Ирина зашевелилась на кровати, Ольга сказала:
- Она хочет подняться. Выйди, пожалуйста, Эли.
Я шел по бесконечным корабельным коридорам и гневно сжимал кулаки.
Враги были сильней меня уже одним тем, что я не мог предугадать, откуда
они нанесут удар. Недалеко от командирского зала на меня налетел Осима. Он
что-то возбужденно шептал себе, судорожно размахивал руками. Я знал, что
Осима отважен в бою, отличен в спорте, опасно фехтует. Но что он способен
бессмысленно размахивать руками - не ожидал. Я схватил его за плечо:
- Осима, почему вы оставили свой пост?
- Пустите, адмирал. Я сдал дежурство Камагину. Я очень спешу, уберите
руку.
- Я хочу знать, куда вы спешите, капитан Осима?
Он перестал вырываться. Я был все-таки сильней. Он оглянулся и
сказал, доверительно понизив голос:
- Я догоняю О'Хару-сан. Девушку по имени Весна.
- О'Хару-сан? - Я опешил. - Осима, но ведь у нас нет девушек по имени
О'Хару-сан, или Весна!
Он с недоверием слушал меня:
- Адмирал, я должен верить вам, но не могу поверить. Нет О'Хару-сан?
Но ведь я думаю только о ней! Я хочу встретиться с О'Хару-сан!
- Тем не менее ее нет на корабле. Она существует лишь в вашей мечте,
Осима. Вы бредите наяву, мой друг. Возвращайтесь в командирский зал.
Мои слова не доходили до него. Его вела извращенная логика. Он сказал
с педантичным упрямством:
- Как же ее нет, если я о ней думаю? Она всегда со мной, как же ее
нет?
- Нет и не было О'Хару-сан! - яростно крикнул я. - Никогда не было
девушки Весны!
- Тогда пойду искать ее, адмирал! - объявил он с воодушевлением. -
Если ее не было, ее нужно найти. Она должна быть, девушка Весна! Я не
возвращусь без той, которой не было!
Он попытался обойти меня, но я рванул его к себе. Осима сделал
неуловимое движение, и я рухнул на пол. Я был на голову выше его, в
полтора раза тяжелее, но он швырнул меня наземь, как куклу. На мгновение я
потерял сознание.
- Адмирал! Адмирал! - донесся испуганный выкрик Осимы. - Я сделал вам
плохо? Простите меня, адмирал! Я сам не знаю, что со мной!
Я с трудом поднялся. Осима заботливо поддерживал меня. С него мигом
слетело безумие.
- Все в порядке, капитан Осима, - сказал я. - Идемте в командирский
зал.
В кресле командира корабля сидел Камагин, Олег беспокойно ходил по
залу. Я с опаской поглядел на маленького космонавта. Эдуард работал четко
и быстро. И хотя МУМ не было и все приказы исполнительным механизмам он
мог отдавать лишь через Голос и лишь через него получал информацию
анализаторов, он держал себя, будто и не нарушалось управление кораблем.
На экране кипело ядре, стреляя звездами, но в диком хаосе настигающих одно
другое светил Камагин вел звездолет с уверенностью моряка, ведущего судно
в шторм. И я подумал, что если Камагин впадет в безумие прошлого, то это
будет самый неопасный для нас род сумасшествия, так как и в своем далеком
прошлом он был отважным галактическим капитаном, возможно, самым умелым
среди нас, ибо вел корабли в эпоху, когда МУМ и в проекте не было, - я
чуть было не употребил старинное выражение "в помине не было". И если бы
даже погиб Голос, то и тогда то, что для нас предстало бы ужасной
катастрофой, для него явилось бы лишь возвращением к хорошо освоенному
искусству ручного кораблевождения.
Осима сел рядом с Камагиным. Я вполголоса сказал Олегу:
- Ты заметил, в каком состоянии Осима?
- Осима плох. Поэтому я и разрешил ему уйти.
- А я возвратил его обратно. Боюсь, потакание безумию лишь усиливает
его. Я немного повымел вздор из головы Осимы, но не знаю, надолго ли.
- Во всяком случае, без подстраховки ему уже нельзя поручать
командование звездолетом, - сказал Олег, и я согласился с ним.
