час молчали. Впоследствии между собой они называли дворец "тот домишко", и
в том же духе и свое последнее открытие в этом месте величали "старой
лужей".
К "луже" они пришли, перейдя через ручей и поросший лесом холм.
Напротив высились еще два холма и лес, а в углублении между ними лежал
пруд, а может, и озеро. Оно изгибалось в виде буквы L, и повсюду вокруг
него тянулись затененные фьордики, гротики; незаметные каменные ступеньки
вели то к мраморному павильону, увитому цветами, то к спрятавшейся в
лесной глуши поляне, то к укромному карликовому саду.
Но само озеро, эта "старая лужа"...
Они вошли в воду, стараясь держаться у берега и не плескать.
Исследовав две бухточки справа (с миниатюрным водопадом и крошечным
пляжем, посыпанным явно нездешним золотым песочком) и три слева
(квадратную, устланную керамической плиткой цвета платины, и с вышкой для
прыжков из черного стекла, возвышавшейся над водой там, где глубина была
не меньше двадцати футов - там был еще один маленький пляжик, на этот раз
с белоснежным песком), в шестую они не решились войти, боясь повредить
целый флот великолепных кораблей, каждый не длиннее фута, которые стояли
на якоре. Ребята шли по воде вдоль берега, пока не замерзли, дивясь на
миниатюрную модель первого городка с маленькими тележками на улицах,
фонарными столбами и старинными домиками, и в конце концов, уставшие,
голодные и переполненные впечатлениями, отправились домой.
И тут Сэмми раскрыл свой секрет, из-за которого он и хотел особо
отметить этот день: завтра ему предстояло надолго уехать. Он решил
поступить на военную службу.
Гай Гиббон, расчувствовавшись, сделал широкий жест - торжественно
поклялся не совершать набеги на частные владения до возвращения друга.
- Смерть от хориокарциномы, - начал доктор Вебер, - наступает в
результате...
- Он не умрет, - заявила девушка, - этого не будет.
- Дорогая моя, - сказал врач, коротышка с круглыми плечами и
ястребиным носом, - я не хочу быть жестоким. Я могу употреблять эвфемизмы
и поддерживать ложные надежды, или же я могу поступить так, как вы просили
- объяснить положение и сделать заключение. Но совместить одно с другим я
не в состоянии.
Доктор Рэтберн мягко предложил:
- Почему бы вам не прилечь на время? Я приду, когда мы здесь
закончим, и все вам расскажу.
- Я не хочу ложиться, - резко оборвала она, - и я вовсе не просила
вас, доктор Вебер, щадить меня. Я просто сказала, что не дам ему умереть.
Разве это мешает вам говорить всю правду?
Кеог улыбнулся. Вебер заметил улыбку и не сдержал удивления, которое,
в свою очередь, отметил Кеог. С ноткой гордости в голосе он произнес:
- Я знаю ее лучше, чем вы. Можете называть вещи своими именами.
- Спасибо, Кеог. Продолжайте, доктор Вебер, - сказала она.
Вебер посмотрел на нее. Вырванный из своего кабинета за две тысячи
миль отсюда, доставленный в место, о существовании которого он никогда не
подозревал, да еще такое великолепное, что даже его самоуверенность слегка
ослабла, он встретил женщину, обладавшую властью - неограниченной властью,
с какой он прежде не сталкивался. Вебер всегда считал, что его нельзя
ничем удивить. Конечно, он и раньше сталкивался с шоком, горем, ужасом,
отчаянием, как и любой врач. Но когда Кеог открыто сообщил ей, что эта
болезнь всегда убивает за полтора месяца, она только вздрогнула, закрыла
глаза на мгновение, показавшееся Веберу бесконечным, и затем тихо
попросила: "Расскажите нам все, что можете, об этой... этой болезни,
доктор." И добавила, в первый раз: "Он не умрет. Я не допущу этого." Она
так это сказала, что он почти поверил ей, самым искренним образом. И
удивился самому себе.
