выразить, как облегчить словами скверное чувство и гнусное
подозрение. Ну, а суетливая Мара поняла одно,- ввиду
неизвестных причин (давление? влажность? температура?)
ее верный рыцарь оказался в ответственный момент безоружным.
Вооруженным оказался бывший муж Риты Захаровой,
Сергей, который в тот самый миг, когда исчезнувшая было
надежда на соединение двух сердец забрезжила как будто
вновь, влетел в комнату и, заорав в потный мрак:
"Пала!" - пальнул из дедушкиного дробовика в студеную
синеву окна.
Значит, так, краткое пояснение,- спустя час после
того, как утихла известная нам драка, спустя минут двадцать
- двадцать пять после еще одного в высшей степени
скандального и нелепого происшествия, о котором речь
у нас впереди, когда пол уже был подметен и замыт,
а порядок восстановлен, в кафе "Льдинка" забрел свободный
(то есть нетрезвый) в этот день от работы (кстати, по
неизвестным автору причинам) официант ресторана "Южбасс"
Сергей Захаров, муж развратного Притона, пришел
жаловаться Толику, бывшему сослуживцу, на жизнь. Однако
кажущейся связи Толика Евстигнеева с последующей
стрельбой нет. Он молча смешал коллеге напиток, а вот
о сегодняшнем визите Притона в кафе рассказал бедняге
очень самодовольный малый Андрей Старук, врач санэпидстанции,
частенько бывавший здесь, на третьем этаже кафе
"Льдинка", исключительно с целью употребления одного-двух
бокалов (бесплатного из уважения к положению
и чину) яблочного сока. Он-то, голубоглазый, и не упустил
возможность поделиться новостью с подопечным, по своему
вкусу подав и окрасив. Что оставалось? За дробовиком
Сережа заскочил домой, вынес его в спортивной сумке,
поймал такси и только комнатой ошибся. И вот почему.-
в комнате Ритиных родителей, кои в этот драматический момент
трудились по договору в денежном Магадане, кровать
была удобней (шире), нежели бывший диванчик супругов.
Таким образом, Сергей не догадывался об ошибке,
когда, наводя трепещущие стволы на молочную белизну
кинувшегося к окну Штучки, вопил:
- Пала, изменница...
Не догадывался об ошибке и Штучка, вылетевший
в огород и в мгновение ока перемахнувший ограду, дробь
веером разлетелась над его головой, и с низкого старта наш
Евгений рванул вдоль по Аэроклубовской улице, окончательно
разбудив сумасшедшим галопом все это собачье
царство. Безумно повезло, конечно, Вадюше и Рите, беззаботно
упражнявшимся за стеной, ибо разъяренный супруг
последовал за обидчиком в окно, перемахнул ту же ограду
и принялся догонять. Пытаясь на ходу перезарядить двустволку,
упал, разбил колено, вскочил, потерял направление,
снова бежал, превозмогая боль, опять упал, лежа-таки
впихнул патрон-другой и, окончательно запутавшись в темноте,
побежал, как ему показалось, за мелькающим в конце
проулка преступником в совершенно противоположном направлении.
Штучкой же занимался сам Господь, не иначе, ибо,
делая наугад зигзаги, петляя улочками и переулками, он
вылетел в чем мать родила на Новосибирскую трассу и,
взмахнув руками, кинулся навстречу желтым спасительным
фарам.
Восхищения достойно вот что. Несмотря на спешность
сборов, в правой руке у нашего героя мы видим пакет,
полиэтиленовый пакет с пластинками. Остальное имущество
кавалера составляют желтые махровые, не снятые
в пылу страсти носки.
СТАНЦИЯ ТОПКИ
Ну что ж, начав при ярком дневном свете, мы, убыстряясь
от страницы к странице, миновали все стадии сгущения
красок и на умопомрачительной скорости влетели в инфракрасный
диапазон полуночи, в таинственную пору сверхъестественных,
наукой не познанных явлений. Как ни противится
сему разум, как ни борется с наваждением здравый
смысл, но встречи с чудесами не избежать, и прежде всего
с привидением.
