"Я раньше думал, что развитие науки идет от открытия к открытию, -
сказал я, - что великие открытия - ступеньки подъема науки и что гении
научной мысли..."
"Гении, гении! - прервал он сердито. - Гений доходит до открытия в
результате великого постижения проблемы. Он планирует для себя понимание,
а не открытие. Павел не гений. Его жадное стремление к необычайности
неизбежно выродится в поверхностное пустозвонство. Его так и подталкивает
работать на публику, а не на науку!"
Кое в чем Чарли был прав, но в одном ошибся. В Павле гнездился гений,
а не халтурщик. Он вышел за грань стабилизации времени ради интереса
узнать, что там, за межой, а не для того, чтобы ошеломить заранее
ожидаемой неожиданностью. Он был ненасытен именно к пониманию, всей
натурой заряжен на изучение. Объяснять это Чарли было бы пустой тратой
времени. Чарли составил о Павле свое твердое мнение, и никакие уговоры не
заставили бы его изменить свою позицию. Аргументом могли быть только
реальные результаты, а не слова.
В моей лаборатории Павел скоро поставил опыт на себе. Он сделал это
тайно, не только Чарли, но и я не разрешил бы столь рискованных
экспериментов. И опыт увенчался блистательным успехом. Павел совершил
воистину великое открытие, даже не одно, а два.
- И тогда впервые поделился с вами, чем втайне занимался? - вставил
реплику Рой.
Так и было, подтвердил я. Павлу захотелось узнать, можно ли
воздействовать трансформаторами атомного времени на биологические
процессы. Еще Чарли установил, что в атомной области выход в прошлое имеет
нижний и весьма близкий предел - в дальние древности не уйти. Зато выход в
будущее не имеет границ. Идея Павла звучала просто. Биологические системы,
в отличие от неорганики, с которой оперировал Чарли, построены
иерархически. В мертвой материи изменение времени отдельных атомов мало
влияет на соседние. Взять кусок гранита, перебросить половину его атомов
на тысячу лет вперед или тысячу лет назад - что изменится? Миллионы лет
назад этот кусок гранита был гранитом, миллионы лет спустя будет гранитом.
А в биологических системах изменение времени какого-нибудь управляющего
центра в мозгу немедленно отзовется на всем организме. Перебросьте тысячу
важных нейронов мозга в будущее, отодвиньте их в прошлое - весь организм
испытает потрясения. Центр управления организмом, искусственно
переброшенный в будущее, властно потянет в будущее всю подчиненную ему
биологическую систему - все процессы убыстрятся, организм как бы
заторопится жить, зато и постарение наступит скорей. А затормозив ток
времени, мы замедлим пребывание организма в его настоящем, законсервируем
его "сейчас", хотя вокруг все будет идти вперед, в свое будущее.
- Что-то вроде этого я читал в старинных книгах по фантастике, -
сказал Рой. - Не вижу пока, какие открытия совершил Павел Ковальский. Вы
говорили даже о двух.
Да, речь идет именно о двух открытиях. Первое состояло в
доказательстве того, что ток обратного времени в биологических системах
возбуждается легче, чем в неорганических. Не остановка времени, не
консервирование наличного "сейчас", а реальный уход в прошлое, до полного
обращения в ничто. Иначе говоря, омоложение до уничтожения. Ибо развитие
организма всегда ограничено двумя близкими пределами: моментом рождения и
моментом смерти, он может балансировать только между этими двумя межами. И
его движение в узких границах жизни - процесс автоматический. Все, что
рождается, должно умереть. Можно замедлить поступательный ход к
естественному концу, но нельзя его отменить. Все это укладывалось в
хронобиологические уравнения Чарли. И вот Павел установил, что обратный
ход из искусственно возбужденного неминуемо превращается в автоматический.
Уход назад, в прошлое, становится столь же естественным, как движение
вперед, в будущее. Стабилизация настоящего, вечное пребывание в "сейчас"
практически неосуществимы. Малейший толчок - и возобновится ход времени
вперед, к привычному концу, или назад - к началу, которое в этом случае
станет и концом. Таково было первое великое открытие Павла.
- Иначе говоря, никакой старик, впадая в детство, на стадии юности не
задержится, - прокомментировал мое сообщение Рой. - Открытие довольно
грустное. Хотя, конечно, забавно было бы поглядеть со стороны, как старец
растет - можно применить такой термин? - в молодого мужчину, потом в
юношу, потом в отрока и младенца... Что будет дальше? В конце, который был
когда-то началом?
- Старец на каком-то этапе просто погибнет. В зародыш не превратится,
ведь обратное развитие совершает он один, матери ему не возвратят.
Повторяю, открытие Павла состояло не в грустном признании невозможности
омоложения, а в том, что сам этот процесс непременно становится
автоматическим, независимо от того, как вы его возбудили.
- Понятно. Слушаю второе открытие Павла Ковальского.
Второе открытие, говорил я, в том, что Павел нашел удивительную
возможность стабилизировать обратный ход времени, то есть опроверг
пессимизм теории Чарли и своих собственных доработок. Надо лишь
подстраховать один организм другим. Если связать их взаимодействующим
психополем, то получится нечто вроде психологического диполя. И тогда уход
в прошлое одного организма вызовет ускоренное движение в будущее другого.
Причем первый противоположным ходом своего времени будет тормозить
ускорение второго. Психополе сыграет роль амортизатора. И чем сильней
будет душевное родство, тем безопасней станут любые хроноэксперименты.
Дойдя в своих изысканиях до этого вывода, Павел поделился им со мной.