Я побыл в командирском зале несколько минут. Когда я уходил, Осима
разрыдался. Он вслух горевал, перемежая слова всхлипами:
- Не было девушки Весны - О'Хару-сан! Не было обвитой гирляндами лиан
с цветами сакуры в темных волосах О'Хару-сан! О, весна души моей,
благоуханная О'Хару-сан, не было тебя! И я должен пережить, огнеглазая
О'Хару-сан, что нет тебя и никогда не будет!
- Я бы все-таки направил его в госпиталь, Эли, - сказал Олег.
- А кто будет там ухаживать за ним? Такие же потерявшие разум? И мне
кажется, ему уже лучше. Раньше он бежал искать О'Хару-сан, а сейчас
прощается с ней.
И, как бы подтверждая мои слова, Осима достал платок, вытер залитое
слезами лицо, одернул китель и сказал Олегу почти нормальным голосом:
- Адмирал, у капитана Осимы кружится голова. Я сдал дежурство
капитану Камагину. Я пока подремлю в кресле, адмирал.
Он закрыл глаза и немедля заснул. Во сне лицо Осимы медленно
приобрело обычные резкие, энергичные черты. Олег остался в командирском
зале, а я направился в лабораторию. Там собирали стабилизатор времени.
Резкий голос Эллона один разносился по всему помещению, демиурги и люди
бегом исполняли его команды. В дальней стороне ходил от стены к стене
Орлан. Вокруг него установился клочок свободного пространства: никто не
осмеливался нарушать невидимую межу, отделявшую Орлана от остальных. Еще
несколько дней назад такая картина показалась бы немыслимой: Орлан до того
старался не выделяться на корабле, что как-то пропадал в любой группе, где
было больше трех.
- Привет, друг Орлан! - Я постарался, чтобы приветствие прозвучало
сердечно, а не выспренне. - Есть ли успех со стабилизатором времени?
Орлан надменно взглянул на меня:
- Странный вопрос, адмирал Эли! Разве ты не слышал, что демиург Эллон
обещал пустить стабилизатор сегодня?
Я пробормотал в замешательстве:
- Да, я слышал. Эллон обещал тебе...
- Или думаешь, что Эллон осмелится обмануть меня? У демиургов обманы
невозможны. Успокойся. День только начался, адмирал Эли.
Он тоже впал в безумие. Все на корабле впадали в безумие. Вибрация
времени между прошлым и будущим раскалывала психику. В сознании
накапливалось возвращенное к жизни прошлое, сгущалось еще не обретенное
будущее. В раздвоенной душе перевешивало прошлое: оно было лучше известно,
оно казалось ближе. Только Ольга ушла в будущее, остальные рухнули в
прошедшее.
И, молча глядя на высокомерно попархивающего взад и вперед Орлана, я
вдруг с отчетливостью увидел, каким он был, когда еще не стал нашим
другом, и как держались с ним его подчиненные, его лакеи, его рабы.
Жестокое подчинение, неумолимое подчинение, даже мысль об ослушании, даже
тайное желание свободы - тягчайшее преступление! Да, конечно, Орлан не
виноват, что сознание его все больше вязнет в возвратившемся прошлом,
думал я, это его несчастье, а не вина! И в сегодняшнем отчаянном положении
его безжалостная настойчивость, его суровая властность способствуют
вызволению из беды. В чрезвычайных обстоятельствах годятся лишь
чрезвычайные меры. Но если мы спасемся, а он останется прежним? Как
примириться с таким вот властителем и вельможей? У меня было ощущение, что
я теряю друга, милого друга, одного из самых близких...
Я пробормотал вслух:
- Так недолго с ума сойти от одного вида безумия.
Орлан услышал мое бормотание.
- Ты что-то сказал? Повтори!
- Я не помню, что говорил, Орлан, - ответил я и ушел к себе.
Мэри спала и блаженно улыбалась во сне. Я полюбовался ее
разрумянившимся лицом, взял диктофон и спустился в консерватор. Здесь
прибавился новый мертвец - Мизар, живым унесшийся в будущее и живым
возвратившийся оттуда, но не переживший возврата в прошлое. Я придвинул
кресло к саркофагу Оана. Где он был? В прошлом или в будущем? В какой
момент схватили его силовые цепи Эллона? Сможет ли он возвратиться, если
мы раскроем его тесницу, как возвратился из будущего Мизар?
