элементарных опытов. Ибо ставился простой вопрос природе: <Да
или нет?>
И она отвечала на простой вопрос простым ответом. Изучение
тончайших количественных закономерностей придет потом -- в
специализированных лабораториях, в роскошных научных
институтах. Кондрат в нашем блестяще оборудованном, знаменитом
Объединенном институте э 18 проводил свои последние
исследования по старинке, стало быть, выше простых ответов
подняться не мог -- и, как не раз бывало в старину, получил на
свой простой вопрос <Да или нет?> точный и грозный ответ: <Да!>
Ему бы остановиться на этом. Все дальнейшее поручить бы
специализированной лаборатории. Кондрат в безмерном своем
самомнении -- либо в столь же безмерном отчаянии? -- пошел
дальше и погиб!
Последняя запись в дневнике была ключом к тайне трагедии.
<Гарпы. Броня,- так записал Кондрат план своего нового
эксперимента.- Защитный экран? Короткодействие? Радиус
эффекта?> Бедный мой друг Кондрат, ты начал дело не по силам,
ты перешел от качественных к количественным экспериментам -- не
было, не было в нашей лаборатории надежных средств для них! И
хоть бы я находился рядом с тобой! Хоть бы я был рядом!
Я бросил дневник Кондрата, выскочил из-за стола. И снова
шагал и шагал по его кабинету, гоня от себя горестную мысль,
что был бы в лаборатории -- и не погиб бы Кондрат.
Взяв себя немного в руки, я вернулся к столу. Настала
очередь официального отчета о катастрофе в Лаборатории
ротоновой энергии. Я уже читал его, нового в нем не было. И
только на стереографиях, приложенных к отчету, я остановил
внимание. Их было четыре, одна -- общий вид энергетической
установки, три другие -- помещение ротонового генератора. Шесть
лет я считал это помещение своим единоличным царством, оно и
было таким, я властвовал в нем безраздельно. На двух снимках --
сам генератор, подсобные механизмы, система автоматического
управления, трубопроводы, приемники и излучатели. А на третьем
-- человек, неосторожно вторгнувшийся в это специализированное
царство и заплативший своей жизнью за вторжение: Кондрат --
окровавленное лицо, сожженная одежда, изломанные руки,
перебитая нога... Я закрыл глаза, перехватило дыхание -- так
горько, так непереносимо было глядеть на третий снимок!
Спрятав стереографии и отчет в папку, я положил их в ящик
стола -- они больше не были нужны.
Я вышел из кабинета Кондрата и спустился в нижний этаж, в
помещение ротонового генератора. Год я не был здесь, не
спускался сюда и всю неделю, что провел в записи воспоминаний и
чтении рабочих журналов и дневников. Уже внизу я обнаружил, что
забыл снять датчики мыслеграфа, и засунул их в карман. Я ожидал
увидеть картину страшных разрушений, стереографии именно их
фиксировали. Но разрушений было немного -- поваленные
трубопроводы, покалеченная автоматика. Генератор выглядел
целым. Я остановился около него -- осматривался, думал о том,
что здесь совершилось.
И снова у меня стеснило дыхание. Именно здесь, на этот
покрытый синтетической -кожей пол, повалился сраженный скачком
электрического напряжения Кондрат, здесь его какие-то секунды
выкручивало, выламывало кости, здесь он закричал последним
пронзительным криком, самописцы точно зафиксировали его призыв
о помощи, на который не могло быть ответа, ибо он был один, а
автоматика уже отказала. Вот так описала комиссия картину его
гибели. Все было так, ни в одном факте не исказили
действительность эксперты. И все было не так, ибо официальная
картина передавала лишь то, что могла увидеть комиссия. Я
любовался генератором и ненавидел его -- мое детище, лучшее из
всего, что я создал, что я мог создать, он был истинным убийцей
Кондрата. До боли в сердце я понимал, что происходило в ту
страшную минуту. Кондрат расставил наверху вокруг фарфорового
преобразователя свои цилиндрики и пробирочки с живой материей,
прикрыл их защитными щитками, имитирующими и броню гарпов, и
любую другую броню, что может понадобиться, если ротоновый
преобразователь где-нибудь обратят и на человека. А потом
спустился вниз манипулировать генератором. Каждый аппарат имеет
свой особый характер, нет двух абсолютно одинаковых машин, а
мой генератор пока единственный в мире. Я знал его, привык к
нему, и он знал меня и привык ко мне. Ни в каких инструкциях не
выразить всей индивидуальности сложнейшей да и капризной
машины, Кондрат об этом и не подумал, когда задавал напряжение
на генератор. Что в ту несчастную минуту испугало Кондрата?
