- В древности главным достоинством мужчины считалось умение сражаться
с врагами. "Пожиратель пространства" имеет специальное задание - разведать
врагов. Я потерял бы к себе уважение, если бы уклонился от возможности
показать свою мужскую храбрость!
Мне думается, он мог бы высказать ту же мысль и не столь витиевато.
В ближайшие дни улетели корабли на Арктур, на Альдебаран, на Капеллу,
на Фомальгаут, настал черед Веги.
Ночь перед отлетом Фиолы я провел в ее саду под грустным светом
искусственной луны. В эту ночь мы больше молчали, чем разговаривали. В
молчании было что-то до того лирически-земное, что грусть моя превратилась
в печаль.
Это была первая ночь с Фиолой, когда она не выспрашивала ни о науке,
ни о космосе, ни о социальных наших порядках, ни о звездных кораблях, -
интимно-глуповатая ночь, подлинная ночь влюбленных.
Под утро она встала.
- Зажигается солнце, Эли. Мне надо уходить. Мы увидимся в звездном
порту.
Вечером на базу звездолетов один за другим подъезжали автобусы и из
них выплескивались сияющие столбы вегажителей. Сумрачный нарядный свет
озарил базу, так их было много, гостей с Веги. Я пришел с Лусином и стоял
в стороне.
Многие узнавали меня, махали руками, приветственно вспыхивали
глазами. Потом показалась Фиола. Я сделал к ней шаг, я она мигом очутилась
около меня.
- Ты обещал приехать, - напомнила она.
- А если не смогу, приедешь ты.
- Желанная и недоступная! - повторил я, когда она уносилась в
звездолет.
Мы с Лусином потом долго ходили по Оре.
- Ты биолог, Лусин, - сказал я. - Ты знаешь, что любовь - один из
стимулов продолжения рода. Может ли она быть, если нет этого стимула -
продолжить род? Если два существа разнородны, потомство у них
невозможно... Законна ли их любовь?
Лусин понимал мое состояние больше, чем я ожидал.
- Любовь - продолжение рода, да. Так начиналось. Будет новой. Любовь
- единение душ. Высшая связь индивидов.
- Выходит, я случайно попал в пионеры появляющегося чувства -
единства родственных душ Вселенной? Мне выпало на долю первому полюбить
биологически чуждое существо?
- Да, Эли. Первые шаги. Сегодня - чуждо. Завтра - близко.
- Завтра будет твой ископаемый бог с головой сокола, - сказал я с
досадой. - Дальше этого ваша биология не пойдет.
На другой день флотилия из трех звездолетов уходила с ангелами на
Гиады.
Посадка крылатых на корабли совершалась под крики, хлопанье крыльев и
клекот. Знакомые ангелы кидались прощаться, увеличивая беспорядок плачем и
причитаниями.
А потом в крылатой толпе появился Труб и разыгрался скандал.
Труб заметил нас и, расшвыривая сородичей мощными крыльями, ринулся
наперерез общему потоку. Он ревел, обращаясь почему-то ко мне одному:
- Эли! Эли! Эли!
Обхватив меня крыльями, он страшно заклекотал:
- Не пойду! Хочу с людьми!
Андре пробовал усовестить разбушевавшегося ангела, но тот надрывался
все громче:
- Поеду с людьми! Не хочу к себе!
У Лусина в глазах стояли слезы. Он с нежностью гладил глянцевитые
перья Труба.
- Хороший, - шептал он, - замечательный. Лучше всех.
Я разыскал Спыхальского и объяснил, что происходит.
- Хотите взять ангела с собой? - изумился Спыхальский. - А какого вам
черта в ангеле?
- Посмотрите на него, - сказал я. - Это же красавец. Привезти такого
на Землю, он же всех потрясет. И он привязался к нам не меньше, чем мы к
нему.
Спыхальский вызвал Веру. Она появилась в видеостолбе. Он передал
желание Труба и наше и от себя добавил, что ходатайствует о том же.
- Можете взять Труба, - сказала Вера, исчезая.
Я помчался к своим, издали крича, что дело выгорело.
