есть. Поняв это, ничего другого не остается, как только подарить себя этому
миру. В такие моменты у человека пропадает жалость к себе, это начало пути к
свободе, пути в никуда, это странствие.
Владимир Васильевич с сыном лишь однажды ходил в направлении на север и
прошел только полпути до Северобайкальска. Рассказал он мне много страшных
историй, которые случились с ним во время путешествия. И я начал понимать,
что путь впереди - это совсем не то, что у меня позади. Тайга дальше на
север более дремучая и зверя дикого там тьма. Медведь в основном водится как
раз на пути между Ольхоном и Северобайкальском. Особенно много его после
поселка Онгурен. Те, кто ходил туда на лодке, рассказывали, что за день
видели до десяти медведей, которые выходили на берег. Ночевать в палатке
категорически не рекомендовали. Я почувствовал себя очень неуютно. Все, с
кем удалось поговорить о местах, простирающихся отсюда на север,
рассказывали одни только страсти и глядели в ту сторону со священным
трепетом, как португальцы смотрели на океан в доколумбовые времена. При
взгляде вдаль улыбка с лиц местных жителей сразу же сползала. Дополнительно
о мрачном содержании северной земли сообщали названия на карте: только одно
из них "мыс Покойники" чего стоит!
Никто не был уверен в благополучном исходе моего предприятия.
Отсутствие у меня ружья, по общему убеждению, сводило шансы добраться до
Северобайкальска практически к нулю. Но я даже и не пытался раздобыть
огнестрельное оружие, потому что не чувствовал в себе силы убить живое
существо. Особой смелости для этого не надо, и, конечно же, у меня
достаточно воли, чтобы нажать на курок, но делать этого не хотел
категорически. Я никого за свою жизнь не убил, слава Богу, если не считать
несчастных рыб. Но их жизни мы, люди, обычно не учитываем. Наверное,
неправильно.
Обзавестись ружьем - это вам не просто так. Это значит, что вы готовы
убить. И нет разницы, для какой цели вам понадобится ружье - для самозащиты
или для нападения. Главное то, что сам факт владения оружием порождает
готовность убить. Для меня это равнозначно уже свершившемуся убийству. Я не
хочу быть готовым убивать, поэтому не беру с собой ружья, несмотря на то,
что безопасность моя от этого страдает. Это не голословное утверждение
городского любителя природы, который, вооружившись религиозной догмой, сидя
в теплой квартире, призывает таежный народ не убивать несчастных животных. Я
не осуждаю людей, которые питаются собственноручно умерщвленными телами
жителей планеты Земля - я просто сам не хочу и не буду так поступать. Мир
всем тварям!
Когда вы пытаетесь что-нибудь совершить и это что-нибудь потребует от
вас усилий воли, то в скором времени наступит переломный момент, и вы
обязательно должны будете стать перед выбором: продолжать начатое или лучше
не надо.
Именно такой момент у меня наступил. Этому послужил ряд объективных и
субъективных причин. Страсти, которых наговорили про те места, куда нелегкая
несет, не могли не повлиять на меня. Иначе и быть не могло, я все-таки
вполне нормальный или по крайней мере не совсем ненормальный человек, чтобы
пропустить мимо ушей те многочисленные предсказания моей погибели, которых
наслушался вдоволь здесь, в Тажеранской степи. Сибиряки - народ
неголословный, это видно сразу. Никто из них не пугал явно, передо мной
просто выстраивали ряд объективных причин, объясняющих невероятность
успешного завершения моего предприятия. Причин таких оказалось уж больно
много и доводы звучали авторитетно и убедительно. Остаться равнодушным к
этому может только крайне твердолобая личность. Я не такой.
Пальцы у меня так до конца и не заживали. Разболелся зуб, причем не кое
как, а основательно и, по-хорошему, его надо было удалить. Если прижмет
вдали от цивилизации, то придется это сделать самому с помощью плоскогубцев.