- В одном ты оказался прав, предатель, - сказал я Оану. - Ты грозил
нам раком времени - и рак времени поразил нас. Радуйся, Оан! Наши души
кровоточат, скоро тела наши, истерзанные раздвоением психики, бессильно
свалятся на пол, на кровати, окаменеют в креслах. Ликуйте, жестокие, вы
победили. Но зачем вам нужна такая победа? Ответь мне, предатель, зачем вы
воюете против нас? Зачем уничтожили нашу эскадру? И почему оставили один
звездолет? И, оставив, поразили расползанием времени между прошлым и
будущим? Вам мало победы? Вам нужно еще и насладиться нашими муками?
Суеверные араны провозгласили вас богами! Какие вы боги? Вы - изуверы, вы
- палачи! Я бы плюнул тебе в глаза, Оан, если бы мой плевок мог угодить в
тех, кто скрывается за тобой! Ах, скучающие, как жаждете вы зрелища наших
мук! А если не будет желаемого зрелища, ненавистные? А если мы все-таки
вырвемся из больного времени? Будете преследовать? Ударите губительным
лучом? Еще раз спрашиваю - почему вы воюете с нами? Зачем не выпускаете из
своего сияющего ада? Чем мы прогневили вас?
Я помолчал, отдыхая, потом снова заговорил:
- Безумие охватывает всех на звездолете. Уже одно то, что, живой, я
прихожу к тебе, мертвецу, и разговариваю с тобой, не свидетельствует о
ясности моего ума. У каждого своя форма безумия. Мое безумие - ты. Я не
могу отделаться от тебя, меня тянет к тебе. Но я перехитрю тебя. Я тоже
упал в прошлое, но не потону в нем, выкарабкаюсь из бурных волн прошлого.
Не надейся на раздвоение моей души, раздвоения не будет. Видишь этот
приборчик? Я выведу прошлое из своего сознания на ленту диктофона. Мою
жену чуть не погубил отяжелевший груз ушедших лет, но меня не погубит,
нет! Я буду перед тобой спокойно, последовательно, час за часом
отделываться от болезни, которой ты заразил меня.
Я повернулся к Оану спиной, взял в правую руку диктофон. Медленно,
ровным голосом я начал диктовать:
- В тот день хлынул громкий дождь, это я хорошо помню...
5
Я заснул, устав от многочасовой диктовки. Меня разбудил дважды
повторенный вызов: "Адмирала Эли - в лабораторию! Адмирала Эли - в
лабораторию!" Я бросил в кресло диктофон и выскочил наружу. В лаборатории
Эллон стоял у стабилизатора, угодливо склонившись перед Орланом. В стороне
я увидел Олега, Грация и Ромеро. Орлан сделал знак, чтобы я подошел
поближе. Он холодно смотрел на меня, как на мальчишку, которого хотел
поучить. На Эллона он вообще не обращал внимания.
- День идет к концу, и наш стабилизатор времени начинает работу! -
высокомерно произнес он. И, лишь чуть-чуть повернув голову,
пренебрежительно кинул назад Эллону: - У тебя все готово, Эллон?
- Абсолютно все, Орлан, - поспешно сказал Эллон и еще ниже согнулся в
раболепном поклоне.
- Тогда включай!
Мы услышали резкий удар в аппарате, и это было все. Несколько
напряженных до предела секунд мы ожидали каких-то звуков, световых
вспышек, толчков, тепловых волн, но стабилизатор работал без внешних
эффектов. Я обвел глазами собравшихся. До меня вдруг с горькой ясностью
дошло, до чего все переменились. Печать изнеможения и страданий легла на
все лица, согнула плечи. Даже богоподобный Граций, меньше всех затронутый
хворью, даже Граций, на добрую голову возвышавшийся надо всеми, уже не
казался прежней величавой статуей. И надменно выпятивший грудь Орлан,
взиравший на нас снизу вверх, но высокомерно и свысока, Орлан, тускло
фосфоресцирующий синеватым лицом, не мог по-былому легко взметнуть вверх
голову - возвратившееся призрачное величие не расковывало, а пригнетало
его. И Олег, подавленный и мрачный, не походил на прежнего загадочно
бесстрастного херувима - он был теперь просто средних лет мужчиной, нашим
