В углу, образованном поворотом двух стен, сидели головоглазы, сжатые
нашими полями. Враги были обессилены - глаз светился тускло, временами
исторгаемые гравитационные импульсы утеряли прежнюю мощь. Андре запустил
дешифратор; Ромеро, блокировавший врагов вместе с Алланом, Камагиным,
Громаном и Трубом, поманил меня к себе.
- Знаете, почему мы ни одного не взяли живьем? Вам покажется
невероятным! Они кончают с собой, когда положение безвыходно!
- Бац башкой по телу и - на разлет! - сказал Аллан. -
Самовзрывающаяся конструкция - таковы наши противники.
В это время Камагин, сконцентрировав в себе три поля, методично
отрывал одного головоглаза от двух других. Когда между ним и остальными
образовался просвет, разрушитель ударил глазом по телу. Раздался взрыв, и
головоглаз разлетелся кучкою мокрого праха. Два оставшихся еще теснее
прижались один к другому. Их головы сумрачно мерцали.
- Так все они! - сказал Леонид, топнув ногой. - Хоть руками хватай их
за проклятую голову!
- Как у тебя? - спросил я Андре. - У них, кажется, световая речь, а
это штука нехитрая.
- В том-то и дело что нет. - Андре озадаченно пожал плечами. - От них
исходят слабые гравитационные импульсы, похожие на речевые, а свечение
лишь сопутствует им. С такой формой речи я сталкиваюсь впервые.
Андре вздохнул.
- Ключ, ключ! Один бы сигнал расшифровать.
- Сейчас дам тебе ключ. Я кое-что сделаю - следи за их реакцией.
Я выдвинулся вперед, ударил - не очень сильно - полем и снова отошел.
Операцию эту я повторял раза три, потом стал осторожно раздвигать
головоглазов. И опять, бросив это занятие, я перешел к ударам. Удары были
несильны, оплеухи, а не рапиры. Раза два я наставлял на головоглазов
растопыренные пальцы.
- Хватит! - сказал Андре радостно. - Теперь, кажется, мы расшифруем
их речь. Слушайте, это поразительно!
Впоследствии выяснилось, что в деталях расшифровка была неточна, но
суть передавала правильно: "Тот же, убийца первого... Опять тот же...
Опять... он раздвигает... Прикажите экранированным... Только они... На
планете двое, все погибли... Шестьдесят третий самоумертвился. Я слабею.
Мне не хватает гравитации. Отвечаю: они каменнопалые, они другие...
Экранированных... Почему только к вечеру, они же ближе?.. До вечера не
удержусь... Не удержусь... Отправлено все, напрасно остались... Ударю
головой... Планета больше не нужна... Планета..."
Несколько секунд мы вдумывались в расшифровку. Очевидно, где-то
неподалеку была их база, и они переговаривались с ней. Нам надо было ждать
нового нападения.
Потом каждый из нас заговорил о том, что ему представлялось самым
важным.
- Помощь к ним придет не раньше ночи, - сказал Леонид. - Значит, надо
справиться с ними к ночи.
- Что это за экранированные? От чего экранированные? От наших полей?
- спросил я. - Но за нами наши звездолеты, вот о чем они забывают.
- Гравитация у них слабеет, - сказал Андре. - Что таится в этой
странной фразе? И почему не обнаружены импульсы их собеседника?
- Собеседник далеко, - возразил я. - Дешифратор не принял его слабых
импульсов.
- Планета, - выговорил Лусин, - не нужна. Уничтожат?
- Практически сейчас важна лишь угроза: "Ударю головой", - сказал
Камагин. - Несомненно, это извещение о готовящемся самоубийстве. Надо
предотвратить его, но - как?
- Лишить этих молодчиков возможности двигать головой, - загремел
Аллан. - Отрубить ее мечевым полем - и все!
- Нет, - возразил я. - Тогда они развалятся. Андре прав: что-то
важное связано с тем, что слабеет гравитация. Давайте сожмем их полями и
перетащим в барокамеру сдавленными.
