метеорологический спутник. Ужасно примитивная штука. Хорошо, что ваш
ковер-самолет оснащен пассивным трассером.
Я посмотрела на коврик - эту зыбкую преграду, отделявшую меня от
морской пучины.
- В самом деле? Значит, и другие могут меня выследить?
- Могли, - ответил Джонни, - но теперь на этой частоте я поставил
помехи. Куда вы направляетесь?
- Домой.
- После того, как наш... подозреваемый... погиб... в общем, я не
уверен, что это самое разумное решение.
Внезапно меня охватил приступ подозрительности.
- Откуда вы знаете, что он погиб? - спросила я, прищурясь. - Я вам
ничего не говорила.
- Перестаньте, госпожа Брон. В шести мирах на полицейской частоте
только об этом и говорят. Между прочим, довольно подробно описывая вашу
внешность.
- Вот же гадство!
- Совершенно верно. Итак, куда бы вы хотели отправиться?
- А вы-то где? - спросила я. - У меня?
- Нет. Я ушел, когда о вас сообщили по каналу СБ. Я... недалеко от
портала.
- Вот бы и мне оказаться поблизости! - Я снова огляделась. Океан,
небо, прозрачные облака. Погони пока не видно.
- Хорошо, - произнес бесплотный голос Джонни. - В десяти километрах
от вас расположен многоцелевой портал ВКС. Только он отключен от питания.
Я прикрыла глаза от слепящего солнца и крутанула ковер на триста
шестьдесят градусов.
- Черта с два! Уж не знаю, сколько здесь до горизонта - километров
сорок, если не больше - но кругом совершенно пусто.
- База под водой, - пояснил Джонни. - Держитесь. Беру управление на
себя.
Ковер-самолет снова накренился, клюнул носом я начал постепенно
снижаться. Я ухватилась за него обеими руками, едва удержавшись, чтобы не
закричать.
- А она далеко? - Встречный поток воздуха все ощутимее бил мне в
лицо.
- Вы хотите сказать - глубоко?
- Да!
- Восемь фатомов.
Я в уме перевела эти старинные единицы в метры и на этот раз все-таки
вскрикнула.
- Это же почти четырнадцать метров! Четырнадцать метров под водой!
- А чего вы хотите? Это же подводная база!
- Как, по-вашему, должна я чем-нибудь дышать?
Океан стремительно приближался.
- Это не проблема. У ковров-самолетов есть примитивное защитное поле.
Восемь фатомов оно выдержит. Держитесь крепче!
И я изо всех сил вцепилась в ковер.
Джонни уже ждал меня. Подводная база оказалась темной, сырой и
какой-то заброшенной. Портал наверняка армейский: я таких раньше не
видела. Миновав его, я с облегчением вышла на залитую солнцем городскую
улицу. Там и ждал меня Джонни.
Мы шли мимо старых домов по безлюдным улицам, и я рассказывала ему
про Косу. Небо было светло-голубое, но вечереющее. И никого вокруг.
- Эй, - спохватилась я, - где это мы?
Все было невероятно похоже на Землю... и в то же время небо,
гравитация, сама фактура этого места были не похожи ни на что.
Джонни улыбнулся.
- Попробуйте угадать. И давайте еще немного пройдемся.
Мы пошли дальше по широкой улице. Слева от нас были какие-то
развалины. Я снова остановилась и принялась их разглядывать.
- Это Колизей, - услышала я свой собственный голос. - Римский Колизей
на Старой Земле. - Я огляделась вокруг. Старинные дома. Мощенные
булыжником улицы. Под легким ветерком чуть шевелится листва. - Это
реконструкция города Рима со Старой Земли. - Я старалась, чтобы мой голос
звучал не слишком удивленно. - Мы что, на Новой Земле?
Впрочем, я сразу поняла, что это не так. Новую Землю я знаю
прекрасно. Там все другое - и небо, и запахи, и сила тяжести.
Джонни отрицательно покачал головой.
- Мы вообще не в Сети.
Я замерла.
- Этого не может быть.
По определению, любой мир, куда можно добраться по нуль-Т, входит в
Сеть.
- И тем не менее мы не в Сети.
