судне.
Может быть, где-то в глубине души Кеог надеялся, что, когда она
вернется из Швейцарии, они опять поплывут рыбачить в старой плоскодонке, и
что она снова будет сидеть у него на коленях, как когда-то во время
мучительно долгих киносеансов, которые они посещали раз в месяц. Но в тот
же миг, как он увидел ее, он понял, что прошлое не вернется. Ему стало
ясно, что начинается какая-то новая фаза его жизни; это встревожило и
опечалило его, и он запретил себе думать об этом. А она... что ж, она
обняла его и поцеловала, но, заговорив этим новым языком с налетом
аристократического лоска, вынесенным из школы, она показалась ему далекой
и недоступной, как ангел, и он преисполнился благоговения. Ведь даже
любимый ангел далек и недоступен.
Они снова надолго оказались вместе, но между ними уже не было прежней
близости. Он превратился в мистера Старка, брокера из Кливленда, а она
поселилась в доме с пожилой парой, посещала местную школу и несколько
часов в день занималась канцелярской работой в его офисе. Она постигала
все тонкости и масштаб семейного дела, которому предстояло перейти к ней.
Оно и перешло к ней тогда же, в Кливленде: старый Сэм умер в одночасье.
Они съездили на похороны, но были снова на работе в понедельник. Они
провели там еще восемь месяцев - ей предстояло многое усвоить. Осенью она
поступила в маленький частный колледж, и Кеог не виделся с нею целый
год....
Размышления Кеога прервал звонок.
- Это врач!
- Иди и прими ванну, - сказал он, подталкивая ее.
Она вывернулась из-под его руки и яростно бросила прямо в лицо:
- Нет уж!
- Ты же знаешь, тебе нельзя войти к нему, - ответил он, идя к двери.
Она зло глядела на него; ее губы дрожали.
Кеог отворил дверь:
- Он в спальне.
- Кто? - тут врач увидел девушку, ее судорожно сплетенные руки,
искаженное лицо - и все понял.
Это был высокий человек, седой, порывистый в движениях. Быстрыми
шагами через холл и комнаты он направился прямиком в спальню и притворил
за собой дверь. Обошлось без споров, просьб и отказов - доктор Рэтберн
просто решительно и спокойно выпроводил их.
- Пойди прими ванну, - настойчиво повторил Кеог.
- Нет.
- Ну пошли, - он обхватил ее запястья и увлек за собой в ванную. В
нише для душа он повернул кран. Брызнули струи воды, запахло яблоневым
цветом.
- Давай, - он пошел к выходу.
Она не пошевелилась, только потирала запястье.
- Ну давай же, - опять сказал он. - Совсем немножко. Тебе станет
лучше. - Он подождал. - Или ты хочешь, чтобы я сам тебя окунул? Честное
слово, я сейчас возьмусь за тебя.
В ее ответном взгляде уже не было негодования - она поняла, что он
хотел отвлечь ее. Шаловливая искорка блеснула в ее глазах, и тоном
фабричной девчонки она произнесла:
- Только попробуй, и все живо узнают, что я не твоя дочка.
Но это стоило ей слишком большого усилия, и она расплакалась. Он
вышел, мягко прикрыв за собой дверь.
Он ждал у спальни, когда Рэтберн вышел оттуда, оставив за дверью
стоны и хрипы.
- Что с ним? - спросил Кеог.
- Минутку, - Рэтберн направился к телефону.
Кеог сказал:
- Я уже послал за Вебером.
Рэтберн застыл на месте.
- Ну-ну, - сказал он, - для дилетанта вы не плохой диагност.
Интересно, есть ли хоть что-нибудь, чего вы не умеете?
- Не пойму, о чем вы, - раздраженно ответил Кеог.
- О, я думал, вы все поняли. Боюсь что это и в самом деле пациент
Вебера. Как вы догадались?
Кеог пожал плечами:
- Я видел когда-то рабочего с фабрики, которого ударили в низ живота.
Я знаю, что сейчас дело не в ударе. Но что же это тогда?
Рэтберн быстро оглянулся:
- Где она?
Кеог указал на ванную:
- Я отправил ее принять душ.