Лишенные возможности пошевелиться, они вскоре были растащены друг от
друга. И тут один все же ухитрился ударить себя головой. Тем тщательнее мы
оперировали с последним. Мы несли его к планетолету, на котором прибыла
помощь, отдельно сжимая полями туловище и отдельно голову. Он явственно
ослабевал. Импульсы его становились невнятнее, голова перестала шевелиться
и погасла.
- Умер, кажется, - сказал Андре, когда мы помещали головоглаза в
барокамеру планетолета. - Дешифратор не улавливает излучений.
Мы усилили давление в камере, запустила бортовой гравитатор. Если
головоглазу нравилась большая тяжесть, то он мог пользоваться ею и после
смерти. Закрепив голову, чтоб она случайно не упала на тело, мы надежно
устроили разрушителя в его временной усыпальнице.
- Я останусь здесь, - сказал Андре, - и постараюсь изучить строение
тела и физиологию наших противников.
- А мы поищем жителей планеты, - сказал Леонид. - Может, удастся кого
живого найти.
Планета казалась мертвой по-прежнему. Мы облетели город, направились
к другим городам. Они казались копиями друг друга. Везде были ужасные
следы разгрома, зеленые утром леса и луга сохли и поникали, опадая.
Зелень на планете была полностью истреблена, как и насадившие ее
умные кузнечики с почти человечьими головами.
Я настроил дешифратор на любые излучения еще работающего мозга. После
часа поисков мы приняли слабые импульсы и полетели в их сторону.
Пеленг излучений привел нас к подземному каналу или трубе, затерянной
среди леса. Вход в нее был прикрыт травой и кустарниками. Дешифратор
показывал, что в трубе трое живых.
Я пытался пролезть в отверстие трубы, но оно было узко для меня, и
полез Камагин. Он попросил подмоги, и вслед отправился такой же щуплый
Громан. Вдвоем они вытащили умиравшего шестикрылого. Тот не отвечал на
вопросы, не шевелился, дыхание почти не улавливалось, но мозг еще работал
с бредовой быстротой.
- Их там сотни, - сказал Камагин, - но все мертвы.
- Двое еще живы, - ответил я. - Прибор ловит работу их мозга.
Возьмите биоскоп.
С прибором для улавливания следов неугасшей жизни они возвратились в
трубу. Два извлеченных жителя планеты были в худшем состоянии, чем первый.
Один скончался, когда его вызволяли наружу, другой жил несколько минут, и
я записал работу его умирающего мозга.
Возвратившись к первому, я убедился, что он еще живет. Надежды на
выздоровление не существовало, однако некоторое время поддерживать
угасающую жизнь в его измолотом теле было возможно.
Уже шло к вечеру, когда мы убедились, что на планете нет больше живых
существ.
- Заберем скульптурные группы, - предложил Леонид.
Автоматы сняли с постаментов три скульптуры, потом перенесли в
планетолет и постаменты.
- От корабля, идущего на помощь зловредам, импульсов по-прежнему нет,
- сказал Андре. - Его молчание действует мне на нервы.
- Садиться! - скомандовал Леонид. - Возвращаемся на звездолет.
Я посмотрел на небо. Электра закатилась, наступали сумерки. Над
городом загорались тысячи светильников, они одни продолжали действовать.
Было грустно созерцать эту великолепную иллюминацию в царстве смерти
и хаоса.
11
Теперь я перехожу к трагедии Андре, и у меня путаются мысли.
Даже сейчас, отдаленный от того страшного дня годами и событиями еще
пострашнее, я не понимаю до конца всего, что произошло.
И, прежде всего, я не понимаю себя. Как я мог оказаться таким
легкомысленным? Почему все мы вели себя, как несмышленыши? Уже и тогда мы
знали, что боремся с коварным, технически очень развитым врагом, мы знали
и тогда, что во многом враг этот превосходит нас, - почему, нет, почему,
самодовольные глупцы, мы не подумали о простейших, элементарно неизбежных
мерах защиты? Враг сам указал, чем собирается одолеть нас. Почему мы
пренебрегли его угрозой?
Я снова перечитываю гравиграмму переговоров головоглаза со своей
базой и вижу, что из всех толкований загадочного слова "экранированные"
выбрал самое далекое от истины - не только ошибся, но и убедил всех, что
прав.
