продифференцированный по логарифму грубости. Цветы запоздалые, цветы
обветшалые в двухмерном интегральном уксусе". А на вопрос Олега, чему
равняется сто сорок три в кубе, она ответила с той же быстротой и тоже
тремя разными ответами: "Иди к черту. Двадцать восемь тонн, запятая
шестнадцать метров с ночной обильней росой. У быка рога, у планеты сорок
четыре сантиметра в квадрате восьмой величины на чистой воде". Почему-то
МУМ "Овна" любой вопрос воспринимала троично, не говоря уже о том, что
порола чушь.
У меня создалось убеждение, что с МУМ "Овна" и "Змееносца" можно
повозиться, а машина "Козерога" безнадежна. У первых двух, сказал я,
безумие не выходит за сферу их специальности. Они потеряли рассудок, но
остаются мыслящими агрегатами, только дурно мыслящими, неправильно,
путано. А МУМ "Козерога" перестала быть машиной, она воображает себя
девчонкой, к тому же несчастной и порочной. И она ударилась в
стихоплетство! Сочинять стихи - можно ли вообразить большее безумие!
- Не думаю, чтобы Ромеро согласился с тобой, что сочинение стихов -
высшая форма безумия, - заметил Олег.
- Я говорю о машинах, а не о людях. Люди часто увлекаются странными
занятиями. У них свое понятие о безумии. Многим оно представлялось,
особенно в старину, чем-то возвышенным. Разве не говорили: "Я без ума
счастлив!" или: "Она безумно хороша собой!" Один древний физик утверждал,
что в науке справедливы только безумные идеи. К сожалению, человеческое
сознание не всегда подчиняется логике. Но машины всегда логичны, полезны,
разумны - этим и отличаются от своих создателей.
Олега мое разъяснение устроило.
- Эллон, ты займешься восстановлением мыслящих машин, - сказал он. -
Но это не должно отвлечь лабораторию от других работ. Как эксперименты с
коллапсаном?
- Атомное время меняем свободно.
- Этого недостаточно. Ирина, иди к нам, - позвал Олег.
Я не раз замечал, что, когда появлялись посторонние, Ирина отходит в
сторону. Она без спешки приблизилась. Олег сказал с волнением, которое так
редко показывал другим:
- Друзья мои, Ирина и Эллон. Боюсь, что мы не выведем звездолет из
ядра, если не найдем физического процесса, позволяющего ускользнуть от
враждебного наблюдения рамиров. Дайте мне возможность потерять хотя бы на
время нашу одновременность с противниками. Возможно, в "раньше" их не
было, или в "потом" не будет, а в "сейчас" они есть и сильнее нас... Вы
меня поняли, друзья?
Ирина только кивнула, Эллон сказал:
- Для экспериментов с макровременем мне нужен мертвый предмет и живое
существо. Мертвых предметов много, а где я возьму живой организм?
- Возьми Мизара, - посоветовал я. - И раньше собаки использовались
для экспериментов. Правда, Мизар - мыслящее животное и вам надо разъяснить
ему суть эксперимента и получить его согласие...
- Говори с Мизаром ты, - отрезал Эллон. - Животных демиурги не
считают равноценными себе, как любите делать вы, люди.
- Ирина, возьми переговоры с Мизаром на себя! Ты прав, Эллон, человек
и к животному относится по-человечески.
Сомневаюсь, чтобы Эллон понял мою отповедь. Я снова подошел к МУМ с
"Козерога":
- Знаешь ли ты меня? Слышишь ли?
Она в ответ пропела дребезжащим дискантом, совершенно не похожим на
ее прежний уверенный баритон:
Стал Ваня лазить
В папину кассу.
Стал безобразить,
Красть денег массу!
Дин-дин-дон, дин-дин-дон,
Так звенят кандалы.
Так порой из-за баб
Погибают ослы!
Зрелище великолепной, еще недавно такой разумной машины, вдруг
вообразившей себя живым существом и начисто спятившей на взаимоотношениях
между мужчиной и женщиной, было так грустно, что я едва удержался от слез.
