очередь в Окучани. Мы знали, что их уже не спасти, но нам хотелось, чтобы
люди узнали, как фашисты обращаются с детьми.
Узник-врач, помогавший нам, поплатился за это жизнью.
В первой партии детей, отправленных в Загреб, было около 1 тыс.
тяжелобольных детей.
Лагерь Стара-Градишка нам разрешили посетить еще лишь раз и пробыть там
только 5 дней. Тогда нам передали 700 тяжелобольных детей. Все они были
переправлены в Яску, а наиболее серьезно больные оставлены в больницах в
Загребе. Позже усташи доставили еще две партии детей из этого страшного
лагеря, причем в лагерь в Сисаке - около 700 только грудных детей и в Загреб
в зал св. Иеронима - более тысячи детей. Так, по моим подсчетам, из лагеря в
Стара-Градишка удалось "вырвать" всего лишь 3500 детей, а там их находилось
свыше 10 тыс.
Потом я три раза выезжала за детьми в лагерь Млака и один раз в Ябланац,
недалеко от Ясеноваца. Первые две партии численностью до 2 тыс. детей из
Млаки были отправлены в Сисак, а третью партию, а также детей из Ябланаца
численностью около 1,5 тыс. доставили в Загреб, а оттуда наши товарищи
перевезли их в "детский сборный пункт" в Яске.
В Млаку нам пришлось добираться через лагерь Ясеновац, имея при себе
специальные разрешения. В Ясеноваце мы видели "дышащие могилы", т. е. могилы
людей, которых усташи убили ночью или утром, и над ними, полуживыми, то
поднималась, то опускалась земля.
В первой партии, отправленной из Млаки 29 июля 1942 года, было более 1 тыс.
детей. Этих детей мы доставили в Ясеновац (расстояние около 20 км) на
машинах. Векослав Лубурич, комендант лагеря Ясеновац, должен был дать
разрешение на проезд автомашин по территории лагеря, так как другого пути в
Млаку не было. После продолжительных переговоров колонне разрешили пересечь
территорию лагеря, при этом на каждой машине сзади сидел усташ с заряженной
винтовкой и штыком, а на капоте развевался флажок Красного Креста.
Эта партия детей была отправлена по распоряжению усташей в Сисак, где детей
должен был принять и дальше заботиться о них женский союз усташского
движения, который я по телефону поставила в известность о нашем прибытии.
Нас встретили представители этого союза, но к приему детей ничего не было
подготовлено. Среди встречавших был и Камило Бреслер из министерства
социального обеспечения. При его содействии детей разместили на голом полу
бассейна и в помещении стекольного завода, где раньше был лагерь для
взрослых узников. Вторую партию детей разместили по другим зданиям. В тот
раз я не задержалась в Сисаке надолго, поскольку мы сразу же вернулись в
Млаку и Ябланац, чтобы забрать других детей".
Д-Р ОЛГА БОШНЯКОВИЧ:
"Маленьких детей, которых нам передавали, мы доставляли поездом, что
занимало несколько дней. В переполненных вагонах для перевозки скота дети
ползали по полу и от голода ели собственные испражнения. В дороге дети не
получали ни глотка воды. Порой им перепадали куски хлеба, которые бросали в
вагоны жители на станциях, где останавливался поезд.
Несмотря на все наши старания, максимальное внимание, которое мы уделяли
этим детям, спасти их было невозможно. В основном это были грудные дети,
отнятые от груди и лишенные материнского ухода.
Дети были физически истощены, с отечными конечностями, бледными, худыми
лицами, запавшими глазами, безразличным взглядом. Они прибывали полуголыми,
в крайне запущенном состоянии и производили впечатление тяжелобольных,
измученных голодом детей. Почти все они страдали от целого ряда болезней.
Дистрофичный, ослабленный голодом и поносами детский организм был не в
состоянии приводить в действие защитный механизм, не мог бороться с
инфекционными болезнями, в результате чего дети, особенно малолетние,
несмотря на уход и введение физиологического раствора, умирали.
