носков, шапочки и плавок. Въедливый запах кислоты режет обоняние.
Картина - живописнее не придумаешь! Через мгновение вся наша компания
уже в сборе. Посчитав потери, шумно анализируем происшествие.
Выясняется, что Дима, воспользовавшись моментом, когда я отвернулся,
засунул-таки злополучную банку в мешок. Мы, конечно, решаем, что он и
виноват во всем. А завершается наш разбор дружным, снимающим стресс
смехом, многократно подхваченным эхом. И долго еще бесконечные,
уходящие вверх черные стены пропасти, казалось, качаются над нашими
головами в зыбком свете фонарей и хохочут над горе-взрывниками. Вот
так наша затея учинить небольшой террористический акт в пропасти с
треском, а точнее с грохотом, провалилась. И знаете, с тех пор у меня
совершенно пропал интерес к химии!
Между тем мы стали разбираться, что же все-таки сохранилось из
содержимого мешка. Оказалось, что мой гидрокостюм, лежавший вплотную
к взрывчатке в отдельной капроновой упаковке, цел! (Сейчас я одет в
костюм, способный защитить лишь от брызг, но в котором нельзя плавать
и нырять). И это уже похоже на чудо. Ну ладно, чудеса чудесами, а
возможность - самая перспективная, на мой взгляд, - пройти сифон
сохраняется. И, кое-как распихав остатки имущества по другим мешкам,
мы продолжили путь...
Сюжет моего рассказа, конечно, моим друзьям хорошо известен, но они
живо слушают, допуская иногда шутливые комментарии, особенно о
прожженных джинсах и пропавших плавках. Мы уже потеряли счет выпитым
котелкам чая, и, наконец, усталость берет свое, а разговор,
оборвавшись на полуслове, замирает. Мы засыпаем.
ГЛАВА 4
Вернувшись после отдыха в Севастопольский ход, пройдя еще несколько
уступов и ходов, мы где-то на уровне Развилки во всех ответвлениях
наткнулись на узкие сифоны, которые и на этот раз мне не удалось
преодолеть. И даже отснять на обратном пути Севастопольский ход мы не
сумели, так как, постоянно таская с собою горный компас, где-то его
повредили. Поэтому топосъемку хода я решаю поручить группе Евгения
Очкина, которая в настоящее время снимала участок между 1025 м и ПБЛ
1300 и затем должна была посетить дно.
Собственно, на этом и заканчивалась основная работа на дне, и
экспедиция приступила к выемке снаряжения. На четырнадцатые сутки
штурма начала подъем в ПБЛ 800 группа Чабаненко. Вторая
вспомогательная группа Анатолия Степанова отдыхала в ПБЛ 1300-2,
побывав уже на дне. Группа Очкина ушла вниз, моя штурмовая группа
готовилась к подъему и должна была освободить ПБЛ 1300-1 к приходу
ребят со дна для их отдыха. Поднявшись с частью снаряжения в ПБЛ 800,
штурмовики собирались передать его группе Чабаненко, которая должна
была уходить с ним выше, а сами ждать прихода группы снизу. Такими
переходами с передачей снаряжения и сменой в лагерях все группы
планировали выйти на поверхность через 6 или 7 суток.
Однако стихия спутала все наши планы. Через несколько часов после
ухода последней группы на дно, когда моя группа только начала подъем,
с поверхности по телефону сообщили, что началась гроза. Сильно это
сообщение нас не взволновало, поскольку дожди, в том числе и довольно
сильные, были часты в период проведения нашей экспедиции, они
приводили к некоторому увеличению воды на колодцах, почти не влияя на
ее уровень на дне. Да и вниз вода доходила часов за 7-8, то есть за
время, вполне достаточное для возвращения наших спелеологов со дна в
лагерь. Поэтому план мы не меняли. При подъеме штурмовой группы из
ПБЛ 1300-1 отмечалось увеличение воды на колодцах, что нам не
помешало, ибо воды здесь всегда много, и она была аккуратно обвешена.
Однако тревога за группу на дне росла с каждым метром подъема, и,
придя за 9 часов в лагерь 800, я сразу связался по стационарному
телефону с ПБЛ 1300-2. Компактные переносные телефоны, которыми
группы могли пользоваться во время движения, из-за снизившегося в
паводок сопротивления изоляции линии и подсевшего питания связь на
большом расстоянии уже не обеспечивали. Поэтому надежно она работала
только между лагерями. Так вот, после звонка выяснилось, что наши
товарищи со дна не вернулись. С момента их ухода прошло уже более 16
часов, то есть примерно в два раза больше, чем им требовалось.
