- Временно? - переспросил Гамов. - Вы, кажется, предвещаете нам
поражение, генерал Мордасов?
- Не генерал, нет, только государственный советник, - быстро
откликнулся Мордасов. - А раз не военный, то не вправе высказывать
категорические суждения о стратегии. Поймите меня правильно... Если бы не
ваши великолепные боевые успехи... Они как маяк в ночи, как звездочка из
густых туч... Десяток бы таких частей, как ваша дивизия, таких
командиров... У кого бы тогда могла прозвучать пессимистическая нотка, кто
бы тогда осмелился?
Мы молчали, подавленные. Что могли значить наши крохотные удачи перед
трагедией на фронте? Снова заговорил Гамов:
- Ну, хорошо - хорошего на фронте нет. А в тылу? Настроение народа?
Мордасов живописал тыловые трудности с тем же бодрым красноречием,
как и военные неудачи.
- Нелегко в тылу, вот точная формула. А конкретно две вещи. Первая -
снабжение. Все забрали в резерв, армейские склады пока полны. Союзники
тоже требуют - то дай, другое, а ведь без этого не поддержат. А кортезы
перехватывают циклоны, их метеогенераторные станции куда мощней наших...
Хлеба пожгло, овощи не уродились. Настроение - соответствующее. Да ведь
трудность не только в снабжении. В конце концов - война, все подтягиваем
животы. Внутренний враг оживился!
- Измена? Восстания?
- Не измена, нет. И о восстаниях не слышал. Хулиганство! Бандитизм!
Все границы перешли... Молодежь дезертирует. Прячутся, заработков нет -
сколачиваются в шайки, достают оружие. Даже поезда, если с
продовольствием, без сильной охраны на линии не выпускаем. Ночью в Адане в
одиночку на улицу выйти - самоубийство! Разденут, изобьют, а
сопротивляешься - прикончат.
- Что же смотрит полиция? - вдруг закричал Гонсалес. - Хватать и
расстреливать подлецов!
- Хватаем и расстреливаем. А толку? Одного расстреляем, двое
добавляются. Пока нет победы на фронте, бандитизма не одолеть.
- А победа на фронте не светит, судя по вашим словам, - хмуро сказал
Гамов. - Теперь вопрос: зачем вы прилетели к нам?
- Как зачем? Передать, что командование восхищено вашими военными
удачами, услышать ваш ответ.
- Восхищение вы уже передали. Наш ответ естествен: благодарны за
добрые слова. Но для хороших слов хватило бы и радио, а послали водолет.
Итак, ваше особое задание, Мордасов?
Мордасов, по всему, не ожидал, что Гамов так властно и открыто
потребует расшифровки визита. Он еще колебался, без обиняков ли изложить
суть дела или идти к ней извилистой тропкой. Строгий взгляд Гамова
пресекал все боковые ходы.
- Видите ли, друзья... Буду откровенен, мой девиз - только правда. В
общем, восхищенное вами командование кое в чем и не согласно... Не все
ваши поступки находят одобрение.
- Не мямлите, Мордасов! Прямо и точно - чего вам надо? Забрать
деньги, которые мы еще не успели раздать?
- Да, в общем это... Но не только остаток... Командование недовольно,
что разбазаривали государственную казну. Приказано изъять у солдат все,
что им незаконно выдано.
Гамов недобро улыбнулся.
- Вы уверены, что можно отобрать у солдат их награды? Подскажите, как
это сделать?
- Вам видней. Не имею права вмешиваться в ваше командование, Гамов,
хотя замечу в скобках, что вы еще не утверждены в должности командира
корпуса и ваши приказы... ну, не совсем законны, чтобы вас не обижать. Но
если вы вернете незаконные награды... Короче, можете тогда рассчитывать...
Гамовым овладевал один из тех приступов ярости, с которыми он
временами не мог справиться. Он подошел к Мордасову вплотную, вперил в
него бешеные глаза. Я испугался, что Гамов влепит эмиссару пощечину, но от
пощечины Гамов удержался.