Он сосредоточился опять, отвлекаясь от человеческих чувств и чувств
врача, и превратился в медицинский справочник:
- Смерть от хориокарциномы несколько отличается от той, что наступает
в результате злокачественных новообразований. Обычно рак начинается
локально, и быстро размножающиеся клетки прорастают в ткань того органа,
где начинается болезнь: печень, почка, мозг, что угодно. Или же рак
начинается, внезапно распространяясь по всему организму. Очаги воспаления
идут по всей системе органов. Это называется метастазами. Смерть наступает
от поражения многих органов, а не одного. Конечно, бывает и совпадение
обоих случаев - полное поражение органа, с которого началось заболевание,
и метастазы в другие органы. Хориокарцинома сначала поражает не жизненно
важный орган, то есть он жизненно необходим для всего вида, но не для
конкретного человека. - Он позволил себе скупо улыбнуться. - Вероятно, это
звучит дико для современного человека, но тем не менее это так. Как бы там
ни было, половые клетки, в своей основе весьма примитивные, имеют
особенности, отличные от других клеток организма. Вам когда-нибудь
приходилось слышать о внематочной беременности? - Он адресовал вопрос
Кеогу, который кивнул. - Оплодотворенной яйцеклетке не удается попасть в
матку; вместо этого она прикрепляется к стенке очень тонкой трубы между
яичниками и маткой. И поначалу она нормально развивается - заметьте это,
потому что, невзирая на то, что матка предназначена для этого процесса,
стенка трубы не только служит опорой растущей яйцеклетке, но и питает ее.
Она фактически образует то, что мы называем ложной плацентой, которая
обволакивает плод и питает его. Плод обладает большой жизнеспособностью и
в состоянии вполне нормально развиваться с помощью плазмы, которой его
снабжает ложная плацента. И он растет - не по дням, а по часам. Так как
труба очень узка, она не может долго удерживать растущий плод и
разрывается. Если яйцеклетку не удалить в это время, то окружающие клетки
точно так же начнут выполнять функции плаценты и матки; и через шесть или
семь месяцев, если мать выживет, этот плод вызовет огромные разрушения в
брюшной полости.
Ну так вот, возвращаясь к хориокарциноме. Так как пораженные клетки -
половые, и в придачу раковые, то они делятся и размножаются хаотично, без
специальной модели и даже формы. Они образуют бесчисленное количество форм
и размеров. По закону средних чисел некоторые из них (а всего количество
искаженных клеток астрономическое) так сильно походят на оплодотворенную
яйцеклетку, что лично я с трудом бы смог определить разницу между истинной
и мнимой. Но организм в целом не так уж разборчив: все, что хотя бы грубо
похоже на оплодотворенную яйцеклетку, способно вызвать образование ложной
плаценты. Теперь рассмотрим источник этих клеток: с точки зрения
физиологии, ткань железы представляет собой множество капилляров и
кровеносных сосудов, и каждый из них с готовностью принимает и питает эти
мнимые яйцеклетки. Тоненькие стенки капилляров, однако, легче разрываются
при этом, и псевдояйцеклетки - конечно, лишь самые лучшие из них,
вследствие того, что ткани охотно поддаются им - проникают в капилляры и
затем в ток крови.
Имеется единственное место, куда они стремятся, туда, где много
кислорода, лимфы, крови и плазмы, то есть в легкие. Легкие тоже с
удовольствием принимаются за производства плаценты для питания яйцеклеток.
Но для каждого сегмента легкого, занятого выращиванием поддельного плода,
имеется более мелкий сегмент, вырабатывающий кислород для крови. В конце
концов, легкие отказывают, и наступает смерть от кислородного голодания.
Тут в разговор вступил Рэтберн:
- Много лет хориокарцинома считалась легочным заболеванием, а
поражение раком легочных желез - побочным явлением.
- Да, но рак легких... - хотел было возразить Кеог.
- Как вы не понимаете, это же не рак легких. Возможно через некоторое
время метастазы могли бы дойти до легких. Но они никогда не успевают.
Хориокарцинома убивает быстрее. - При этих словах он постарался не
встретиться глазами с девушкой.