- Где же мы в таком случае?
- На Старой Земле.
И мы пошли дальше. На пути нам встретились еще одни развалины.
- Это Форум, - пояснил Джонни. А когда мы начали спускаться по
длинной лестнице, он добавил: - Впереди Пьяцца ди Спанья - площадь
Испании. Там и переночуем.
- Старая Земля, - произнесла я. То была моя первая реплика за
двадцать минут. - Мы совершили путешествие во времени?
- Это невозможно, госпожа Брон.
- Тогда - что-то вроде тематического парка?
Джонни рассмеялся. Какой приятный у него был смех - естественный,
непринужденный.
- Возможно. Я и сам не знаю, зачем создали эту штуку. Это... модель.
- Модель. - Прищурившись, я смотрела Вдоль узкой улочки на красный
диск заходящего солнца. - Мне приходилось видеть голограммы Старой Земли.
И знаете, похоже. Как будто я действительно там.
- Модель очень точная.
- И все-таки, где мы? Я хочу сказать, возле какой звезды?
- Номера я не знаю, - ответил Джонни. - Где-то в Скоплении Геркулеса.
Едва удержавшись, чтобы не переспросить, я присела на ступеньку. С
появлением двигателя Хоукинга человечество исследовало, колонизировало и
связало нуль-Т-каналами множество миров, разделенных порой тысячами
световых лет. Но никто еще не пытался достичь бурлящего ядра Галактики.
Человечество освоило лишь один из спиральных рукавов и делало сейчас
первые шаги за пределы своей колыбели. А тут - Скопление Геркулеса.
- Зачем Техно-Центру понадобилось строить копию Рима в Скоплении
Геркулеса? - спросила я.
Джонни сел рядом. Мы смотрели на голубей, разгуливавших по площади.
Внезапно они все разом взмыли в воздух и закружили над крышами.
- Этого я не знаю, госпожа Брон. Я многое еще не изучил... да, честно
говоря, до последнего времени и не стремился.
- Ламия, - негромко произнесла я.
- Что?
- Зовите меня просто Ламия.
Джонни наклонил голову ко мне и улыбнулся.
- Спасибо, Ламия. Кстати, сдается мне, они скопировали не один только
Рим. Тут вся Старая Земля.
Я оперлась ладонями о нагретую солнцем каменную ступеньку, на которой
сидела.
- Вся Старая Земля? С... континентами и городами?
- Думаю, что так. Правда, за пределами Англии и Италии я не был -
исключая путешествие морем. Но кажется, аналогия полная.
- Бог ты мой! Зачем им все это?
Джонни медленно кивнул.
- И в самом деле! Только ваш Бог тут ни при чем. И вообще, давайте
зайдем ко мне, обсудим все, а заодно и поедим. Похоже, эта модель как-то
связана с моим убийством.
"Ко мне" так "ко мне". Джонни занимал квартиру в большом доме у
подножия мраморной лестницы. Из окон открывался вид на площадь, которую
Джонни называл "пьяцца", и лестницу, которая вела к большой церкви из
желто-коричневого камня. Внизу, посреди площади, бил фонтан в виде
корабля, нарушая плеском воды вечернюю тишину. Джонни сказал, что фонтан
проектировал Бернини [Пьетро Бернини - итальянский скульптор XVI века,
автор фонтана La Baraccia на Пьяцца ди Спанья в Риме], но это имя мне
ничего не говорило.
Комнаты были небольшие, хотя и с высокими потолками, мебель
неказистая, но украшенная искусной резьбой. Узнать по стилю, когда ее
изготовили, я так и не смогла. Никаких признаков электричества или
современных бытовых приборов. У дверей и потом, уже наверху, я пыталась
заговорить с домом, но он не отозвался. А когда на площадь и город
спустились сумерки, за высокими окнами зажглись редкие фонари, в которых
наверняка использовался газ или какое-нибудь другое допотопное горючее.
- Это из прошлого Старой Земли, - сказала я, прикасаясь к пышным
подушкам. И тут только до меня дошло. - Китс умер в Италии. В начале...
девятнадцатого века. Или двадцатого? Это... тогда?
