ухода. Переохладившись в сифонах, я плохо себя чувствую, сильно болят
уши и голова. Перед сном мне дают таблетку какого-то лекарства и
укладывают спать посередине спального мешка, чтобы обогреть своими
телами, ведь следующую смену мне нужно быть в хорошей форме.
На "утро" подымаюсь вполне здоровым и отдохнувшим. Все мы чувствуем
себя прекрасно. Пропасть уже не представляется такой тяжелой. Бодрые
и уверенные в себе, на этот раз обеими группами уходим вниз. Группа
Володи Чабаненко поднесет нам, облегчая тем самым нашу работу,
тяжелые алюминиевые контейнеры с аквалангами к озеру в конец Галереи
Григоряна. Александр Александров и я попытаемся разведать, а может
быть, и преодолеть этот сифон. Группа Чабаненко посетит потом
Крымский ход, и все мы возвратимся в свои лагеря.
К озеру ведет крутой спуск по глыбовому завалу, и оно имеет размеры
метров 10 в длину и 6 в ширину. Глубина его в дальней части 10 м.
Вскрыв контейнеры с аквалангами и прочим снаряжением, извлекаем
легочные аппараты из герметично запаянных толстых полиэтиленовых
пакетов. Вымыв руки, тщательно собираем акваланги так, чтобы ни одна
крупинка не попала в дыхательные аппараты. У нас их по одному, а
опытные пещерные подводники обычно берут с собою не менее трех.
Вообще, то, что мы собираемся делать сейчас, к квалифицированной
работе отнести нельзя, но мы сознательно идем на это. Мы не имеем
опыта преодоления больших сифонов с аппаратами, но отказываться лишь
по одной этой причине от исследования не собираемся. Однако
недостаток опыта и снаряжения накладывают определенные ограничения и
на пределы целесообразности нашей попытки. Чтобы степень риска не
превысила разумную, решаем идти одновременно в короткой, метра два,
связке, чтобы в случае отказа аппарата у одного из нас можно было
быстро оказать помощь, поделившись с товарищем своим воздухом.
Обеспечивающий нас Александр Варфоломеев выпускает нашу связку на
веревке длиною около тридцати метров. И только в пределах этого
радиуса мы и намерены двигаться. Ныряем без ласт и без грузов,
используемых обычно для обеспечения нулевой плавучести.
Александр Александров - более опытный аквалангист, и мы
договариваемся, что под водою я буду выполнять его команды. Итак, мы
погрузились. Подплыв к дальней стенке, осматриваем сифон. Видимость
прекрасная, стены под водою расходятся в разные стороны на большую
глубину наподобие перевернутой воронки. Слева чернеет трещина,
которая начинается на глубине около трех метров. Поглядывая друг на
друга, жестами обмениваемся впечатлениями. Все время приходится
бороться с собственной положительной плавучестью, выталкивающей нас
на поверхность. Щель представляется нам наиболее интересной, и
Александр делает несколько попыток нырнуть в нее, но каждый раз
архимедова сила выбрасывает его, как поплавок, на поверхность.
Наконец он предлагает мне выбраться на берег и взять по транспортному
мешку вместо грузов. Однако перспектива нырять, имея на шее
громоздкий мешок с камнями, меня не прельщает, и я, предварительно
договорившись с Александром, тоже совершаю попытку проникнуть в
расселину.
Правда, действую я немного иначе. Не пытаясь нырять, а перевернувшись
вниз головой, лицом к стене, лезу, представляя себя скалолазом,
использующим свои руки и ноги для преодоления собственной силы
тяжести. И моя попытка удается! Спустя некоторое время Александр,
используя этот способ, устремляется за мною.
Медленно, то цепляясь, то отталкиваясь от торчащих коричневых перьев
слоистой породы, с удивлением вглядываемся в необычный безмолвный
мир. Подобных ощущений я никогда не испытывал. Быть может, с такой
же смесью удивления, восторга и страха космонавты или глубоководные
исследователи смотрят сквозь толстые стекла своих иллюминаторов на
изучаемый ими чужой мир. А теперь такая, столь редкая в наше время
возможность предоставлена и нам. Впрочем, тем и прекрасна
спелеология! Двигаемся вдоль щели, вскоре стены подводного царства
раздвинулись, и мы оказались в огромном, полностью затопленном зале.