Дело принимало серьезный оборот, и я как руководитель экспедиции
обратился с просьбой к Степанову сходить вниз на поиск группы Евгения
Очкина. Группе Чабаненко, ждавшей нас в лагере, пришлось освободить
место для нас и перейти в ПБЛ 600, где они должны были находиться,
пока не прояснится обстановка. Движение остальных участников в пещере
также было приостановлено. Потянулись долгие часы ожидания. Несмотря
на усталость, спать не хотелось.
Прошло еще примерно 12 часов, и, наконец, раздался телефонный звонок.
Новость была столь ужасной, что в нее было трудно поверить. Группа
Степанова нашла Галерею Григоряна почти полностью затопленной. Это
означало, что вода в течение нескольких часов неожиданно поднялась
примерно на 150 метров! При этом никакого поступления ее сверху
разведчики не обнаружили. Группа Очкина не найдена. Сообщалось также,
что вода медленно спадает и что разведчики все время шли за нею, а
сейчас вернулись ненадолго, чтобы известить нас о случившемся,
обогреться и немного поесть.
Новость потрясла всех. В Галерее Григоряна крымские спелеологи
работали второй сезон, и у всех сложилось мнение, будто она не
затопляется, а закрывается только Крымский ход. Мы даже планировали
разместить здесь наши лагеря и лишь по счастливой случайности
избежали этого.
Одобрив действия группы Степанова, я лишь попросил его не находиться
постоянно у зеркала воды, а подходить к ней ненадолго из безопасного
места, отмечать уровень и сразу возвращаться, повторяя эту операцию
многократно, ибо не было никакой уверенности в том, что нас не ждут
новые удары в этой пропасти, оказавшейся вдруг столь непонятной и
враждебной к нам. Терялось ощущение реальности, события вокруг
рисовались каким-то кошмарным сном во время тяжелой болезни, но весь
ужас нашего положения состоял в том, что все это происходило наяву, а
наше сознание никак не могло с этим примириться. Физической болью
отдавалось то, что до дна, куда пошли наши товарищи, сейчас можно
было бы добраться разве что на подводной лодке! И участь их
представлялась нам трагической.
ГЛАВА 5
Группа Степанова после небольшого отдыха опять пошла вниз, а у нас
снова потянулись томительные, бессонные часы ожидания, которые
разнообразились только поступающими с поверхности неутешительными
новостями о том, что все время идут дожди и что улучшения погоды не
предвидится, да редкими ударами падающих на полиэтиленовый тент
капель под аккомпанемент кажущегося сейчас зловещим журчания ручейка
поблизости.
Глубоко потрясенные, мы молча предавались размышлениям о
превратностях судьбы. Ее крутые повороты порою неожиданны; так и
многочисленные опасности, подстерегающие нас в пещерах, зачастую
совершенно непредсказуемы. Вот, например, экспедиция 87-го года. Одна
из групп после тяжелой работы поднялась в подземный лагерь в нише на
дне Большого колодца (-1025 м). Усталые спелеологи разделись, поели и
заснули крепким сном. Трудно даже понять, по какой сверхъестественной
причине некоторое время спустя проснулся севастополец Константин
Гавриленко и увидел сквозь тонкий капрон подземной палатки зарево
огня снаружи. Ложась спать, ребята не потушили уже гаснущую свечу, от
нее загорелся тонкий слой мусора и наплывов парафина на мокром,
грязном полу. Огонь перекинулся далее на лежащую в метре кучу мусора,
и языки пламени от нее стали лизать стоящую рядом полиэтиленовую
канистру с двумя литрами бензина, вплотную к которой стояла еще одна
с пятью литрами. Поверхность емкости уже загорелась, когда Костя
кошачьим прыжком подлетел к ней и выбросил под водопад. У нас
существует расхожая шутка, обычно произносимая чересчур тепло
одевающимися перед пещерой: "Я видел мороженых спелеологов, но
жареных - никогда!". Оказывается, и это возможно, ибо лишь какие-то
мгновения отделяли наших коллег от катастрофы в низкой, тесной,
окруженной со всех сторон камнями нише. Кстати, после того случая мы
отказались от использования бензина под землей. Гавриленко - один из
опытнейших наших спортсменов, у него сработало накапливаемое годами
чувство опасности в пещере. А вот у наших пропавших друзей таковое,
увы, еще не появилось.