У Труба дьявольская сила в крыльях, он так сжал ими, что у меня
закружилась голова.
- Я твой раб, - сказал он. - Раб навеки, Эли!
- Ты мой адъютант, - сказал я. - Адъютант - это что-то не ниже друга,
что-то близкое, почти братское. На правах друга я попрошу об одном
приятельском одолжении.
- Спрашивай и требуй. Я счастлив, могущественный...
- Прими ванну и смени одежду. На складе заготовлены тюки ангельских
рубах, возьми дюжину в запас.
Он немедленно взмыл вверх.
Для такого тяжеловеса летал он великолепно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОХОД ЗВЕЗДНОГО ПЛУГА
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, -
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Ф.Тютчев
1
Когда я оглядываюсь на пройденный путь, меня охватывает сложное
чувство: печаль понесенных утрат и гордость. Мы были участниками самой
трудной космической экспедиции из всех, доныне совершенных, и полностью
выполнили свой человеческий долг.
Дело не в том, конечно, что за два земных года мы преодолели десять
тысяч светолет, и если не вторглись в таинственный центр Галактики,
скрытый темными туманностями, то проникли в звездную бездну так далеко,
как еще никто до нас. Если бы лишь этим - триллионами оставленных за
кормой километров - исчерпывалась заслуга, гордиться было бы нечем.
Пустота останется пустотою, большая она или малая.
Но мы узнали, как высоко достигнутое иными существами могущество, как
огромны добро и несправедливость, схватившиеся меж собою в галактической
схватке, и как неизбежно все это заставляет человека, лишь вступившего на
звездный путь, втягиваться в не им начатые споры, ибо, кроме него, некому
их решать окончательно. "Наш век трагичен", - часто говорил бедняга Андре
- и доказал это собственной жизнью.
За бортом нашего корабля промелькнули тысячи звездных систем - ни на
одной мы не открыли сладенького рая спокойствия и благости.
Зато нам пришлось обрушить тяжкий кулак человеческой мощи на тех, кто
строит свое маленькое счастьице на большом несчастье других. В сплетение
кипящих во Вселенной страстей и сил мы вторглись - величайшей из доселе
существовавших - собственной нашей страстью и силой - страстью разума,
силою справедливости. Быть злым ко злому - тоже доброта. Мы промчались меж
звезд факелом освобождения, ударили в грудь жестоких угнетателей мечом
возмездия.
Да, конечно, полной победы мы не добились, я далек от такого
высокомерного заблуждения, мы были разведчиками, а не армией человечества.
Но мы знаем теперь, за кого мы и кто против нас, мы знаем, что тысячи
обитаемых миров, проведав о нашем выходе во Вселенную, с мольбой и
надеждой простирают к нам руки.
Вот она вьется тонкою нитью, пылевая стежка, след нашего пролета. Я
надеюсь, я уверен, что недалек тот час, когда проложенная нами в космосе
тропка превратится в широкую дорогу, высочайшую трассу Вселенной - от
человека к мирам, от миров к человеку!
2
Первым летел "Пожиратель пространства", за ним "Кормчий". Командиром
первого звездолета была Ольга, помогали ей Леонид и Осима. Вторым
звездолетом командовал Аллан. Вера избрала "Пожиратель пространства", с
ней были мы: я имею в виду себя, Лусина, Андре, Ромеро.
Мы каждый день подолгу работали с Верой над ее отчетом Земле, и она
разрешила вызывать себя без предупреждения. Как-то, высветив ее комнату, я
увидел, что у нее бурное объяснение с Ромеро. Мне надо было тотчас
погасить вызов. Растерянный, я забыл об этом. Вера прижималась к стене, ее
схватил за плечи Ромеро. У него бело сверкали глаза, дыхание вырывалось со
свистом.
- Нет! - не говорил, а шипел он. - Нет, Вера! Этого не будет!
- Уйди! - требовала она, вырываясь. - Я не хочу тебя видеть. Отпусти
руки, мне больно!
Ромеро отошел на середину комнаты. Он запнулся, отходя, и бешено
глянул на пол, я хорошо помню его взгляд, полный ярости - он ненавидел
даже вещи. Мне надо было отключаться, поступок мой походил на
подглядывание. Но мне показалось, что Вера в опасности, и я не погасил их.