Я прокрутил в уме кино, как примерно это будет выглядеть, и приготовился на
всякий случай к самому худшему. На душе похолодело.
Все говорило о том, что лучше не идти дальше на север, и мой внутренний
голос шептал об этом постоянно. Нашептывания эти довели меня до крайне
напряженного состояния.
То, что меня ждало впереди, потеряло всяческий романтический настрой.
Этим можно тешить себя в уюте городских квартир или находясь на природе в
безопасной близости от благ цивилизации. Романтическое состояние можно
поддерживать не очень продолжительно с помощью воли или за счет изначального
запаса бодрости. Обычно недели или двух вполне достаточно, чтобы от него не
осталось и следа даже у самого стойкого романтика.
Впереди я увидел совершенно дикую природу без чувства юмора и
способности к жалости. Там было огромное нечто, гораздо страшней того, что
мне виделось в Листвянке. На всем пятисоткилометровом участке дикой природы
людей практически нет, особенно после Онгурен, и я запросто могу не
встретить ни души на расстоянии в сто километров.
Я начал испытывать чувства, подобные тем, которые переполняли меня в
момент, когда впервые собирался сигануть с большой горы на параплане. Я
должен был сделать шаг и оказаться совсем один в чужом мире воздушной
стихии. Что меня ждало тогда впереди, не знал. Но знал точно, что долго
страсти продолжаться не будут, и уж по крайней мере к вечеру, когда спадет
термическая активность, я точно где-нибудь приземлюсь. Но сейчас передо мной
открывалась перспектива оторваться от привычного мира очень надолго, и на
сколько точно, предсказать невозможно. Где-нибудь в середине пути мог задуть
сильный встречный ветер, и я вынужден буду сидеть в тайге непонятно сколько.
Да мало ли что вообще могло случиться? Перспектива оторваться от привычного
мира надолго заставляет чувствовать себя очень необычно. Наше сознание, я
думаю, не очень умное, и, по моим ощущениям, путает "надолго" и "навсегда".
Путаница эта вводит организм в состояние особого возбуждения, испытать
которое другим способом невозможно. Вначале это меня пугало, но позже понял,
что нет на свете большей страсти, чем эта. Эта страсть есть основа любви
мира целиком. Испытав однажды подобное, не захочется ничего более. Сейчас я
не знаю, что мне с этим делать дальше.
Ночью видел сон, будто лезу по отвесной скале. Скала высоченная - внизу
облака. Лезу непонятно зачем и все попытки сообразить, что я делаю, ни к
чему в результате не приводят. Как будто какая-то стена непонимания
воздвигнута в моем сознании, и нет возможности ни разрушить ее, ни обойти. Я
лезу вверх, пальцы мои изодраны в кровь, но о том, чтобы наплевать на все,
отпустить руки и полететь вниз, не помышляю. Мне вдруг показалось, что делаю
очень важное дело, настолько важное, что даже не могу сказать о нем ничего
конкретного.
Только смирился со своим тяжким и безрадостным положением скалолаза,
как вдруг оказался на вершине горы. Вокруг была темень кромешная и я не
совсем понимал, где верх, а где низ. Для отдыха присел и увидел перед собой
гроб, в котором сам же и лежал, только бездыханный. Смотрю на самого себя в
гробу и думаю о том, зачем человеку такая жизнь, которой я сейчас живу. А
ведь знал другую жизнь, где есть много молодых женщин, вина, веселья и
бытового счастья.
Пошел снег и стало холодно. Стихия разбушевалась. Надо было подумать о
ночлеге. Рядом не было никакого укрытия, и ничего другого не оставалось, как
только лечь на самого себя в гроб и прикрыть крышку. Я надеялся согреться,
но вместо этого начал чувствовать прибавление в своем теле необычного
холода, который проникал в меня не снаружи, как это обычно бывает, а
изнутри. Вскоре заснул, а потом проснулся, открыл крышку гроба, увидел мир,
и вдруг понял что-то важное и бессловесное.