- Правильно, - одобрил врач. Он понизил голос. - Понимаете, я не могу
судить без обследования и лабораторных...
- Что с ним? - требовательно спросил Кеог, негромко, но с такой
силой, что Рэтберн отступил на шаг.
- Похоже на хориокарциному.
Кеог устало мотнул головой:
- И вы всерьез думаете, что я разобрался? Я этого и не выговорю. Что
это за штука? Впрочем, что означает вторая часть, я понимаю.
- Одна из... - Рэтберн поперхнулся и снова начал: - Одна из самых
злокачественных форм рака, - и еще тише добавил:
- Но такое я вижу нечасто.
- Насколько это серьезно?
Рэтберн развел руками.
- Что, все так плохо? Доктор сколько ему...
- Возможно, когда-нибудь мы сумеем... - Он замолчал на полуслове.
Оба, не отрываясь, глядели друг другу в глаза.
- Сколько? Сколько ему осталось?
- Наверное, месяца полтора.
- Полтора?..
- Тс-с, - нервно шепнул Рэтберн.
- А Вебер...
- Конечно, никто не знает внутренние болезни лучше Вебера. Но вряд ли
и он поможет. Знаете, как бывает: скажем, в ваш дом ударила молния и все
до основания выгорело. Можно проанализировать руины и сводки погоды, и вы
точно будете знать, что произошло. Возможно, когда-нибудь мы сумеем... -
снова повторил он, но так безнадежно, что Кеог, у которого плыла голова от
ужаса, даже пожалел врача и бессознательно дотронулся до его рукава:
- Что вы намерены делать?
Рэтберн взглянул на закрытую дверь спальни.
- То же, что и сделал. Морфий.
Он пальцами изобразил укол.
- И все?
- В конце концов, я всего лишь терапевт. Посмотрим, что скажет Вебер.
Кеог понял, что выжал из врача все, что мог, в поисках хоть проблеска
надежды. Он спросил:
- Кто-нибудь занимается этой болезнью? Может быть, есть что-то новое?
Вы можете выяснить?
- Ну конечно, конечно. Но Вебер с ходу скажет вам больше, чем я
выясню за целый год.
Скрипнула дверь. Девушка вышла из ванной, в длинном белом махровом
халате. Лицо ее порозовело, но во взгляде не было жизни.
- Доктор Рэтберн...
- Он спит.
- Слава Богу. Значит...
- Болей сейчас нет.
- Но что с ним? Что с ним стряслось?
- Видите ли, я не хотел бы наверняка утверждать... Давайте подождем
доктора Вебера. Он определит.
- Но...
- Он будет спать сутки.
- Можно мне?.. - робость и осторожность, настолько необычные для нее,
удивили Кеога. - Можно мне взглянуть на него?
- Он крепко спит.
- Мне все равно... Я тихонечко... Я не дотронусь до него.
- Ладно, - сказал Рэтберн.
Она приоткрыла дверь и тихо скользнула в спальню.
- Она словно хочет убедиться, что он там, - заметил доктор.
- Так оно и есть, - проронил Кеог, знавший ее лучше всех.
Но вот что касается биографии Гая Гиббона, то ее и впрямь не найти.
Ведь он не был ни известным лицом, ни наследником бесчисленных миллионов,
ни прямым потомком великих предков.
Он происходил, как и большинство из нас, из средних (или
верхне-средних, или верхне-нижне-средних, или нижне-верхне-средних) или
еще каких-нибудь неразличимых, сливающихся друг с другом тоненьких
прослоек общества - чем больше их изучают, тем больше запутываются. И
вообще, он соприкасался с миром Уайков чуть больше двух месяцев.
Естественно, что кое-какие дела (дата рождения, школьная характеристика),
а также некоторые существенные подробности (профессия отца, девичья
фамилия матери), и, наверняка, такие яркие события, как разводы или смерти
в семье, было бы несложно отыскать; но найти биографию, настоящую
биографию, которая не просто описывает, но и объясняет человека - вот это
была бы дьявольски сложная задача.