Вера поправила кружевной воротничок.
- Вот так лучше. И поставим на этом точку, Павел.
Он молчал, не поднимая лица. Он старался успокоиться.
- Что же стоишь? Повторяю: уходи!
Он взглянул не на нее, а на меня. Он не мог знать, что я незримо
присутствую, но повернулся ко мне. Его сведенные брови как бы ударились
одна о другую, скулы ходили. Если бы я был с ними, я бы загородил Веру. От
человека с таким лицом нельзя ждать доброго.
- В древности существовал неплохой обычай, - заговорил он хрипло. -
Дамы, бросая поклонников, объясняли, _ч_т_о_ перестало им нравиться у
отвергаемых. Надеюсь, ты не откажешь мне в вежливости твоих легкомысленных
предшественниц?
- Ты хочешь сказать, что я легкомысленна?
- Я хочу знать, что случилось? Только одно - что?..
- Ты не знаешь? Странно для такого проницательного человека, каким ты
считаешь себя, Павел.
- Вера, клянусь тебе! Крыша обрушится на голову - не так
неожиданно!.. Всего я ожидал от поездки на Ору...
- Хорошо, слушай. Я не люблю тебя. Этого хватит?
- Это я знаю. Но почему? По-человечески объясни - почему?
- Я могла бы ответить твоим любимым присловьем: неизвестно, почему
возникает любовь, неизвестно, почему она пропадает. Вряд ли тебя
удовлетворит объяснение в твоем стиле. Так вот, я не люблю тебя, ибо не
уважаю. На этот раз достаточно?
Он помолчал, набираясь духу.
- Значит, все дело в звездных недочеловеках? В бегемотах с
Альдебарана, пауках с Альтаира, змеях с Веги, сонного студня с Арктура,
тупых ангелочков с Гиад? Они тебе дороже, чем я? Я встал на защиту
человека и в результате потерял единственное человеческое чувство, что нас
связывало, - нашу любовь?
- Павел, еще раз прошу - уходи! Наш разговор беспредметен. Неужели ты
не понимаешь, что каждым словом усиливаешь отвращение к себе?
Гордость боролась в нем со страстью. На миг мне стало жаль его. Еще
больше мне было страшно за Веру. В неистовстве он мог поднять на нее руку.
Я сжимал кулаки от бессилия. Мне надо было оградить ее грудью, а не
подглядывать!
- Я бы ползал перед тобой на коленях, целовал твое платье, - сказал
он горько. - Я гордился бы долей быть твоим слугой, рабом твоим, если бы
хоть немного это было нужно тебе.
- Рабов мне не нужно. А слуг у каждого хватает.
- Да, механических! Механических, будьте вы все!.. Восемнадцать
миллиардов киловатт на человека, так ведь? Восемнадцать миллиардов
киловатт, двести миллиардов египетских рабов! Какой фараон, какой
президент мог похвастаться такой армией лакеев? И среди этой бездны
киловатт - ни единого горячего, преданного, человеческого сердца! Автоматы
вы или люди, вы, апостолы всеобщей помощи? Как я ненавижу, нет, как я
ненавижу вас!
Вера подошла к нему вплотную. Теперь я боялся, что она первая ударит
его.
- Наконец-то, Павел! Я долго ждала такого признания. Вот он, весь ты
- ненависть, одна ненависть! И ты хочешь, чтоб тебя любили, хоть сам всех
ненавидишь! Глупец, ты думаешь, ненависть порождает любовь?
Он опомнился. Он опустился на колени и, обхватив Веру, прижался лицом
к ее платью, - она молча боролась с ним. Он в исступлении целовал ее ноги.
- Оставь! - закричала она гневно. - Зачем ты мучаешь себя и меня?
Он медленно поднялся. Он стоял, пошатываясь. Лицо его побледнело.
- Верочка, Верочка! - прошептал он, вздыхая, и неуверенно, как
слепец, протянул к ней руки. У него были мутные глаза, мне показалось, что
