величество, - согласился Ребозо, но как-то не очень
радостно. - Между прочим, прибыль проистекает прежде всего из вашей экономии
и не из-за роста поступлений в казну. Теперь-то уж вам непременно стоит
повысить налоги!
Король Бонкорро покачал головой.
- Пока налоги низки, люди тратят больше денег и тем самым дают работу
другим, а у тех появляются деньги, чтобы уплатить свои собственные налоги.
Купцы используют вырученные деньги на приобретение новых товаров, и налогов
мне платят куда больше, чем пять лет назад, хотя дед требовал, чтобы ему
отдавали две доли из пяти, а я - всего одну. - Король самодовольно кивнул. -
Да, мои замыслы оказались верными. Более низкие налоги приносят более высокие
поступления, хотя несколько лет пришлось потуже подтянуть поясок, пока не
наметился положительный перевес.
На самом деле, Ребозо, я чувствую: настала пора попробовать еще одно
нововведение!
У Ребозо кровь похолодела в жилах.
- Ваше величество! Дайте сначала хотя бы опомниться после предыдущего! Как
только вы произносите слово "нововведение", у меня мурашки по спине бегут,
так мне страшно!
- Если ничего не выйдет, ничего страшного, - утешил канцлера король. -
Подготовь к отправке письма. Мы их адресуем дворянам, владеющим монополией на
торговлю зерном, строевым лесом и шерстью. Напиши им, что отныне все, кто
пожелает, имеет право свободно торговать этими товарами.
- Ваше величество, только не это! Они взбунтуются! Они поведут на столицу
войска!
- Вряд ли. - Бонкорро откинулся на спинку стула. - Они сами заинтересованы
в продолжении торговли. Монополия на эти товары останется у них, то, на чем
их возить, тоже, потому у них появятся колоссальные преимущества перед всеми
остальными, кто пожелает заняться такой же коммерцией. Но если они попробуют
вздуть цены, то убедятся: на их товары нет покупателей.
- Вот-вот! Ваше величество, ведь тогда все их капиталы улетучатся!
- Капиталов они скопили предостаточно, Ребозо. Денег им хватит, чтобы
безбедно прожить до конца жизни. Да что там - их детям хватит до конца их
жизни! Мы ведь говорим о герцогах и графах, владеющих громадными поместьями.
Нет, голодать они не будут, однако им придется здорово постараться, если они
захотят держать монополию на торговлю своими товарами в королевстве.
- Ваше величество, но как же это? - в отчаянии возопил Ребозо. - Король не
$.+&%- интересоваться торговлей, он не купчишка какой-нибудь!
- Я должен интересоваться всем, - возразил Бонкорро. - Каждым своим
подданным. От того, кто копается в земле, до того, кто командует войсками.
Торговля - это сила, питающая страну, Ребозо. Крестьяне способны вырастить
урожай для своих благородных господ, но выращенная ими пища не напитает
население города, если не будет перевезена туда. Так желудок переваривает
пищу, но что от этой пищи толку, если питательные вещества не будут поступать
к рукам и ногам? И если представить себе королевство в виде человеческого
тела, то король будет его головой, войска и ремесленники - мышцами, крестьяне
- руками, а купцы - кровью. Эта кровь текла по жилам страны и при моем деде,
однако текла лениво. Я расчистил пути для нее - она потекла поживее, а теперь
делаю это вновь и в итоге получу больше питательных веществ.
- Сравнение превосходное, - насмешливо проговорил Ребозо, - но, пожалуй, не
совсем .точное. Устранение монополий означает всего лишь, что больше, как вы
изволили выразиться, ваше величество, питательных веществ поступит не к вам,
а к самим купцам.
- Если они захотят иметь право на торговлю, они вынуждены будут платить
налоги. Появятся более процветающие купцы, несмотря на то что они вынуждены
будут снижать цены на свои товары. Но и покупателей у них станет больше. А
раз появится больше богатых купцов, значит, эти купцы сами будут тратить
больше денег, а следовательно, разведется больше богатых мелких торговцев, и
даже у тех, кто занимается искусством, жизнь станет богаче. Крестьяне будут
получать все больше и больше за плоды своего труда и, скопив деньжат, покинут
насиженные места, станут купцами или ремесленниками. Так и получится, что
тех, кто платит налоги, станет еще больше, и мои прибыли возрастут.
- О ваше величество, вы поистине творите чудеса. - Ребозо не стал уточнять,
какого рода чудеса, большей частью потому, что сам точно не знал этого. -
Если вы можете добиться, чтобы в ваши сундуки ложилось больше денег при том,
что вы понижаете налоги, это воистину чудо, и мне не следует спорить, а
следует только сделать все по вашему приказанию. Но как быть, если дворяне
соберут войска и пойдут на нас войной, сир?
- Тогда, - ответил Бонкорро, натянувшись, словно струна, - я сотворю одно
из упомянутых тобой чудес.
- Нельзя же уничтожить колдовскими чарами целое войско!
- А ты не утверждай этого столь уверенно, мой канцлер, - тихо проговорил
король. - К тому же уничтожать войска и не потребуется. Достаточно будет
уничтожить тех, кто будет ими командовать.
- Но не сможете же вы избавиться от герцогов и графов!
- Почему же нет? Мой дед с легкостью проделывал такое. А потом точно так
же, как он, я смогу заменить их людьми по своему выбору.
- Но тогда войска на вас поведут их сыновья!
- Тогда я уничтожу и сыновей, и внуков, и племянников, если понадобится, и
все дворяне это прекрасно поймут. Они пока не испытывали моего терпения и,
думаю, не решатся на это: они знают, я не святой, я не такой, как мой отец, и
боятся, что я могу оказаться таким же жестоким и могущественным, как мой дед.
Нет, Ребозо, - король уже успокоился, - я не думаю, что они взбунтуются.
Ребозо зазнобило: так бесстрастен был голос молодого короля, так холоден
его взгляд. Казалось, что с ним разговаривает человек, высеченный из камня.
Ребозо понял, что даже ему - а уж его-то король любил, если он вообще кого-то
любил - не дано ответить наверняка на вопрос: сумеет ли король Бонкорро на
самом деле уничтожить взбунтовавшееся войско или нет.
Однако канцлер ни на секунду не сомневался: Бонкорро способен уничтожить
любого из дворян, замыслившего свергнуть его. Причем для этого королю даже не
пришлось бы прибегать к помощи черной магии, поскольку любой из графов и
герцогов настолько погряз в грехах, что силы Добра почти обязательно пришли
бы на подмогу молодому королю в борьбе с врагами! На самом деле этим в какой-
то мере исчерпывалась тактика Бонкорро: грех убиения он мог совершить без
зазрения совести и тем самым давал своим подданным выбор. Хотите, дескать,
быть хорошими - будьте ими! Он снимал с подданных груз отчаяния и страха и
даже давал им почву для надежд. Поэтому на грани Добра и Зла король
балансировал столь ювелирно, что даже сами источники магии пребывали в
-%c"%`%--.ab( - на чьей же он стороне! На самом же деле Ребозо подозревал,
что этого не знал и сам король - или не знал, или решил не знать.
Но такого быть не могло. Ни одному человеку не дано остаться наполовину
добрым, а наполовину злым дольше, чем на полминуты. Стоило такому человеку
сделать одно доброе дело, и он подвигался на один шаг к Добру и Свету, и,
чтобы удержать равновесие, нужно было незамедлительно вершить какое-то злое