Организм грудных детей, находившихся в состоянии тяжелой дистрофии, не
принимал никакой пищи, и в большинстве случаев дети умирали в течение двух
дней. Дети постарше лучше поддавались лечению и в большинстве случаев
выжили. Некоторые дети по приезде внешне производили неплохое впечатление.
Но уже на второй день и у них начинались непрекращающиеся понос и рвота.
Поносы резко прогрессировали, дети находились в состоянии интоксикации.
Несмотря на подкожное введение физиологического раствора, глубокие клизмы,
инъекции, укреплявшие деятельность сердечной мышцы, невозможно было
приостановить быстрое течение болезни. В итоге дети, за редким, очень редким
исключением, умирали. Так что до прибытия очередной партии детей почти все
кровати были уже свободными.
Спасенные дети передавались семьям в Загребе. Мы стремились как можно больше
детей прямо с поезда отдавать в семьи, выразившие желание взять их. Из числа
таких детей умерли лишь немногие, их после длительного лечения удалось все
же спасти. В семьях дети не были подвержены взаимному инфицированию, а самое
главное, значительно быстрее улучшилось их психическое состояние. Важную
роль здесь сыграло то, что дети оказались в спокойной семейной обстановке.
Страх, застывший в глазах даже самых маленьких детей, страх от пережитых
ужасов, не покидал тех, кто не попал в семьи, хотя они и оказались в
приличных условиях, более благоприятной по сравнению с лагерем обстановке. И
несмотря на то, что их сразу же начали лечить, все же за ними ухаживали
чужие и незнакомые люди, и поэтому эти тяжелобольные дети оказались не в
состоянии мобилизовать внутренние резервы, поднять психический тонус своего
организма, усилить его сопротивляемость, и чаще всего они вскоре умирали.
Разлученные с матерями, измученные в лагерях, подвергаемые новым для них
непосильным физическим и психическим нагрузкам, связанным с длительными
переездами из лагеря и процедурой распределения по новым местам проживания,
дети, здоровье которых было подорвано болезнями, в большинстве случаев не
смогли выдержать выпавших на их долю испытаний. Дети, которых из вагонов
забирали к себе отдельные граждане, были избавлены от некоторых из
перечисленных перегрузок, и все же многие из тех, кто прибыл 14 июля и 3
августа, умерли.
Всего с 3 августа до конца 1942 года в Иосиповац прибыло около 800 детей, из
которых 530 умерли. В основном это были грудные дети. Они похоронены как
безымянные жертвы фашистского террора".
ЛЮБИЦА ДОБРИНИЧ-ШАГИ:
"Лагерь Стара-Градишка поглощает бесчисленное количество женщин и детей. Их
доставляют из Кордуна, из Козары. Ежедневно прибывают все новые и новые
партии. Прибывают, чтобы исчезнуть навсегда.
Но гитлеровской Германии нужна рабочая сила. Зачем убивать женщин и девушек,
если они могут работать?
В Стара-Градишку приезжает комиссия из Загреба. Немецкая комиссия. В ней
есть и врачи. Эти немцы без сентиментов. Им не нужны больные женщины. Нужны
здоровые - для работы.
Всех их переписали, составили договоры, которые они якобы "добровольно
подписали", снабдили дорожными документами, отобрали детей, а затем партия
за партией отправили в Германию.
Охота на людей продолжается. И опять прибывают в Стара-Градишку женщины и
дети. Опять огромные партии женщин без детей отправляют в Германию. Здоровых
матерей угоняют в Германию, а больных и старых оставляют в лагере вместе с
детьми.
Немцам не нужны дети, да и лагерь Стара-Градишка - не детский дом. Зачем ему
кормить "врагов"?
Завтра день рождения поглавника. Надо достойно отметить его. Ночь накануне
его дня рождения в 1942 году была отпразднована кровавой бойней. В эту ночь
усташи зарезали тысячу сербских детей и около 500 сербских женщин, не
подходящих для работы в Германии. Яма, над которой убивали женщин и детей, а
затем сбрасывали их в нее, была переполнена кровью. Но еще оставалось много
детей.