Да, да, именно привидение явилось, безобразно кривляясь,
дергаясь и вздымая худые, фосфоресцирующие длани,
Александру Егоровичу Алейнику, водителю быстроходного
трайлера ЗИЛ-130, выпрыгнуло проклятое из черного небытия
обочины и закуролесило в желтых отсветах фар
среди черных заборов дремучей окраины. В правой руке
подлое сжимало неизвестного назначения четырехугольный
предмет и, по всему, намеревалось запустить им в широкое
лобовое стекло всего-навсего как три месяца назад с завода
полученного, новехонького грузовика.
- Убью на фиг,- пробормотал Александр Егорович,
но потерять кормильца в прямом лобовом столкновении
с нечистью не решился, взял что было сил в сторону
и вдарил по тормозам.
Жуткая тень метнулась куда-то вбок, грохнули друг
о друга ящики в кузове, и могучая машина застыла посреди
ночной дороги. Александр Егорович, дюжий мужчина, выпал
из высокой своей командирской двери и с монтировкой
в руке побежал вдоль кузова, навстречу исчадию ада.
Евгений, а это был, конечно же, наш нагой беглец, не
стал дожидаться громко затопавшего ногами шоферюгу,
где-то (показалось, совсем рядом, через два или три дома,
за спиной) хлопнул в ночном воздухе выстрел. Штучка
вздрогнул всем телом, схватился за борт, уцепился, вскарабкался
и исчез за ближайшим ящиком в черной дыре кузова.
Александр Егорович тоже подчинился инстинкту, остановился,
не добежав даже до первых спаренных колес, замер,
не веря своим ушам. Но выстрел в самом деле был, и слух
никого из участников этой драмы на охоте не подвел.
Ополоумевший, потерявший след в лабиринте домов официант
ресторана "Южбасс" Сергей Захаров в отчаянии разрядил
правый ствол дедушкиной тулки в молочную россыпь
звезд.
Переждав собачий лай, Александр Егорович все же
обогнул грязноватый хвост кузова, некоторое время постоял,
заслоняя собой белые цифры номера, вглядываясь
в ночное однообразие заборов Фабричного района Южносибирска,
как будто пытаясь, неизвестно для чего, определить
среди неровностей обочины тот бугорок, с которого мгновение
назад прыгнула ему навстречу неверная тень.
И покуда он так стоял, глупо щурясь и воинственно
помахивая монтировкой, рассудок Сергея Захарова окончательно
помутился, он дико завыл, замотал головой и с обреченностью
каторжника опростал левый ствол в расписные
ставни ближайшего домика.
Тут даже Александр Егорович потерял присущую людям
его профессии уверенность и агрессивность.
- Ой, маманя,- прошептал он, тихонько отступая назад.
Ударившись же о железный угол кузова затылком, на
лету поймал слетевшую с головы кепку, развернулся
и побежал на свое рабочее место как можно быстрее
сматываться из этого гиблого, неизвестно по каким законам
живучего места.
Пожалуй, только минут через пятьь-шесть, выскочив на
пустынную ночную трассу и набрав хороший ход, Александр
Егорович принялся последними словами поносить
родной город автора. Косясь в зеркальце заднего обзора,
он цеплял слово за слово, вытягивал цепочку одну за
одной, заплетал косичкой и, решительно узлом завязав на
конце, всякий раз, завершая тираду, божился в отместку
взять за каждую из дюжины обтянутых полиэтиленом
японских покрышек сто восемьдесят, сто девяносто, двести,
не я буду, рублей. Наконец, накинув шестьдесят
целковых сверх денег, отданных им самим за штуку паре
навязчивых (с утра поддавших) механиков шахты "Липичанская",
при этом поклявшись ни копейки не уступить,
Александр Егорович неожиданно успокоилося и полез за
"Беломором". Как видим, водитель у стотридцатки довольно-таки
несимпатичный, сущая скотобаза, скажем прямо,
этот Александр Егорович, ничего в нем романтического,
под стать нащей истории нет, фу, отвернемся с презрением
от его небритых скул и продолжим взволнованный рассказ
о мистике сибирской ночи.
