телохранитель позволил!
Волкодав вернулся к походному жилищу своей госпожи и, наказав
Лихославу разбудить себя на закате, забрался под повозку, закутался в
теплый плащ и немедленно уснул. Густой мягкий мех грел и ласкал тело.
Случись надобность, Волкодав точно так же спал бы хоть голым: жизнь его
к чему только не приучила. Но если была возможность, венн предпочитал
спать по-человечески, в тепле и уюте.
Он уже задремал, когда под повозку бесшумно влетел Мыш. Покрутившись,
ушастый зверек повис кверху лапками на каком-то выступе днища. Спать ему
не хотелось, но всякому, кто надумает обижать Волкодава, придется сперва
иметь дело с ним!
Венн проснулся, когда Око Богов коснулось туманного горизонта,
готовясь уйти за Кайеранские топи, за едва видимые вдали острова.
Лихослав и Лихобор шепотом спорили возле повозки, обсуждая, пора будить
наставника или пускай еще немного поспит. Мыш приподнимал голову и
раздраженно шипел на обоих. Волкодав вылез наружу и стряхнул с одежды
травинки. Зверек тотчас вспорхнул ему на плечо.
Без мехового плаща сразу показалось холодно. Волкодав пошел в обход
становища, отмечая про себя, что многие на всякий случай обвели свои
палатки охранительными кругами. Тилорн, наверное, сейчас же объяснил бы
ему и всем любопытным, почему люди самых разных вер так единодушно
полагались на оберегающую силу круга. Очень могло быть, сказал себе
Волкодав, что, выслушав объяснения, народы проявили бы не меньшее
единодушие, сговорившись намылить шею ученому.
Как бы то ни было, сольвенны чертили круги ножами, сегваны
выкладывали их камешками, а вельхи - веревками из конского волоса, и
разница на этом кончалась. Пока еще не стемнело, в круге оставляли
проход. Когда все угомонятся и отправятся спать, проходы замкнут. И это
тоже все делали одинаково, так что Тилорн - почем знать! - возможно, не
сильно и ошибался...
Лагерь раскинулся на лесистом каменном взлобке привольно и беспечно,
люди поставили палатки кому где больше полюбилось.
Плохо. Очень плохо.
Волкодав еще раз посмотрел на солнце, почти уже канувшее в болота, и
твердо решил про себя: быть беде. Он не родился ясновидцем и события
предугадывать не умел. Но нюх на опасность, присущий травленым зверям и
битым каторжникам, его еще ни разу не подводил.
Когда он вернулся к шатру кнесинки, там было людно. Сегванские
стражники держали слово. Добрый десяток плечистых светловолосых молодцов
уже вовсю развлекал служанок, пуще прежнего похорошевших от неожиданного
мужского внимания. Возле входа сидел на своем кожаном ящике лекарь
Иллад, казавшийся еще дородней из-за меховой безрукавки. Халисунец с
многозначительным видом осматривал руку долговязого сегвана с лицом,
сплошь облепленным веснушками. Рука была крепкая, весьма мускулистая ,
и, если Волкодав еще не ослеп, совершенно здоровая. Так что ощупывание
якобы больного места происходило в основном ради сольвеннской девушки,
трепетно ожидавшей, чтобы лекарь вынес приговор ее новому другу. Девушку
звали Варея, и все сходились на том, что госпожа подыщет ей хорошего
мужа, может быть, даже не совсем из простых. Уж верно, какого-нибудь
купца или молодого ремесленника, рано ставшего мастером. Варея, любимица
кнесинки, была удивительно похожа на нее и лицом, и статью. Вот и теперь
она облачилась ради дорогих гостей в красивое платье, которое со своего
плеча подарила ей государыня. А задумают шить кнесинке новый наряд -
станут примерять его на Варею, чтобы госпожу лишний раз не беспокоить...