- Ты, пивная бочка на склеротических ногах! - прошипел он. -
Печалился, что всем приходится затягивать потуже пояса, а твой живот не
ужмет даже стальной обруч. Да ты разбойник хуже тех, что бесчинствуют на
ночных улицах!
Мордасов выкарабкался из кресла и отскочил в сторону. Он был возмущен
и испуган - уж не знаю, чего было больше.
- Ответьте мне на один вопрос, Мордасов, только отвечайте честно! -
приказал Гамов, с усилием подавляя гнев. - Нам предстоит прорываться
сквозь вражеское окружение, будут тяжелейшие бои. Согласны ли вы, что
изъятие наград и отказ от дальнейших выдач сильно ослабит боевой дух
корпуса? Да не дергайтесь, я задаю элементарный вопрос.
- Допускаю, что в смысле появления некоторого недовольства... -
пробормотал Мордасов.
- Вот-вот, появится недовольство... Но недовольство ослабит боевой
дух и уменьшит наши шансы победить в бою и вырваться к своим, так?
Отвечайте, Мордасов!
Показное спокойствие Гамова после вспышки ярости обмануло Мордасова.
Он вдруг перешел на крик:
- Да что вы пристаете? Боевой дух, прорыв из окружения!.. Есть
законные и незаконные средства войны. Не требуйте привилегий, каких лишены
все армии мира! Солдат сражается во имя любви к родине, а не ради
разбойничьей наживы. Воюйте, как все!
- То есть погибайте в неравном бою, попадайте в плен, ждите в
отчаянную минуту помощи, которая не придет. Ваша позиция ясна, Мордасов,
Ее точное название - предательство!
- Вы не смеете, полковник Гамов!..
- Смею! Последний вопрос - и бог вас борони ответить лживо. Кто
требует отвоеванные нами деньги? На какие нужды требует?
- На государственные нужды, вот на что!
- А разве спасение целого корпуса, разгром противника в бою не
является важнейшей государственной нуждой?
- Не путайте божий дар с яичницей! Незаконное обогащение солдат и
высшие цели страны! Маршал Комлин приказал мне: умри, но без денег не
возвращайся!
- Сам маршал?.. Дилемма ясна: вы либо умираете, либо возвращаетесь с
деньгами. Ваш ответ меня удовлетворяет.
- А меня нет! - вдруг вмешался в спор Пеано. Он стал страшен, убрав с
лица неизменную улыбку - впервые выглядел воистину тем, кем реально был, а
не кем приучал себя казаться. - Я скажу, на что пойдут отобранные у нас
деньги. Они давно уже списаны в государственный убыток. И сейчас,
бесконтрольные, умножат богатство достойных людей. У жены маршала
великолепный набор изумрудов, она говорит, что если его немного пополнить,
то будет лучшая в мире коллекция зеленых камней. А моя дорогая тетка, жена
моего дорогого...
- Не смейте! - закричал Мордасов. - Я не позволю хулу!.. Нет,
тысячекратно прав ваш дядя, ах, как он знает вас! Как предупреждал!
- Предупреждал? Очень интересно! А о чем предупреждал?
- О вас! О вашей злобе! О вашей непокорности! О вашем двоедушии!
"Альберт ненадежен, помните об этом, и, если попробует сопротивляться,
арестуйте его и доставьте ко мне", - вот так он высказался о вас. И если
вы скажете еще хоть одно слово, я вас арестую, Пеано!
- Одно слово, два слова, три слова! - издевательски пропел Пеано на
какой-то знакомый мотив. - Сколько еще надо слов, глупец?
- Под стражу его, полковник! - Мордасов простер руку к Пеано. - Я
приказываю именем маршала.
- С выполнением приказа погодим! - холодно ответил Гамов. - Надо
раньше разделаться с мучительной дилеммой: деньги или ваша жизнь!
- Никакой дилеммы! Мой водолет готов принять все, что осталось
нерозданным. Я сегодня же привезу деньги маршалу. Остальные вы соберете у
солдат и доставите сами.
- Вы меня не поняли, Мордасов. Денег вы не получите.
До Мордасова не доходил смысл происходящего.
- Вы шутите? Как вас понимать?