Итак, привидение, кое Александр Егорови для облегчения
души счел лишь на мгновение явившимся- из межзаборного
проулка и туда же юркнувшим от теплого металла
его "зилка" навстречу свинцу, на самом деле сидело в кузове
и вместе с Александром Егоровичем подпрыгивало на
неровностях плохо переносящего мороз асфальта нашего
орденоносного комбината. Дыхание Евгения от беспорядочного
курение и продолжительного бега (да eщe усугубленное
долгой минутной задержкой в мгновение опасной
близости Александра Егоровича и его монтиронки) клокотало
теперь вовсю, отходило хрипами и всхлипыванием, и,
пусть заглушенное шумом ветра и мотора, оно странными,
однако вполне различимыми звуками отдавалось в брезентовом
объеме кузова, и каждый тревожный толчок легких
Штучки холодной дрожью рассыпался по телу притихшего
на стопке японской резины Михаила Грачика.
Вот она, наконец, давно назревавшая встреча, but what
a bizzare circumstances. Тяжелое забытье Лысого, снизошедшее
на беднягу еще на родной южносибирской земле,
оборвали неожиданные маневры и резкое торможение тяжелой
машины. Впрочем, просветление у Михаила, ооретение
им чувств, медленное, скачкообразное, не происходило
в согласии с головокружительным ритмом детективном
истории Евгения. Разнообразные звуки не построились
в естественную последовательность, все перепуталось в голове
Лысого, какие-то толчки, движения, тень. на мгновение
закрывшая уголок звездного неба, выстрел где-то совсем
рядом,- вся эта несообразная чепуха смешалась с удивлением
"где это я?" и привела Мишку в состояние растерянности
и страха к тому моменту, когда с коротким хлопком
закрыл за собой дверь Александр Егорович и рванул
свою стотридцатку в ночь. Колеса закрутились, слились
буквы, цифры, швы в ровные черные круги, но успокоения
устойчивые обороты кардана Лысому не принесли. Судорожно
сжимая в темноте свою болоньевую сумку, он вслушивался
в рабочий гул побеждающего пространство и время
грузовика и все отчетливее и отчетливее различал в песне
ветров и механизмов одушевленные и оттого пугающие
звуки. Нет, не мог Мишка подобно пригревшемуся у себя
там, в уютной кабине Александру Егоровичу просто злобно
игнорировать странное дорожное происшествие, но не страх
неведомого, иррационального мешал ему расслабиться, ему
мешала материя, первичная, данная нам в ощущениях -
нет и еще раз нет, никаких сомнений - совсем рядом, за
ящиками явно находился кто-то еще, хрипел, сплевывал,
шумно втягивал воздух, время от времени производя жалобный
звук, какой бывает обычно, когда, разбирая ящик,
вместе с доской пытаются извлечь и длинный изогнутый
гвоздь.
В самом деле, сидя на корточках, прыгая и раскачиваясь,
Штучка все время хватался за одну из двух крестнакрест
сбитых боковых досок; удерживая себя таким образом
в вертикальном положении, Евгений без всякого желания
со своей стороны очень быстро отделял недобросовестно
приколоченный предмет.
Да, сумбурное пробуждение выльется в сумбурные поступки.
Впрочем, войдем в положение, глупое положение
отрезанного от внешнего мира в дальнем углу кузова Мишки
Грачика, войдем и представим себе, как он, сын Западно-Сибирской
низменности, истолковал появление ночного гостя
на пустынном шоссе. Очень, очень мрачно. Прискорбно,
но факт, себе подобного, одинокого, отчаявшегося
молодого человека Мишка принял за беглого лагерника,
о коих среди земель, некогда завоеванных суровым
Ермаком, и поныне ходят многочисленные душераздирающие
легенды, время от времени материализующиеся вооруженными
солдатами внутренних войск на дорогах, вертолетами,
низко летящими над макушками сосен, и восторженными,
но маловразумительными газетными репортажами
о самоотверженности людей и собак, проявленной в таежных
кошках-мышках.
Согласитесь, трудно, крайне тяжело ставить в упрек
человеку отсутствие христианского милосердия к какому-нибудь
красноглазому насильнику, а страх перед безумцем
тем более. Итак, отвлечемся, закроем глаза, сядем на что-нибудь
твердое, неудобное (на пол), хоть на мгновение
ощутим жутковатый неуют дальнего тупикового конца кузова,
куда забился Мишка Грачик, ища забвения и покоя,
и где он теперь сидит, мнет свою сумку, прячет на пузе под
футболкой и все равно мысленно прощается прежде всего
со своими денежками, тремястами пятьюдесятью рублями
(около того), кои он заработал честным трудом, снимая
острым резцом стружку с разнообразного железа, затем
едва не потерял в драматических перипетиях дня, все же