Однажды пополудни раздетых догола детей сложили штабелями, как дрова, в
пустой комнате, закрыли ее и, заколотив двери и окна, пустили внутрь двойную
порцию отравляющего газа. На следующее утро 1300 неподвижных детских тел
было погружено на грузовики.
И прибывают партии заключенных. И опять их отправляют в Германию. И опять
остаются старые и больные женщины и дети, которых в одну из ночей вывезут
мертвыми на грузовиках".
МИЛАН КЕВИЧ:
"Я родился в 1931 году в Милошево-Брдо, недалеко от Босанска-Градишки, в
1944 году в возрасте 13 лет стал поручиком, самым молодым офицером в
югославской народной армии.
Усташи убили 84 человека из числа моих родственников, непосредственно из
моей семьи в Ясеноваце погибли мать и пять сестер. Отец погиб еще в 1941
году в партизанах. После войны в живых остались только я и мой брат...
Маму звали Елена, а сестер^ - Милка, Йованка, Станойка, Стайка, Драгица.
Усташи схватили их в 1941 году. Сначала они были в лагере Стара-Градишка, а
затем их перевели в известный своими ужасами лагерь Ясеновац, где они и
погибли. Я не знаю точно, когда усташи убили их, так как из наших близких
никого не осталось в живых, когда Ясеновац был освобожден.
Усташи вместе с немцами терроризировали жителей Козары, проводили облавы,
арестовывали невинных жителей. Только за первые два года войны из моего края
в усташские лагеря было заточено около 30 тыс. женщин и детей, откуда они
так и не возвратились.
Тогда усташи еще ходили в гражданской одежде. От сербских семей поначалу
требовалось, чтобы они на своих домах на видном месте вывешивали белые флаги
в знак покорности усташам и немцам. Моя семья подчинилась этому требованию.
Вскоре усташи усилили террор, занялись грабежами. Среди усташей были и те,
кто жил неподалеку от нас, которых мы хорошо знали. Они грабили все подряд -
снимали двери с домов, забирали кукурузу, угоняли скот. А мы не в силах были
что-либо сделать.
Я вспоминаю, как один усташский начальник приказал: кто из сербов не вывесит
белый флаг, будет приговорен к смерти, поскольку это будет расцениваться как
демонстрация против "Независимого Государства Хорватии". Они убивали
безоглядно, им были чужды какие-либо человеческие понятия. Все приказы о
совершении преступлений они получали исключительно от министра внутренних
дел Андрия Артуковича и руководителя католической церкви в Хорватии
Степинаца. Степинац отпускал все грехи усташам, убивавшим невинных сербов,
евреев, цыган и даже хорватов, которые не поддерживали "Независимое
Государство Хорватию". Снисхождения не делали ни для малых детей, ни для
престарелых, достаточно было сделать что-либо такое, даже ненамеренно, что
можно было истолковать как неподчинение законам, принятым Андрием
Артуковичем и Анте Павеличем.
Некоторые семьи уничтожались полностью, хотя и не совершили никакого
проступка против усташской власти. Этим я хочу подчеркнуть, что таким
образом расправлялись со всеми, не только с моей семьей как с семьей
партизан. Карательные отряды неожиданно нападали на наши села и арестовывали
всех поголовно. Независимо от того, был ли вывешен белый флаг на доме,
оказывала ли семья сопротивление или нет, грабили всех подряд. К тому же они
прибегали к обману. Впереди усташей шли порой домобраны, усыплявшие
бдительность жителей, говорившие, что они ничего плохого им не сделают и что
они могут оставаться у себя дома; а вслед за ними налетали усташи и угоняли
всех живых в лагеря, на смерть. Так усташи предотвращали уход людей в леса,
в партизаны.
Существовал даже приказ об уничтожении всех детей мужского пола от 7 до 12
лет. Меня и брата переодели в одежду девочек, и нам удалось избежать
отправки в лагерь. Несколько раз нам приходилось спасаться таким образом. А
потом мы присоединились к народно-освободительной армии. Война разбросала