Сама Елень Глуздовна вдвоем с Эртан расположилась у костра. Кнесинка
и воительница играли в ножички, и Волкодав обратил внимание: Эртан, судя
по ее лицу, выигрывала далеко не с таким перевесом, какого ожидала
вначале. Сердилась и кнесинка - ей все казалось, будто соперница
поддается. Обе девушки сидели прямо на земле, по-вельхски поджав
скрещенные ноги. Старая нянька, конечно, не могла пережить подобного
безобразия и стояла над душой у "дитятка" с войлочной подушкой,
уговаривая поберечься. Кнесинка, завидовавшая отменной закалке Эртан,
упрямо отмахивалась.
Ну вот и добро, сказал себе Волкодав. Всем весело, никто друг на
дружку пустых страхов не навевает. Но случись нехорошее - всякий знает,
что делать.
Мыш слетел с его плеча, хотел сесть на руку кнесинке, но убоялся
собственной дерзости и вспорхнул, только прикоснувшись шелковистым
крылом. Кнесинка не вздрогнула, просто подняла глаза и посмотрела на
телохранителя.
- Государыня, - опускаясь рядом на корточки, тихо сказал Волкодав. -
Прошу тебя, станешь ложиться, не раздевайся. И еще, сделай милость,
кольчугу под свиту надень.
Елень Глуздовна нахмурилась и раскрыла рот возражать, но на помощь
подоспела Эртан:
- Надевай прямо сейчас, бан-риона. Потом хвастаться станешь, из
кольчуги, мол, днем и ночью не вылезала. Даже спала в ней!
Кнесинка молча поднялась и скрылась за дверной занавеской. Хайгал
немедленно водворила подушку на то место, где она только что сидела, и
поспешила следом за хозяйкой.
- Ты бы тоже... - обращаясь к Эртан, посоветовал Волкодав. -
Кольчугу. Мало ли...
Воительница вскинула голову и в упор, почти враждебно посмотрела на
венна.
- Я никогда не надеваю броню, - выговорила она раздельно.
Волкодав на своем веку повидал всякого. В том числе воинов,
презиравших доспехи. И даже таких, что шли в бой в первозданной наготе,
любимой Богами. Он не стал спорить с Эртан, полагая, что это все равно
бесполезно. Только пожал плечами и буркнул:
- Была охота... от случайной стрелы...
Эртан вдруг цепко ухватила его за плечо, и он отметил про себя, какие
сильные у нее руки. Серые глаза сделались беспощадными, губы свело в
одну черту:
- Ты что, думаешь, я такая уж девочка? Вроде?.. - Она мотнула головой
в сторону шатра, где скрылась кнесинка. - Мне двадцать восемь лет,
Волкодав! Я была в битве у Трех Холмов и видела, как умирал мой жених.
Он умер у меня на руках. Он ждет меня там, чтобы вместе пойти к
Трехрогому, на остров Ойлен Уль. Там, у него, нет времени, но каково
мне? Случайная стрела!.. Ха! Да я того, кто в ее выпустил, загодя
расцелую!..
Из фиолетовых сумерек, сопровождаемый Канаоном и Плишкой, возник
Лучезар.
- Это что еще за посиделки? - сейчас же напустился он на молодежь. -
Сестры моей служанок лапать взялись? Так-то здесь честь кнесову берегут!
А ну, духу чтоб вашего...
Парни смутились, стали оглядываться на Волкодава. Венн ни под каким
видом не собирался их отпускать. Он успел подумать, что окончательной
сшибки, видно, уже не минуть. А чего доброго, и драки с двоими
громилами.
Но тут со своего кожаного ящика подал голос Иллад.
- Во имя Лунного Неба, не шумел бы ты, Лучезар, - досадливо
поморщился халисунец. - Госпожа кнесинка радовалась, на них глядя. Она
сама им разрешила прийти.
Это было истинной правдой; мудрый Иллад умолчал лишь о том, что
разрешение молодцам выхлопотал Волкодав. Лекарь, пользовавший отца и
мать государыни, мог не страшиться боярской немилости. Равно как и
кулаков Лучезаровых приближенных.
- Правильно, - выходя из шатра, сказала кнесинка Елень. - Я
позволила. Пускай мои девушки повеселятся.
