оказался у меня в руках? Не только. Я, если и не прочитал от строки до
строки, то просмотрел потом многие тома. Но очень уж интересный и острый
период -- с марта по июль 1918 года, то есть с пятого по десятый месяц
нахождения у власти, с пятого по десятый месяц управления Россией, столь
неожиданно для них самих оказавшейся в руках большевиков. Нет, полной
неожиданности, конечно, не было. Теоретически они готовились к этой власти
и к этому управлению. В статье "Сумеют ли большевики удержать власть",
написанной еще до Октябрьского переворота, были Владимиром Ильичем Лениным
заранее предопределены многие действия и акции, которые в обозреваемый нами
период стали осуществляться практически. Выпишем из той, еще
предреволюционной статьи главный ленинский тезис, главную мысль.
"Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность
является в руках пролетарского государства, в руках полновластных советов
самым могучим средством учета и контроля... Это средство контроля и
принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины. Гильотина
только запугивала, только сламывала активное сопротивление, нам этого мало.
Нам этого мало. Нам надо не только запугать капиталистов в том смысле,
чтобы чувствовали всесилие пролетарского государства и забыли думать об
активном сопротивлении ему. Нам надо сломать и пассивное, несомненно, еще
более опасное и вредное сопротивление. Нам надо заставить работать в новых
организационных государственных рамках.
И мы имеем средство для этого... Это средство -- хлебная монополия,
хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность".
Значит, схема ясна. Сосредоточить в своих руках весь хлеб, все
продукты (учет), а затем распределять эти продукты так, чтобы за хлебную
карточку человек, оголодавший и униженный голодом, пошел бы работать на
советскую власть и вообще делал все, что прикажут. Гениально и просто, как
все у Ленина. Разница с последующей статьей "Очередные задачи советской
власти" состоит в том, что в первом случае (до взятия власти, когда только
еще мечталось) делался упор на то, что путем голода (путем учета и
распределения) будут принуждать работать богатых, чье сопротивление якобы
надо сломить, а во втором случае, когда власть уже была взята, зазвучали
иные нотки.
"От трудовой повинности в применении к богатым власть должна будет
перейти, а вернее одновременно должна будет поставить на очередь задачу
применения соответствующих принципов (т.е. трудовая повинность и
принуждение. -- В. С.) к большинству трудящихся рабочих и крестьян" (т. 36,
стр. 144).
Так что же осуществилось в стране: власть рабочих и крестьян или
всеобщая трудовая повинность для рабочих и крестьян? А если это так, то чья
же власть? Дальнейший абзац о трудовом народе в связи с трудовой
повинностью для него поразил меня своим откровением.
"Для нас не представляется безусловной необходимости в том, чтобы
регистрировать всех представителей трудового народа, чтобы уследить (!) за
их запасами денежных знаков или за их потреблением (кто сколько из них
съест. -- В. С.), потому что все условия жизни обрекают громадное
большинство этих разрядов населения (почему бы не сказать классов, а,
Владимир Ильич? В том числе и класса, осуществляющего диктатуру? -- В. С.)
на необходимость трудиться и на невозможность скопить какие бы то ни было
запасы, кроме самых скудных. Поэтому задача восстановления трудовой
повинности в этих областях превращается в задачу установления трудовой
дисциплины".
Значит, действительно, с рабочими проще, чем с богатыми. У богатых
сначала надо отнять запасы, а потом уж можно их морить голодом. У
трудящихся же никаких запасов нет, отсиживаться им не с чем, надо идти
трудиться, исполнять трудовую повинность, хотя и оприч души, потому что
подчеркнутый насильственный характер будущего труда при советской власти
рабочие почувствовали с первых дней. Признает это и Владимир Ильич.
"Целый ряд случаев полного упадка настроения и полного упадка всякой
организованности был совершенно неизбежен. Требовать в этом отношении
быстрого перехода или надеяться на то, что перемены в этом отношении можно
достигнуть несколькими декретами, было бы столь же нелепо, как если бы
призывами пытались придать бодрость духа и трудоспособность человеку,
которого избили до полусмерти" (стр. 145).
Неправда ли - откровенно! Значит, призывами трудоспособность не
вернешь. А чем же?
"Для учета производительности и для соблюдения учета необходимо
устроить промышленные суды".
Это уже что-то новое! Этого не знали, конечно, при проклятом царском
режиме. Если бы при царе ввели вдруг на заводах промышленные суды,
представляю себе, на каких фальцетах завопили бы об этом друзья
пролетариата и все вообще революционеры. А как бы они завопили, если бы,
ну, Столыпин, скажем, выступил со следующей тирадой... Но выступил с ней,
увы, не Столыпин, а Ленин, когда власть находилась уже у него в руках.
Читайте.
"Что же касается карательных мер за не соблюдение трудовой дисциплины,
то они должны быть строже. Необходимо карать вплоть до тюремного
заключения. Увольнение с завода также может применяться, но характер его
совершенно изменяется. При капиталистическом строе увольнение было
нарушением гражданской сделки. Теперь же при нарушении трудовой дисциплины,
особенно при введении трудовой повинности, совершается уже уголовное
преступление и за это должна быть наложена определенная кара".
Вот так. Там, где при царе-батюшке можно просто уволить (а сколько
воплей, а то и забастовок было по этому поводу), теперь одного увольнения
мало. Теперь - тюрьма. Что и наблюдали мы в исполнение ленинских заветов,
особенно в предвоенные годы, когда за двадцатиминутное опоздание на работу
люди уходили в лагеря и там гибли.