2
Вечером ко мне пришел Ромеро. Он сел в кресло, зажал трость между
ногами, уставился рассеянными глазами на экран. Там был все тот же пейзаж
мирового ада - световорот осатанело несущихся светил. Я вдруг с жалостью
ощутил то, на что раньше как-то не обращал внимания: Ромеро сдавал - он и
сейчас не допускал и сединки в голове, усах и бородке, но морщины было не
скрыть. И лицо, холеное, все такое же красивое, выглядело усталым. Я
сказал почти шутливо:
- Интересное приключение, не правда ли, Павел?
Он долго глядел на меня большими, темными глазами, и я вдруг
вспомнил, как Мэри как-то сказала: "Павел такой стройный, такой изящный,
такой воспитанный, у него самые красивые глаза, какие мне приходилось
видеть у мужчин, и он ухаживал за мной, Эли, а ты и не подумал ухаживать.
А меня угораздило влюбиться в тебя, беспутный! Такая несправедливость!"
- Адмирал, у вас любовь к чудовищным парадоксам, - сказал он. -
Трагедию назвать интересным приключением!
- Если вы вспоминаете Петри и товарищей...
- Я говорю о нас с вами, проницательный Эли! Какая непоправимая
глупость! Как бабочка на огонь влететь в кипящее ядро!.. Мотыльки в адской
печи! Слабые мотыльки в жестоких руках врагов!..
- Дались вам мотыльки, Павел!
- Да, дались, - сказал он горько. - С того момента, как рамиры
уничтожили "Змееносец", я твержу про себя, что мы мотыльки, летящие на
костер. И знаете, что я вам скажу? Это же самое словечко мне преподнесла
МУМ нашего корабля.
- Вы были в лаборатории?
- Я оттуда. Я спросил, что она думает о разрывах времени в этом
странном мире, называемом ядром Галактики. И она ответила... Как вы
думаете, высокомудрый друг, что она ответила?
- Что-нибудь пропела безумными стихами?
- Да, стихами. Стихи были такие:
Как мотылек, всю жизнь порхал без дела.
Менял цветы на новые цветы.
Но если кто душой моей владела,
Так это ты! Так только ты!
- Пошловатый куплетик. Интересно разве то, что МУМ воображает себя
уже не глупенькой девчонкой, а развязным фатом.
- Нет, мой глубокий друг, интересно другое. В моем мозгу звучало
слово "мотылек", и МУМ использовала именно его. Вам это ничего не говорит,
Эли?
- Решительно ничего.
- Напрасно, адмирал. Впрочем, вы никогда не интересовались древними
нравами - такова уж ваша натура. Но знаете ли вы, Эли, что моя дипломная
работа в университете носила название "Сентиментальная поэзия городского
мещанства конца девятнадцатого века"? И что в той работе приводились все
стишки, которыми оперирует наша спятившая с ума МУМ?
- Вот это интересно.
- Рад, что вы подходите к сути. Удар рамиров привел к раздвоению
личности нашей бедной свихнувшейся машины.
- Раздвоению времени, Павел.
- Да, вы правы, к раздвоению времени. Она одновременно в двух эпохах.
Физически она здесь, перед нами. А всеми ассоциациями - в прошлом. Мы все
связаны с ней своими излучениями, я тоже, как вы знаете, закодирован в
ней. Она, очевидно, и раньше воспринимала мои мозговые импульсы, мои
знания, мои представления о прошлом, но в своей практической работе не
могла ничего использовать из этого запаса. А сейчас, выброшенная назад,
оперирует лишь знаниями о прошлом. Вы спрашивали, знает ли она вас,
подсовывали ей уравнение Нгоро, но в прошлом, которое стало ее настоящим,
не было вас, не существовало Нгоро. Безумие МУМ в том, что физически она
"здесь" и "сейчас", интеллектуально "там" и "раньше".
- У других МУМ другие формы безумия, Павел.
- Каждый сходит с ума по-своему, дорогой адмирал. Это относится не
только к людям, но и к машинам.
- Ваша мысль, Павел, открывает любопытную возможность восстановления
МУМ.