- Ну так как же вы лечите его?
Вебер только развел руками, так же, как перед этим Рэтберн, и Кеог
неожиданно для себя подумал: "Интересно, учат, что ли, этому жесту в
медицинских колледжах?"
- Назначаем болеутоляющие. Орхидэктомия могла бы немного продлить
жизнь, так как при этом устраняется приток раковых клеток в кровь. Но это
не спасет его. Обычно к тому времени, как появляются первые симптомы, уже
начинаются метастазы. Рак становится общим. Возможно, что смерть от
поражения легких - это избавление Божье.
- Что такое орхидэктомия? - спросил Кеог.
- Ампутация... так сказать, источника болезни, - неуклюже выговорил
Рэтберн.
- Нет! - крикнула девушка.
Кеог посмотрел на нее с жалостью. Конечно, ампутация, если это
поможет, подумал он. Что она надеется сохранить, его мужскую суть? Но в ее
глазах он увидел не ужас, как ожидал, а напряженную работу мысли.
- Дайте мне подумать, - вдруг сказала она.
- Вы должны... - начал было Рэтберн, но она нетерпеливым жестом
заставила его умолкнуть.
Трое мужчин обменивались выразительными взглядами. Но вряд ли они
представляли, что она думает.
Девушка сидела, закрыв глаза. Томительно прошла минута.
- Папа любил повторять, - заговорила она, так тихо, словно сама с
собой, - что всегда есть выход. Надо только хорошенько подумать.
Опять последовало долгое молчание. Она открыла глаза. В ее взгляде
появилось нечто, от чего Кеогу стало не по себе. Она продолжала:
- Однажды он сказал мне, что я могу иметь все, что захочу, что нет
ничего невозможного, а чтобы убедиться в невозможности чего-либо, надо
сначала испробовать все средства.
- Это сказал не Сэм Уайк, - произнес Кеог. - Это мои слова.
Она облизнула губы и обвела мужчин невидящим взглядом.
- Я не допущу, чтобы он умер, - повторила она. - Вот увидите.
Сэмми Стайн приехал в отпуск через два года, преисполненный планов
поступить в авиацию. Как он сам сказал, в армии его здорово били и выбили
всю дурь. Но все-таки кое-что от прежнего Сэмми в нем осталось. Он опять
строил чудесные и рискованные планы насчет вылазок, и оба они знали, куда
отправятся в первую очередь. Однако новый Сэмми потребовал сначала выпивку
и девочек.
Гай, два года как окончивший школу, уже зарабатывал на жизнь, и не
будучи по натуре ни гулякой, ни бабником, тем не менее с удовольствием
согласился. Поначалу казалось, что Сэмми забыл о "старой луже". Где-то в
середине вечера в местном баре Гай и сам уже был готов распроститься с
этим навязчивым воспоминанием, когда Сэмми неожиданно заговорил на эту
тему. Он напомнил Гаю, что тот однажды написал ему в армию письмо, в
котором спрашивал, было ли это на самом деле. Гай, в свою очередь, забыл о
письме, и они удалились в воспоминания, и в конце концов договорились на
следующий же день, рано-рано утром отправиться на вылазку, взяв с собой
еду.
Потом опять начались тосты и танцы, и где-то после полуночи, после
шума и сутолоки, Гай обнаружил, что он стоит на тротуаре и смотрит, как
Сэмми запихивает свою подружку в такси.
- Эй, - окликнул его Гай, - как насчет той самой "старой лужи"?
- Заметано, старик. Уговор дороже девок, - захохотал Сэмми. Девушка
потащила его за руку в такси. Он стряхнул ее и махнул Гаю:
- Слушай, - сказал он, силясь подмигнуть, - если дельце с этой
крошкой выгорит, - а оно выгорит, - то я рано не проснусь. Ты вот что,
отправляйся один и жди меня, скажем, в одиннадцать там, где написано "не
лезь, а то взгреем". Если меня не будет, то я умер. - И, повернувшись к
машине, он промычал:
- Ты ведь не убьешь меня, детка?