Всплыв под самый потолок, осматриваемся. Дно под нами постепенно
понижается. Далеко впереди темнеет вроде бы стена зала, а может, она
просто вырисовывается нашим воображением. Объем воды потрясает, и мы
парим в нем в сияющем голубизною ореоле света своих фонарей. Сифон
явно превосходит наши скромные возможности, и мы, собрав всю волю,
преодолевая притяжение этой коварно мерцающей и влекущей нас бездны,
заставляем себя покинуть его. Остается только позавидовать тем, кто
придет после нас и пройдет этот подводный зал, а может быть, и
анфиладу залов, а может, им посчастливится преодолеть этот сифон и
открыть новые галереи и ходы.
Нам же идти обратно. Пройдя щель, всплываем в озере. Затем я
посвящаю еще несколько минут исследованию правой стены, которая круто
уходит вниз на большую глубину. Выбравшись на берег, собираем
снаряжение и подымаемся по глыбовому завалу над озером, чтобы немного
отдохнуть и перекусить. Место, где мы расположились, по-своему
примечательно. С левой стены свисает небольшой натек, издающий
бормочущие звуки, за что и получил название Бормотун. Отдыхаем долго
и, обмениваясь впечатлениями, пьем много чаю, согревающего нас. Я
вспоминаю, как в прошлом году на большой песчаной площадке неподалеку
отсюда, именуемой между нами "пляж", покидая это место последним в
сезоне, я видел кем-то оставленную пустую консервную банку. Сейчас ее
нет, и участники двух предшествующих нашей экспедиций ее не видели.
Странно, куда она могла исчезнуть? Мы полагали, что это место не
затапливается. Но, вообще, дно пропасти таит в себе множество
загадок: клокочущий сифон, бормочущий натек, множество водотоков,
непонятно откуда приходящих и куда скрывающихся. Так что в этом
скопище неразгаданных тайн мы чувствуем себя неуютно и вскоре с
большим облегчением, превосходящим по силе огорчение от того, что нам
не удалось углубить шахту, начинаем подъем в лагерь. Небольшое
происшествие случилось на четырехметровом скальном уступе.
Неожиданно с самого верха его спиной на торчащие камни упал
Александров, к счастью, отделавшись при этом лишь огромным синяком.
Примерно через полчаса, когда к нам вернулись сначала дар речи, а
потом и привычный юмор, мы в месте выхода через окно из Галереи
Григоряна, присев отдохнуть на минуту, начали подшучивать над ним.
Чтобы продемонстрировать всю ничтожность наших обвинений в том, что
он, изменив спелеологии, перешел в парашютный спорт, а также
утонченно-изысканных сравнений с прекрасной ласточкой и т.п.,
Александр стал осматривать близлежащие стены. Упиваясь потоками
собственного красноречия, мы на мгновение потеряли его из виду, но
вскоре из небольшого заплывшего натеками окна донесся голос.
Последовав туда, обнаружили ход, никем до нас не пройденный.
Александр Александров вообще очень хорош при поиске, напорист,
прекрасно чувствует себя в узостях, имеет большой опыт
первопрохождений. Несмотря на сравнительно молодой возраст, он уже
три сезона подряд работает в пропасти им. В.С.Пантюхина и много
сделал для ее изучения.
Продолжив движение по ходу - обводненной трубе, заставляющей в
основном двигаться на четвереньках, зигзагами уходящей вниз, мы
вскоре подошли к уступу. Поскольку веревок с собою не захватили,
решаем вернуться в лагерь и последнюю нашу смену на дне посвятить
исследованию этой галереи, названной нами Севастопольским ходом.
ГЛАВА 3
Набрав по пути полный алюминиевый контейнер воды, мы вернулись в
ставший уже родным лагерь. Такие жесткие контейнеры после того, как
притерпишься к издаваемому ими при транспортировке лязгу и грохоту,
весьма удобны. Они легче, чем мягкие мешки, проходят через узости. В
них можно хранить воду, а на поверхности это еще и прекрасные емкости
для молодого абхазского вина! В очередной раз совершаем сложный
ритуал стягивания с себя комбинезонов, гидрокостюмов и т.д. Остаемся
только в утеплителях, белизна которых режет взор. Но это ощущение
обманчиво, ибо только при дневном свете можно разглядеть, насколько
грязными они становятся через неделю пребывания под землей.