И Андре, бедный Андре, так прозорливо угадавший невидимость наших
противников, он разве с облегчением не отказался от своего провИдения? Я
снова спрашиваю себя: почему глаза наши затмило слепотой в тот решающий
миг, когда требовалась вся острота зрения? Или, узнав, как уродливы и
неуклюжи первые увиденные противники и как легко мы расправляемся с ними
слабыми нашими полями, мы сразу преисполнились к ним неумного презрения,
даже не попытавшись узнать, все ли они такие?
"Почему раньше ночи не успеете?" - надрывно гравитировал своим
последний головоглаз. Над Сигмой опускалась ночь. Посланная врагами
подмога уже приближалась к планете. До жестокого удара оставались
считанные минуты. А мы болтали, радуясь вырванной легко победе!
- Здесь хорошие ночи! - сказал я Андре. - Даже эта автоматическая
иллюминация не забивает блеска звезд.
Андре поднял голову. С минуту мы любовались небом. Воздух был
удивительно прозрачен. Экранированные враги уже висели над нами, выбирая
момент для прыжка, а мы безмятежно восхищались светилами Плеяд.
- Торопитесь! - сердито крикнул Леонид. - Одних вас ждем.
Я сделал шаг к планетолету и тут услышал крик Андре. Он хрипел, голос
его обрывался - его душили, он отчаянно бился. Я чувствовал пульсацию его
поля, никогда ни до, ни после того я не испытывал такого ощущения - поле
Андре взрывало меня, вздымалось во мне собственной моей дико убыстренной
кровью.
- Эли, помоги! - кричал Андре. - Эли! Эли!
Я кинулся к нему. Я не увидел его. Над черной землей густо сверкали
звезды, воздух был тих и прозрачен. Где-то рядом со мной, в трех шагах,
хрипел и звал на помощь Андре, я слышал его с безмерной отчетливостью,
разбирал все слова, я знал, что ему затыкают рот, что он захлебывается
собственным криком и, выворачивая шею, на секунды освобождая лицо, снова
кричит, все снова кричит о помощи - и я не видел его!
- Эли! Эли! - слышал я вопль. - Эли! Эли!
- Невидимки! - крикнул я в неистовстве и бросил свое поле на крик, не
соображая уже, что оно так же опасно для Андре, как и для напавших на
него.
И тут я в последний раз увидел Андре.
Мой удар отбросил кого-то из насевших на него невидимок. В воздух
вдруг вырвались ноги Андре - они бешено боролись, ударяли во что-то,
брыкались, словно их пытались сдавить, а они не давались. И только ноги
были видны, одни ноги! На том месте, где должны были быть туловище и
голова, мирно светили звезды.
С тех пор прошло много лет, но до сих пор передо мной во всех
подробностях встает эта картина - одни сражающиеся в воздухе ноги Андре.
Я не успел собраться с полем, но нанес второй удар. Я знал, что
товарищи спешат на помощь и самое главное в эту первую минуту битвы - не
дать утащить Андре в полную невидимость, пока они не подоспеют. Я нанес
второй удар, чтоб полностью раскрыть Андре, но промахнулся.
Какая-то новая сила подбросила меня в воздух. Я оглянулся и понял,
что стал невидим. Я не нашел своего туловища и ног. Я видел сквозь свое
тело камешки и травку на земле - они отдалялись и быстро пропадали в
черноте опускавшейся ночи. Какие-то гибкие путы вязали и скручивали мне
руки, тащили вверх. Захваченный врасплох, я все же до предела напряг свое
поле и задержал подъем.
Теперь я колебался метрах в пяти над землей. Андре по-прежнему
кричал, но крик его прерывался чаще и становился глуше. Он уже слышался не
рядом, а с высоты. Андре медленно, но непреодолимо утаскивали наверх. Он
снова стал полностью невидим.
Внизу я увидел бежавших друзей. Они мчались на крик Андре, сам я,
напрягая поле, чтоб не дать одолеть себя, был охвачен молчаливым
ожесточением борьбы. Леонид остановился подо мной и поднял вверх голову.