- Да. Начало девятнадцатого века: 1821 год, если быть точным.
- Значит, весь этот мир - музей?
- О нет! Различные районы соответствуют различным эпохам. Все зависит
от объекта.
- Не понимаю. - Мы перешли в комнату, заставленную громоздкой
мебелью, и я устроилась у окна на диване, украшенном странной резьбой.
Золотистый вечерний свет играл на шпиле той желто-коричневой церкви. На
фоне темнеющего неба кружились и кружились белые голуби. - И что же,
миллионы... кибридов... живут на этой липовой Старой Земле?
- Вряд ли, - ответил Джонни. - Думаю, их тут столько, сколько нужно
для каждого конкретного проекта. - Заметив, что я все еще не понимаю, он
перевел дыхание и продолжал объяснять: - Когда я... проснулся, здесь были
кибриды Джозефа Северна, доктора Кларка, квартирной хозяйки Анны
Анчелетти, молодого лейтенанта Элтона и других личностей. Итальянские
лавочники, хозяин траттории на той стороне площади, который приносил нам
еду, случайные прохожие и так далее. Человек двадцать, не больше.
- Что же с ними случилось?
- Вероятно, они были... рециркулированы. Как тот человек с косой.
- Коса... - Сквозь густой полумрак я пристально поглядела на Джонни.
- Так он был кибридом?
- Вне всякого сомнения. Картина саморазрушения, которую вы описали,
очень характерна. Если бы мне потребовалось избавиться вот от этого своего
кибрида, я поступил бы точно так же.
Мои мысли понеслись вскачь. Теперь я поняла, как мало знала... и
какой была дурой.
- Значит, вас пытался убить другой ИскИн?
- Похоже на то.
- Но зачем?
Джонни развел руками.
- Возможно, чтобы стереть какой-то квант информации, который исчез бы
вместе с моим кибридом. Допустим, я узнал что-то совсем недавно, а другой
ИскИн... или другие... догадались, что это знание можно уничтожить, только
выведя из строя мою периферию.
Я встала, прошлась по комнате и остановилась у окна. Теперь уже
по-настоящему стемнело. В комнате были лампы, но Джонни, похоже, не
собирался их зажигать. Да и я сейчас предпочитала темноту. Она смягчала
ощущение нереальности происходящего. Я заглянула в спальню. Сквозь
выходившие на запад окна в комнату проникали последние лучи света; смутно
белела постель.
- Вы умерли здесь? - спросила я.
- Он, а не я, - мягко напомнил Джонни. - Да, он умер здесь.
- Но ведь вы помните то же, что и он.
- Полузабытые сны - не более. В моих воспоминаниях полно пробелов.
- Но вы знаете, что он чувствовал!
- Я знаю, что он чувствовал по мнению авторов проекта.
- Расскажите.
- О чем? - В темноте кожа Джонни казалась бледной, короткие локоны -
совсем черными.
- Что чувствуешь, когда умираешь и когда рождаешься вновь.
И Джонни начал рассказывать. Его голос звучал мягко, почти напевно.
Временами он переходил на английский, архаичный и оттого непонятный, но
гораздо более приятный на слух, чем та мешанина, на которой говорят в наши
дни.
Он рассказывал мне, что значит быть поэтом, одержимым стремлением к
совершенству и куда более суровым к себе, чем самые злобные из его
критиков. А критики были злобными. Его стихи отвергали, над ними смеялись,
их называли вторичными и просто глупыми. Бедность не позволяла ему
жениться на любимой женщине, однако он ссужал деньгами своего брата в
Америке, лишая себя последней возможности обрести наконец материальную
независимость. А когда его поэтический дар достиг расцвета и пришел
краткий миг славы, он пал жертвой "чахотки" - болезни, которая унесла в
могилу его мать и брата Тома. Его отправили в Италию, якобы "на лечение".
Он понимал, что это означает на самом деле - одинокую, мучительную смерть
в двадцать шесть лет... Он рассказал мне, какие испытывал муки при виде
почерка Фанни на конверте, ибо малейшее движение причиняло ему боль.
Рассказывал о преданности молодого художника Джозефа Северна, которого