- Очень просто. Дилемму: ваша смерть или ограбление солдат - я решаю
в пользу вашей смерти. Приговариваю вас к казни за предательство армии.
Гонсалес, отведите осужденного на расстрел.
Мордасов только сейчас понял, какую заварил крутую кашу. Гонсалес,
вытащив импульсатор, пошел на него. Мордасов завизжал и выхватил ручной
резонатор. Даже у одинаково быстрых противников, когда у одного резонатор,
а у другого импульсатор, борьба неравноценна: резонатор способен поражать
мучительной вибрацией сразу многих, импульсатор убивает одного, зато
наповал - без судорог и мук. И Гонсалес, тощий и высокий, был проворней
коротенького кругленького Мордасова. В комнате сверкнула синяя молния,
Гонсалес перечертил ею Мордасова наискосок. Мордасов зашатался и стал
валиться, уже мертвый.
Гонсалес вызвал охрану штаба. Убитого унесли.
- Интересная ситуация, - спокойно сказал генерал Прищепа.
И только сейчас мы осознали, что с нами находятся два генерала, не
проронившие ни одного слова во время спора Гамова с Мордасовым. Что до
Коркина, то, раненый и подавленный своими несчастьями, старый генерал мало
что соображал. Но Прищепа, когда совершалась казнь Мордасова, только
вдумчиво взирал на нее, не поощряя и не запрещая расправы.
Гамов резко повернулся к Прищепе.
- Слушаю, генерал, что вы скажете?
Генерал Прищепа ответил с тем же спокойствием:
- Я скажу после того, как вы отдадите все свои распоряжения. Ведь вы
еще не закончили, полковник?
Гамов помолчал, потом обратился сразу ко всем:
- Не удивляйтесь тому, что сейчас скажу. Имею в виду форму, а не
содержание. Содержание ясно: мы вступили в борьбу с правительством. Нам не
простят самоуправства с деньгами и казни Мордасова. Вокруг главы
правительства концентрируются десятки мордасовых, все они обрушатся на
нас. Единственная наша защита пока - поддержка народа. Мы должны усилить
эту поддержку. Но сделать это хочу осторожно, иначе спохватятся, что
слишком вольно ведем себя в передачах по стерео, и закроют эту
единственную возможность познакомить народ с правдой. Пеано, записывайте.
И Гамов продиктовал - как всегда, неторопливо и ясно:
- В то время, как наш добровольный корпус ведет в тылу врага тяжкую
борьбу, некоторые безответственные элементы, тайно пробравшиеся в
правительственные круги, саботируют усилия народа и власти. Некий Мордасов
прилетел в расположение нашего корпуса и, назвавшись эмиссаром
правительства, пытался лишить наших солдат выданной им награды за
геройские успехи в недавних боях. Целью его преступных действий было
понизить боевой дух в корпусе и тем предопределить его поражение в
предстоящих боях. Получив отпор, изменник Мордасов оклеветал наших
верховных руководителей, утверждая, что наш испытанный боевой начальник
маршал Комлин по своим военным способностям не годится даже в командиры
полка. И что маршал издает глупые приказы, а глава правительства, наш
любимый лидер партии максималистов Артур Маруцзян, из личной привязанности
к маршалу, поддерживает все его бездарные распоряжения. Запись чудовищных
высказываний преступника Мордасова будет предъявлена для проверки любой
следственной комиссии. Я, полковник Гамов, командир окруженного врагами
добровольного корпуса, приказал казнить Мордасова за попытку понизить
боевой дух солдат перед боем и за клевету на наших верховных
руководителей. Торжественно заверяю народ и правительство, что корпус
готов к решительным боям с врагом и будет выполнять все приказы
командования, ведущие к победе.
Пеано уже вернулся в обычное состояние - на лице светилась так хорошо
известная нам дружелюбная улыбка, лишь чуть больше обычного сдобренная
иронией. Он поставил точку на записи и сказал:
- Метко и коварно. Ни маршалу, ни моему дядюшке не обойтись после
такой передачи без сердечных пилюль.
- Надеюсь на это! - Гамов повернулся к Павлу. - Капитан Прищепа, я не