Глухой шум, вырвавшийся из недр машины? Я тоже не раз слышал
этот шум, он и меня вначале пугал, потом перестал -- настоящей
опасности в нем не было. Или сигнал сверху о перегрузке
преобразователя -- надо уменьшить подачу ротонов? Почему вместо
плавного уменьшения Кондрат вдруг дал полную остановку? Он не
мог не знать, что в момент такой остановки гигантски
взметывается напряжение на генераторе! Ну и пусть взметывается,
всего ведь доли секунды, автоматика надежно погасит любое
перенапряжение. Нет, испугался, рванул назад, две встречные
команды заблокировали одна другую -- выбило защиту. И вот
результат -- вверху взрыв разметал в осколки и сам
преобразователь, и все, что было установлено вокруг него. А
внизу корчился и стонал изломанный и полусожженный Кондрат --
единственный человек на всех трех этажах здания.
Я поднялся наверх, еще никогда мне не было так тяжко
преодолевать короткую лестницу -- два раза, останавливаясь,
хватался за перила, чтобы не упасть.
В кабинете Кондрата я вызвал Сомова и доложил:
-- Исследование закончено. Разрешите прийти.
И опять он ответил, как в первый раз, когда я просил приема:
-- Не надо. Иду к вам.
23
Карл-Фридрих Сомов сидел на диване, я за столом. Я хорошо
знал, что сообщать ему, но трудно было заговорить. Слишком
много неверного и обманного разделяло нас, чтобы вот так, одной
фразой, преодолеть выдуманный барьер. Реально этого барьера не
было, как я теперь запоздало сознавал. Он улыбнулся, он понимал
мое состояние.
-- Итак, вы знаете, отчего погиб Сабуров,- негромко сказал
Сомов.- Мне кажется, я тоже знаю это. Он погиб...
Я прервал его:
-- Да, вы правы. Кондрат Сабуров погиб оттого, что
устрашился своего изобретения. Он понял, что мирная установка
может стать механизмом уничтожения, может быть использована как
боевое оружие.
-- Может стать прототипом боевого оружия, а не оружием, не
так ли? -- поправил меня Сомов,- Имею в виду крупные габариты,
нетранспортабельность вашей установки.
Он был совершенно спокоен. Он, я сразу понял, заранее знал,
что я скажу. И чтобы показать, что я тоже знаю о его
невысказанном вслух знании, я и произнес эту фразу: <Да, вы
правы>. Она была ответом на его мысли, а не на его слова. Но
полностью обстановки в ротоновой лаборатории он все же не
представлял себе и тоже об этом догадывался.
Сомов с вежливым вниманием ждал ответа. Я резко сказал:
-- Именно боевое оружие. Не преувеличивайте трудностей с
подвижностью и габаритами. Все это мелочи.
-- Но я думаю...
Я не дал ему договорить.
-- И Сабуров думал, как вы. Верней, надеялся, что будет так.
Но было по-другому, и это стало одной из причин его гибели.
-- Ваша мысль мне не ясна,- признался он с некоторым
удивлением,- Сабуров, стало быть, понял, что ваша установка уже
в ее теперешнем виде может быть использована как боевое оружие?
Так?
-- Нет. Он узнал, что очень легко изменить габариты
ротонового генератора и энергетической установки, чтобы система
стала вполне транспортабельной. И тогда источник полезной
энергии превратится в вулкан смертоносного излучения.
-- Как узнал?