Но в стране вроде диктатура пролетариата. Как же сочетать, с одной
стороны, его диктатуру, а с другой стороны, диктаторство над ним, причем
уже не класса, не партии даже, но уже единой воли. А что речь шла о
подчинении диктатору и единой воле, читаем недвусмысленные ленинские слова.
"Это подчинение может при идеальной сознательности и дисциплине (то
есть при полной покорности. -- В. С.) участников общей работы напоминает
больше мягкое руководство дирижера (имеющего право сажать в тюрьму. -- В.
С.). Оно может принимать формы диктаторства, если нет идеальной
дисциплинированности и сознательности. Так или иначе беспрекословное
подчинение единой воле безусловно необходимо". Стр. 200.
"Вся наша задача партии коммунистов -- встать во главе истомленной и
устало ищущей выхода массы (а как же революционная активность масс? -- В.
С.), повести ее по верному пути, по пути трудовой дисциплины, по пути
согласования задач митингования об условиях работы и задач беспрекословного
повиновения воле советского руководителя, диктатора во время работы".
Ах, как хорошо: помитинговали, пошумели, проявили свою пролетарскую
гегемонию, потешили свою душу -- щелкает бич диктатора: по местам!
"Надо научиться соединять вместе бурный, бьющий весенним половодьем,
выходящий из всех берегов митинговый демократизм масс с железной
дисциплиной во время труда, с беспрекословным повиновением воле одного лица
-- советского руководителя".
Точнее про класс-гегемон, осуществляющий якобы в стране свою
диктатуру, уже не скажешь. И вообще словечко "принудительное" является едва
ли не самым любимым словечком вождя в тот период.
"Подчинение, и притом беспрекословное, единоличным распоряжениям
советских руководителей, диктаторов, выбранных или назначенных, снабженных
диктаторскими полномочиями..."
"Меры перехода к принудительным текущим счетам или принудительному
держанию денег в банках..."
"Осуществление строжайшего и повседневного учета и контроля
производства и распределения продуктов..."
"Наше опоздание с введением трудовой повинности показывает еще раз..."
"Принудительное объединение населения в потребительские общества..."
"Через продовольственные отделы советов, через органы снабжения при
советах мы объединили бы население (принудительно, как только что мы
прочитали. -- В. С.) в единый пролетарски руководимый кооператив".
В деле принуждения пролетариата (хотя и строился вроде бы социализм)
Владимир Ильич Ленин не брезговал обращаться к самым жестоким и
драконовским достижениям капитализма.
"Русский человек -- плохой работник по сравнению с передовыми нациями.
Учиться работать -- эту задачу советская власть должна поставить во всем
объеме. Последнее слово капитализма в этом отношении -- система Тейлора...
Осуществление социализма определяется именно нашими успехами в сочетании с
советской властью и советской организацией управления (беспрекословного
подчинения диктатору, как мы недавно читали. -- В. С.) с новейшим
прогрессом капитализма".
И вообще, капитализм, оказывается, не такое уж страшное слово и
понятие.
"Если бы мы могли в России через малое число времени осуществить
государственный капитализм, это было бы победой".
"Что такое государственный капитализм при советской власти? В
настоящее время осуществлять государственный капитализм -- это значит
проводить в жизнь тот учет и контроль, которые капиталистические классы
проводили в жизнь".
"Государственный капитализм для нас спасение... Государственный
капитализм был бы для нас спасением. Тогда переход к полному социализму был
бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть
нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и общественное, а
нам-то как раз этого и не хватает, потому что в России мы имеем массу
мелкой буржуазии, которая сочувствует уничтожению крупной буржуазии всех
стран, но не сочувствует учету, обобществлению и контролю".
"Только развитие государственного капитализма, только тщательная
постановка дела учета и контроля, только строжайшая организация и трудовая
дисциплина приведут нас к социализму. А без этого социализма нет.
К государственному крупному капитализму и к социализму ведет одна и та
же дорога, ведет путь через одну и ту же промежуточную инстанцию,
называемую "народный учет и контроль за производством и распределением
продуктов".
"Государственный монопольный капитализм -- есть пошлейшая материальная
подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической
лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом,
никаких промежуточных ступеней нет".
Вот так раз! При такой постановке вопроса нет ничего удивительного,
что сколько бы мы ни листали Ленина, сколько бы ни штудировали, нигде мы не
может вычитать: а, собственно говоря, что же такое социализм, который они
собирались построить? "Социализм -- это учет"? "Социализм без почты и
телеграфа есть пустейшая фраза"? "Кто не работает, тот не ест"? "От каждого
по способностям, каждому по труду"? Вот это все и есть пустейшие фразы. И
если между государственным капитализмом и социализмом нет ни одной
промежуточной ступени, то чем же все-таки отличается социализм от
государственного капитализма? Неужели ничем? А если чем, то все-таки чем?
Прямых ответов на этот вопрос у Ленина не встречаем.
Про себя же они понимали дело четко и просто. Осуществить полный учет
и контроль над каждым граммом и над каждой штукой чего бы то ни было
произведенного в стране. Все, что бы ни производилось в стране, держать в
своих руках, а потом распределять по своему усмотрению. Благодаря такому
контролю и распределению держать в подчинении и в трудовой повинности всех
без исключения живущих в стране людей, все поголовно население. Чтобы оно
подчинялось единой воле как один человек. Вот это и есть, по их мнению,
социализм. То есть самая высшая и самая массовая форма рабства.
Но для того, чтобы миллионы людей оказались в материальной,
имущественной, хлебной зависимости, надо их сначала лишить тех некоторых
запасов, которые они, может быть, накопили и которые дадут им возможность