Посередине палатки, где мы сидели, трепетал огонек светильника, и
временами в его хрупком, как человеческая жизнь, пламени мозаичными
фрагментами, выхваченными из глубин подсознания, передо мною
возникали картины наших прошлых экспедиций. Вот как будто наяву вижу,
как в 85-м году с двумя товарищами спускаюсь по последнему колодцу
перед галереей на -600 метрах. Вот мы на дне, на дне 85-го года, даже
в самых дерзновенных своих мечтах не предполагая тогда, что вскоре
оно опустится почти на километр. Распираясь о стены, медленно идем по
галерее. Вода ушла куда-то по трещинам вниз. Сухо, в гидрокостюмах
становится жарко, и от наших мокрых комбинезонов валит густой пар.
После оглушающего рева водопадов на колодцах, пронизывающего холода
все вокруг странно и необычно. Плавные формы рельефа,
темно-коричневое глиняное одноцветье породы, глухая ватная тишина
быстро меняют наше представление об окружающем, и, кажется, мы уже не
идем, а медленно плывем в каком-то вязком тумане, а вокруг нас
колыхаются, тают, появляются снова в другом обличии туманными
видениями тени. Однако постоянное движение, струйки пота, бегущие по
лицу, возвращают к реальности, появляется спортивный азарт. Что же
дальше? Ведь раньше я сюда не доходил. Знаю лишь, что за месяц до
нас здесь работала крупная украинская экспедиция, так и не сумевшая
пройти глубже.
Под ногами начинает появляться вода. Вот ход расширяется и
заканчивается небольшой камерой. Под стенкой лужа, в нее втекает
тоненькая - с мизинец толщиною - струйка воды. Ага! Значит, она
должна и вытекать где-то там, за стенкой. Ну-ка, попробуем! Сажусь в
эту лужу, которая мгновенно мутнеет, так как чистой воды в ней тонкий
слой на поверхности - ниже мягкая глина. Толкаю ноги под стенку,
получается засунуть только до колен. Ничего страшного. Попробую ими
прокопать для себя канаву в этом месиве. Понемногу выходит. Свод, под
который я пытаюсь проникнуть, примерно на полметра ниже уровня.
Наконец, где-то через четверть часа подобной возни я уже почти весь
залез ногами вперед под свод. Жижа подступила к лицу, набрал воздуха,
закрыл рот и снова вперед, вперед - и вот, когда уже стало заливать
глаза, нащупываю носками ног ступеньку, уходящую наверх. Неужели?
Сифон проходим?! Почувствовав удачу, начинаю двигаться энергичнее.
Правда, вместе с тем ощущаю обжигающий холод поступающей сквозь
неплотный и местами поврежденный гидрокостюм жидкой глины, окружающей
меня. Вот решающий рывок - и я отфыркиваюсь на той стороне, волоча
за собою каску, сорвавшуюся с головы в сифоне. Почистив пальцами, а
затем языком стекла налобного фонаря и очков, встаю в полный рост и
иду по галерее, напоминающей ту же, что и до сифона.
Три сезона мощные экспедиции останавливались, так и не дойдя до этого
места. А мне повезло. Я здесь, в новой части пещеры! И теперь, когда
сифон позади, кажется, что все прошло так легко и естественно, что
даже не верится, что здесь до меня никого никогда не было. Впрочем,
видимо, никто просто не отважился залезть в такую грязь по уши.
Увлекшись исследованием, метров через 150 подхожу к узости, пройти
которую с ходу не удается и, наконец, вспоминаю, что в одиночку в
пещерах ходить не рекомендуется, да к тому же еще и забравшись черт
знает куда! Почти бегом возвращаюсь назад, продираюсь через сифон - и
вот я среди товарищей. Замерзшие Дмитрий Ковин из Перми и Дмитрий
Стаценко из Симферополя начали уже волноваться. Радостная встреча,
мой сбивчивый рассказ об увиденном.
Мы возбуждены, но настроение деловое. Решаем возвратиться немного