Я ужаснулся, говорю без преувеличения и наигрыша. Переносить куда менее
опасные опыты с трансформацией атомного времени минералов на хрупкое,
недолговечное время биологического существования было больше чем
рискованно - недопустимо. На меня давили страшные прогнозы хронотеорий
Чарли, я не смел подвергнуть их сомнению. В такой форме я и высказал свое
отношение. Павел в ответ вдохновенно предложил мне составить с ним
психодиполь. Он всегда выглядел вдохновенным. Вдохновение усиливало силу
его аргументов. Да, конечно, никто не даст разрешения на хроноэксперименты
с организмами, соглашался он. Но почему нам самим не выдать себе такое
разрешение? Ведь мы ставим опыты над собой, никого не привлекаем к
опасному сотрудничеству. Каждый имеет право сделать с собой что
вздумается: жить, влюбляться, ненавидеть, тосковать. Кто посмеет крикнуть
самоубийце: "У тебя нет формального права лезть в петлю!"? Кто объявит
юноше: "Мы официально запрещаем тебе влюбляться!"? Кто придерется: "Ты
любишь стихи, а есть ли у тебя юридическое обоснование любви к стихам?"
Человек одарен свободой воли, свобода воли дает право делать с собой все,
что не ущемляет права других людей. Этого единственного ограничения мы не
нарушаем. Стало быть, наш поиск правомочен. Мы свободны в любом обращении
с собой. Права на эти эксперименты мы ни у кого не должны выпрашивать. И
никого не обязаны о них информировать.
Так он настойчиво уговаривал меня, и я стал поддаваться. Проблема
была захватывающе интересной. Но я не мог пойти к Чарли за разрешением на
новый поиск, он бы не только категорически запретил этот эксперимент, но и
немедленно убрал бы от меня Павла, чтобы оборвать соблазн в зародыше.
- Жанна Зорина утверждает, что главная черта вашего характера -
любопытство и удивление от всего, что порождает ваше любопытство, -
заметил Рой.
Так мы с Павлом составили первый психодиполь, продолжал я. Крепость
общего пси-поля была невелика, но мы и не отваживались на глубокие
колебания времени. Вскоре мы установили - это было уже нашим общим
открытием, - что колебания нашего физиологического времени относительно
центра диполя несколько запаздывают по сравнению с общим временем на
Урании. Колеблясь то вперед, то назад, наше биологическое время
замедлялось в общем поступательном движении вперед. Мы то "микромолодели",
то "микростарели", а в результате старели медленней, чем другие жители
Урании. Павел ликовал. Пусть это не омоложение, поскольку омоложение
выйдет из-под контроля и превратится в губительный автоматизм, утверждал
он, но замедление старения - несомненно. Продление человеческого века -
вот что дает нам психодиполь. Скоро, скоро мы объявим миру о нашем успехе,
вытребуем официальное разрешение на дальнейший поиск и создадим свою
особую лабораторию. Он даже придумал название для нее: "Лаборатория
продления жизни путем дипольного регулирования физиологического времени".
И тут в нашей лаборатории появилась Жанна Зорина. Энергофизик по
образованию, она на Земле считалась хорошим специалистом по сгущению воды
и на Урании должна была помочь местным энергетикам в использовании этого
энергоемкого топлива. Она участвовала в монтаже "трехмиллионника", все
прошло отлично, ведь обращение с энерговодой много проще, чем с углем и
нефтью, проще даже, чем с ядерными аккумуляторами. Наши энергетики могли
управиться и без нее, но все же это был "трехмиллионник", таких мощностей
в одной цистерне земные заводы еще не выпускали. Для транспортировки и
монтажа применили новые антигравитаторы, вот с ними-то и знакомила нас
Жанна.
- Та самая цистерна, что взорвалась? - спросил Рой. - За три года
пользования вы израсходовали один миллион тонн, верно?
Я подтвердил: та самая цистерна, выработанная на треть. После монтажа
Жанна хотела вернуться на Землю, но за нее ухватился Антон Чиршке.
Повелитель Демонов узнал, что она изучала прозрачные стали, сверхпрочные
пластики и прочие материалы высоких структур. Для восстановления его
пористых пластинок такой специалист был даром фортуны. Институту Времени
тоже требовались знатоки высокоструктурных материалов, и мы уговорили
Жанну остаться. При первой же встрече с ней - я пошел с Антоном - Жанна
меня покорила.
Вот так и получилось, что я влюбился в Жанну. Мы начали встречаться и
в нерабочее время, гуляли по пустынным равнинам Урании, с крутых берегов
Уры наблюдали красочные закаты Мардеки. Я рассказывал Павлу о встречах с
Жанной, он равнодушно слушал - его не интересовало, в кого я влюбляюсь.
Однажды Жанна побывала в нашей лаборатории. После ее ухода Павел сказал
мне:
"Эдик, я удивлен. Самописец вел запись колебаний нашего с тобой
пси-поля. Так вот, в присутствии Жанны диполь практически не
функционировал. Зато прибор зафиксировал колоссальную душевную связь между
тобой и Жанной. Что бы это значило, Эдик?"
Я шутливо ответил, что наши приборы заново открывают то, что в
древности было ведомо каждому парню и девушке, и слыхом не слышавшим о
психофизике. Любовь сильней дружбы - вот что означает запись прибора. Если
бы я знал, какие следствия вызовет мое объяснение, я остерегся бы
откровенничать с Павлом, не стал бы больше приглашать Жанну в лабораторию.
Но она продолжала бывать у нас. Павел какое-то время держался спокойно, а
потом - взрывом, словно пробудившись от сна безразличия, - повел на нее
наступление. Он бесцеремонно оттеснил меня, встречал и провожал Жанну,
старался всецело завладеть ее вниманием. И он не постеснялся сказать мне,
что уж если наш с ним психодиполь ослабел и не годится для
хроноэкспериментов, то он заменит его гораздо более активным - своей
собственной душевной связью с Жанной. Наступление Павла оказалось