Я проснулся по-настоящему. Владимир Васильевич пригласил на завтрак и
накормил творогом, посетовав на то, что у него сбежала корова. Чувствуя себя
в долгу перед гостеприимным хозяином, сразу же вызвался отправиться на
поиски пропавшего животного.
Пошел искать корову, затерянную в необъятных просторах Тайжеранской
степи. Сначала искал ее там, где она может быть, а после там, где ее быть не
должно. После двухчасовых поисков корова не нашлась. Я залез на самую
высокую сопку в ближайшей округе, обозначенной на карте как "762" и начал
глядеть в степь, но уже без всякой надежды обнаружить пропажу. Мне
вспомнился ночной сон. Странный он какой-то был, как будто на самом деле все
произошло. И осадок после него на душе какой-то необычный и никуда не
девается.
Мы привыкли связывать бесстрашие с доблестью и агрессивностью. Отважные
в нашем понимании бывают только воины и герои. Отважные - да, но не
бесстрашные, потому что преодолевают свой страх с помощью усилия воли и
отвлечения внимания. Если взять за основу китайское понятие мироустройства
через "Инь" и "Янь", то отвага - это янь, а бесстрашие - инь. "Инь" -
неагрессивное состояние. Я не хочу быть героем. Я люблю "Инь".
Утром следующего дня меня поднял Владимир Васильевич и объявил, что на
дворе хорошая погода, от чего я за те три дня пока у него гостил, отвык.
Вчера вечером проводил своих новых друзей: двух Сергеев, Иру и Олю. На
последок ребята выпили по бутылке водки, сели за рули своих авто и умчались
в Иркутск.
Как только снарядил лодку и приготовился отчалить, дунул сильный
встречный ветер, но я все равно отвалил и взял курс на мыс Улирба, который
находится на противоположной стороне залива Мухор. От него меня отделяло
километра три, но чего они мне стоили! Я упирался изо всех сил в течении
двух часов, и под конец начал опасаться за то, что не смогу догрести до
берега и меня сдует назад на турбазу "Мандархан". Такого лучше не допускать:
возвращаться - дурная примета. Все-таки удалось добраться до берега.
Неподалеку стояла машина, а вокруг нее - рыболовецкий лагерь семейства
иркутян.
По моему, я теперь безошибочно могу узнать иркутянина в любой толпе,
конечно же, не среди негров, а среди внешне похожих людей. Иркутяне
отличаются от всех значительно, в том числе и от сибиряков. Жители
Новосибирска, например, совсем другие. Иркутяне более открыты душой и
непосредственны в поведении. Они очень гордятся своим иркутским
происхождением и любят мир, в котором живут. Объектов для любви здесь много.
В Новосибирске, например, таких мест значительно меньше. Там все в основном
влюблены в Академгородок, но это не любовь, а скорее увлечение. Любви
достоин только Алтай, но он далеко, и жителям Новосибирска остается только
любить всю Сибирь и мир вообще. Но это трудное занятие и не всем под силу.
Есть там еще водохранилище под гордым названием "Обское море". Но все это не
то, не для любви.
Иркутянам с природой повезло больше, от этого они более радостные.
Благодушие от прелестей мира вокруг, видимо, передается по наследству и,
кроме того, само по себе заразительно. Оккультисты говорят в таких случаях о
существовании эгрегора - коллективной духовной сущности, который висит над
отдельно взятым народом, живет за счет мыслей каждого члена общества и в
ответ заставляет население думать и чувствовать себя определенным образом.
Мощный эгрегор повис над Иркутской губернией, создавая на территории
здоровую атмосферу всеобщего братства. Народ, который здесь живет,
находится, как мне кажется, в наиболее правильном душевном состоянии.
Я находился в обществе иркутян. Ели вяленую рыбу и разговаривали о
жизни. Мы подружились очень ненадолго - спустя час я уплыл. Слова, которые