- Я предвижу другую возможность: все мы вскоре сойдем с ума.
И он вспомнил Оана с его больным временем. Перспектива, которой
грозил предатель, осуществилась: мы в больном времени. В диком хаосе ядра
нестабильность времени, возможно, и гарантирует устойчивость физического
существования светил, но для нашего гармонического организма она
губительна. Крохотное выпадение момента, называемого "сейчас", уже чуть не
погубило нас. Мы заболели, еще пока не зная о том. Распад связи временного
потока совершается теперь и в нас.
- Но МУМ уже сошли с ума, а мы пока не безумны. Если только не
считать безумной вашу теорию, что время в нас уже поражено...
- Мы организмы, а МУМ - механизм. Организм, вероятно, имеет
внутренний стабилизатор времени. Не сомневаюсь, что природа, порождая
жизнь, позаботилась и о защите жизни в таких катаклизмах, как нарушение
одновременности. Она-то ведь лучше знает свои выверты, чем мы их. А мы и
понятия не имели, что МУМ надо снабжать стабилизаторами времени. Но не
переоценивайте и нашу крепость! Нарушения синхронности времени
накапливаются в клетках. Когда они превзойдут предел прочности
биологическою стабилизатора, будет покончено и с нашим разумом.
- Постараемся до той поры выскользнуть из мест, где время не
стабильно. Павел, давайте проверим на практике вашу гипотезу. Займитесь
вместе с Эллоном и Ириной восстановлением наших МУМ.
Он с изумлением смотрел на меня:
- Вы насмехаетесь, Эли? Я - и ремонт приборов! Осмелюсь напомнить, я
историк, а не инженер.
- Вот именно - историк! Это как раз и нужно. Если МУМ интеллектуально
в прошлом, то лишь историк может вывести ее из прошлого в настоящее.
Представьте себе, что вам дали в обучение человека, заснувшего шестьсот
лет назад. Вы посадите его за парту и заставите заучить события, которые
протекли с момента усыпления до момента пробуждения - и он окажется в
своем новом времени. Проделайте что-нибудь подобное с застихотворившей
МУМ. Вас не шокирует такое выражение?
- Вы никогда не отличались правильностью речи, Эли, я с этим
примирился. Однако, напомню, что "застихотворившая" МУМ одна, а у других
сумасшествие иного сорта. Их тоже лечить уроками истории?
- Их будут лечить уроками логики. Причина предшествует следствию - в
наши машины заложена такая схема. Разрыв времени нарушил ее. Думаю, мы
найдем способ бороться с логическим безумием, если вы справитесь с
безумием историческим.
Мне казалось, что я уже убедил его, но он вдруг, снова впав в
отчаяние, поднял вверх трость и воскликнул с пафосом:
- Зачем все эти ремонты, лечения, восстановления?.. Мы попали в ад,
из которого нет выхода. Где мы? В ядре Галактики? Сделайте простой расчет
- нет никакого ядра! Ибо что-то единое может существовать только в едином
времени, а его-то и нет! Мы нигде, ибо в разных местах одновременно! Я уже
схожу с ума, в моем мозгу не укладывается одновременность разновременности
и разновременность одновременности! Мне надо знать - "когда" мы в этом
проклятом "где". Можете ли вы меня понять? Муки Гамлета, ощутившего в душе
разрыв связи времен, ничтожны сравнительно с моими, ибо время рвется во
мне и в душе, и в теле, а кругом меня нет единого времени, и я даже не
знаю, сидите ли вы сейчас против меня или вы в непостижимом будущем, а на
меня падает ваша тень оттуда и я беседую с тенью, а сам не в звездолете, а
где-то на Палатине, только что мирно поговорил с блистательным Юлием
Цезарем, подрался с коварным Клодием и дал пощечину интригану Каталине и
завтра ухожу с Цезарем в поход на Галлию, а дорогу мне вдруг пересек ваш
силуэт из звездолета, ваш силуэт, Эли, из ужасного далека, из какого-то
ядра Галактики, о котором я, древний друг древнего Цезаря, и понятия не
имею!..