Наука, надо сказать справедливости ради, способна на то, чего не
сделает вся королевская рать, а именно: восстановить разбитое яйцо;
конечно, при наличие времени и условий. Но не скрывается ли за этим другой
смысл: при наличии денег? Ведь деньги могут быть не только средством, но и
движущей силой.
Без сомнения, самым важным событием в жизни Гая Гиббона было первое
соприкосновение с миром Уайков. Случилось это в ранней юности, когда они с
Сэмми Стайном повадились "нарушать право собственности".
Сэмми был неизменным спутником во всех проделках Гая. В тот самый
день Сэмми вел себя очень загадочно. Он настойчиво уговаривал Гая
отправиться в однодневную вылазку, но упорно не говорил, куда. Сэмми был
широкоплечий, добродушный, в меру уступчивый мальчик, чья тесная дружба с
Гаем объяснялась их полной противоположностью. А из всех проделок им
больше всего нравилось забираться в чужие поместья, и в этот раз Сэмми
задумал очередное приключение. Эта забава появилась у них, когда им было
лет одиннадцать-двенадцать. Жили они в большом городе, окруженном не
новыми (не то что нынче), а старыми окрестностями. Там были большие, и
даже огромные, поместья и усадьбы, и их самым большим удовольствием было
проникнуть сквозь забор или перелезть через, стену, и, в восторге от
собственной смелости, пробраться через поле и лес, лужайку и подъездную
аллею, как краснокожие лазутчики в стране белых поселенцев. За это время
они попадались дважды: один раз на них натравили собак - трех боксеров и
трех мастиффов, которые определенно разорвали бы их в клочья, если бы не
везение. Второй раз их застукала симпатичная маленькая старушка,
обкормившая их до тошноты вареньем и старческой болтовней. Но во всей их
эпопее эти неудачи служили лишь острой приправой, потому что их было всего
две на добрую сотню успешных экспедиций - неплохой счет.
Итак, они доехали на трамвае до конечной остановки, прошли около мили
пешком и направились прямо к повороту, где красовался знак "Проход
воспрещен". Они прошли через небольшой лесок и уперлись в неприступную
гранитную стену.
Сэмми обнаружил эту стену неделю назад, рыская по окрестностям один,
и ждал Гая, чтобы вдвоем преодолеть это препятствие, чем Гай был очень
тронут. У него тоже захватило дух при виде стены. Она стоила того, чтобы
составить план ее покорения, всласть обсудить все детали и преодолеть ее.
Это была не только высокая, длинная и таинственная стена, это была еще и
неожиданная стена; к ней не вела ни одна дорога, только своя собственная
подъездная, неприметная и извилистая, и вела она к тяжелым дубовым воротам
без малейшей щели или трещины. Нечего было и думать, чтобы вскарабкаться
на стену - но им это удалось. Старый клен по эту сторону стены сплелся
ветвями с каштаном на той стороне, и они перебрались по ветвям, как белки.
Тайком, как привидения, они побывали уже во многих богатых владениях,
но нигде еще не видели они такого порядка, такой ухоженности, такой
красоты. Они стояли в мраморной беседке, с которой открывался вид на
бесконечный зеленый бархатный газон, кущи затейливо подстриженного
самшита, лесочки, похожие на парки, ручейки с маленькими японскими
мостиками и с уморительно крохотными каменными садиками в изгибах; и
Сэмми, растеряв от потрясения свою обычную самоуверенность, ахнул: "Да
этому чертову парку конца-краю не видно!"
В тот первый раз они немного побродили и выяснили, что эти места
обитаемы. Вдалеке они заметили трактор - редкость по тем временам, -
тянувший за собой связку косилок вдоль одного из полей, покрытых густой
зеленью (владельцы наверняка называли это поле газоном). И тут они увидели
дом. Вот это было зрелище! Выскочив из лесу, Гай от неожиданности
попятился.
- Дом, - сказал Сэмми. - Нас могут увидеть.
Впереди высилось нечто вроде белого холма; это и был дом или часть
его: башни, башенки, зубчатые стены, амбразуры - волшебный дворец в
сказочной стране. Мальчики в буквальном смысле утратили дар речи и целый