-- Я ему сказал. И вызвался сделать генератор
транспортабельным. Я не подозревал, какие страшные мысли
связаны у Сабурова с габаритами наших агрегатов. Мое объяснение
привело его в ужас. Он заспешил с постановкой опытов. Принимаю
на себя часть вины за его гибель.
-- Друг Мартын, не преувеличивайте своих проступков и не
придумывайте необоснованных самообвинений. Я числю за вами
только одну несомненную вину: что вы поддались вспышке
негодования на Сабурова и покинули лабораторию. Останься вы в
ней, возможно, катастрофы не было бы.
-- Не знаю, не знаю...
-- Хорошо, оставим это. Но объясните вот что. Если установка
генерирует опасное излучение, то как вы четверо остались
невредимы? Очень сложное явление, не так ли?
-- Наоборот, очень простое. Наша установка предназначена
выдавать полезную энергию, а не генерировать убийственное
излучение. Излучение -- попутный, а не основной процесс. И оно,
во-первых, очень слабо, а во-вторых, короткодейственно. При
низкой интенсивности оно поглощается полностью так близко и так
сразу, что не грозит находящимся вокруг людям. Но попутный
процесс легко превратить в основной. И можно так форсировать
излучение, что оно потеряет свою короткодейственность. Помните
запись Кондрата в дневнике: <Короткодействие? Радиус эффекта?>
Он поставил себе этот вопрос. И размещал свои живые пробы на
разном отдалении от преобразователя, чтобы установить радиус
действия. Кондрат не был специалистом в ротонах и преувеличивал
трудности обращения с ними. Что до меня, то берусь в несколько
дней превратить нашу установку, ныне безопасную для всех, кто
ее обслуживает, в адский механизм, губительный для каждого, кто
пройдет мимо лаборатории.
Сомов очень вежливо сказал:
-- Удивительно интересно. Вы и вправду хотели бы испытать
ваше изобретение, так сказать, на губительность?
-- Послушайте, Карл-Фридрих. Давайте не будем ходить вокруг
до около важной проблемы, а приступим к ней сразу. Признаюсь,
что я долго не понимал вас, мы все, не я один. Но вы разглядели
меня, этим объясняю, что мне поручили разобраться в катастрофе.
Теперь остается решить, что делать с покинутой всеми
Лабораторией ротоновой энергии.
-- Ваше предложение, друг Мартын?
-- Самое простое -- взорвать ее! Или, если не хотите
грохота, демонтировать. Чтобы даже памяти не сохранилось о
нашем опасном изобретении.
-- Я догадывался, что именно это вы и предложите. А вы
догадываетесь, что я отвечу на ваше предложение?
-- Не только догадываюсь, но уверен. Пожмете мне руку и
пообещаете начать демонтаж.
-- Пожму вам руку охотно, но не за предложение демонтировать
лабораторию, тем более взорвать ее, а за хорошее изучение
причин катастрофы. У нас с Ларром иные планы.
-- Какие?
-- Восстановить лабораторию. И поручить вам возглавить ее.
Я воскликнул:
-- Но ведь это значит!..
Теперь он прервал меня:
-- Это значит, что основная программа вашей лаборатории --
найти новые формы энергии и поставить их на службу человечеству
-- далеко перекрывает попутные неудобства и опасности.
Неудобства мы преодолеем, от опасности -- защитимся. И лучше
всех это сможете сделать именно вы, ибо вы знаете, какие блага
принесут миру новые источники энергии, научным преступлением
будет отказаться от них. Вы определили меру опасности ваших
механизмов и сумеете предохранить нас от превращения полезных
изобретений в средства разрушения. Мы с Ларром не раз говорили
о вашей лаборатории. Мы не знаем другого человека, который бы
так подходил в ее руководители. Сотрудников вы вольны подбирать
сами. Ваш ответ я передам Ларру.
Я не спешил с ответом. Я думал об Адели и Эдуарде. Сомов
предлагал мне то самое, что позавчера Адель гневно бросила мне
в лицо как обвинение. Я пришел в кабинет Кондрата, чтоб