Спускаемся к палатке и кухне перед нею, зажигаем понатыканные повсюду
между камней огарки свечей. Становится светлее, лучше видна галерея,
заполненная глыбами. Свободно скользящий по стенам взор обязательно
наталкивается на огромную плоскую плиту, нависающую над лагерем, и
любой из нас, гоня прочь дурные мысли, быстро отводит от нее взгляд.
Первым делом я уточняю по телефону, что делают наши коллеги в других
лагерях и на поверхности. Узнаю, что все идет по плану.
Использование телефонной связи в пропасти - в некотором роде
искусство. Руководителю необходимо, с одной стороны, регулярно
получать полную информацию, а с другой - как можно меньше беспокоить
звонками товарищей, тем более, что линия одна, и, обращаясь к
какой-либо одной группе, приходится давать вызов по всем лагерям
одновременно. В принципе, я предпочитаю как можно меньше вмешиваться
в работу групп, ставя им лишь общие задачи и координируя их действия.
В остальном же я доверяюсь опыту руководителей групп, с которыми
(кроме Евгения Очкина) я знаком по совместным экспедициям уже много
лет. Все же чисто функционерские обязанности отнимают значительное
время, но это не столь увлекательное, хотя и жизненно важное для всей
экспедиции занятие я опускаю из повествования.
Сейчас, однако, обстановка позволяет немного расслабиться и
отдохнуть. На "ужин" готовим гречневую кашу с салом и луком. Как
бесценное сокровище, с величайшими предосторожностями мы притащили
сюда бутылку портвейна "Таврического", разумеется, исключительно из
чувства крымского патриотизма. И вот в завершение самой рискованной
части всей нашей затеи настало время ее откупорить. Расставленные по
углам парафиновые светильники быстро прогревают палатку, где наша
троица сидит с поднятыми кружками и ложками в руках вокруг дымящегося
котелка с кашей. Выпили. Приятное тепло разлилось по телу. Сухая
палатка, горячая пища, отражение пляшущих огоньков свечей в глазах
моих друзей создают незабываемую атмосферу покоя и уюта.
Как-то сам собой завязался перескакивающий с темы на тему разговор.
Поговорили о женщинах, помечтали немного о том, как, поднявшись
наверх, помоемся в бане, какие деликатесы приготовят нам там, и
вообще, о том, как все-таки хорошо наверху, где солнце, лес, пенье
птиц и кристально чистый горный воздух! И самое главное - там сухо и
тепло. Но вскоре беседа опять вернулась к проблемам пропасти.
-А пожалуй, неплохо, что яма заткнулась, - начал Александров, - а то
надоело ходить сюда. Пора искать новые районы и ставить новые задачи.
Мы хорошо поработали тут.
И он продолжает, вспоминая какие-то особо памятные эпизоды. Но я его
уже плохо слышу: мерный голос, накопившаяся за последнее время
усталость убаюкивают и погружают меня в собственные мысли.
Саша еще достаточно молод, чтобы смотреть вперед и только вперед.
Многие же из моих друзей, кто начинал исследования в этой пропасти,
да и я сам, находимся на той грани, когда скорее подводятся какие-то
итоги, нежели ставятся новые задачи. В нашей полной несуразицы жизни,
будучи почти бесправными перед несметной толпою чиновников всех
мастей и рангов, разного рода абсурдных запретов и ограничений,
именно здесь мы чувствовали себя совершенно свободными людьми.
Именно здесь нам не надо было лгать и изворачиваться, чтобы просто
выжить, распихивать локтями и топтать ближних, дабы урвать себе в
жизни кусок пожирнее. Тут каждый из нас готов был протянуть руку
товарищу, и каждый из нас знал, что рядом есть его друзья, которые
всегда придут на помощь. Пожалуй, это были самые прекрасные мгновения
в нашей жизни, и, как знать, повторятся ли они у нас еще.
Голоса отвлекают меня от раздумий. Александров продолжал свой
рассказ, курьезную историю о том, как появилось название 22-метрового
колодца с водопадом в конце галереи посередине пропасти. Случилось