Она вправду надела кольчугу под свиту, так что броня была незаметна.
Волкодав и тот догадался о ней только по чуть стесненным движениям
кнесинки. Нацепив на себя четверть пуда железа, человек все же двигается
иначе.
- А-а, вот как, - протянул Левый. - Ну, пускай веселятся... Спокойной
ночи, сестра.
И боярин ушел обратно в густевшую темноту, а Волкодав остался
раздумывать, не было ли в его словах какого скрытого смысла.
Постепенно смерклось совсем, и в небе высыпали звезды. Было как раз
новолуние: ночь обещала быть темной. Волкодав бродил вокруг шатра
кнесинки, кутаясь в плащ. После заката поднялся ветер. Не особенно
сильный, он тем не менее запускал ледяные щупальца под одежду, и сидеть
на одном месте было попросту холодно.
Проводив счастливых и взволнованных девушек спать, молодые сегваны,
как и было уговорено, не пошли прочь. Они жгли костер, варили в котелке
резаные яблоки с медом и переговаривались вполголоса, чтобы не разбудить
госпожу. Их был там целый десяток, и Волкодав временами отлучался на
каменистый бугор, чтобы посмотреть на болото. Человек с обычным зрением
вряд ли распознал бы в той стороне землю от неба. Волкодав различал
воду, границу качавшихся и шуршавших на ветру камышей и плавучие
острова. Мыш носился где-то со своими сородичами, еще не впавшими в
спячку. Венну было без него слегка неуютно.
Он долго стоял, слушая шорох и посвист ветра, потом вернулся к
костру. Когда же он снова выбрался на бугор, то посмотрел вдаль и
увидел, что плавучих островов сделалось больше. И они передвинулись,
приблизившись к берегу.
Между тем как ветер отчетливо тянул от берега прочь...
Волкодав едва успел осознать это, как на плечо ему с истошными
криками свалился Мыш. Вцепившись в замшу плаща, черный зверек принялся
щелкать зубами, шипеть и тревожно взмахивать крыльями.
Точно так, как весной на лесной дороге, перед нападением шайки
Жадобы...
Напрягая зрение, Волкодав присмотрелся к ближайшему из плавучих
островов. Сердце в груди уже колотилось чаще обычного, и он знал, что
потом, очень может быть, станет корить себя за промедление. Но что, если
острова движет неведомая стремнина, а Мышу попросту начесал холку
досужий лесной самец?..
Совсем рядом с ними вправду пронеслось несколько ночных летунов.
Волкодав мог бы поклясться: они кричали Мышу нечто осмысленное. Плавучий
же остров выглядел самым обычным комом торфа, коряг и переплетенных
корней. На нем росли кусты и даже два небольших деревца. Но вот из-под
куста высунулось короткое весло и осторожно направило "остров" еще ближе
к берегу...
Волкодав сунул в рот пальцы и засвистел во всю силу легких.
Тревожный, переливчатый свист был наверняка слышен из конца в конец
лагеря, а то даже и в святилище, где засели храбрые вельхи. Волкодав
свистнул еще раз, резко и коротко. Это был сигнал, хорошо известный
Серку: спасаться следом за остальными конями. Сам венн повернулся и во
весь мах, перепрыгивая через кусты и валежник, кинулся к шатру кнесинки.
Сегванские ратники были уже на ногах, а Лихобор как раз нырнул внутрь
шатра, чтобы вывести наружу служанок и саму госпожу. Волкодав без
промедления устремился следом за ним. Шатер, в точности как тот
вельхский дом, был разгорожен надвое вышитыми занавесями. Не церемонясь,
Волкодав откинул их в сторону:
- Надо скорее уходить, госпожа.
Кнесинка, как он и просил, лежала одетая и в кольчуге. Волкодаву не
раз приходилось убеждаться в ее мужестве, но вот теперь девушку,
казалось, одновременно одолели все страхи, гнездившиеся в душе со дня
покушения. Глаза у нее округлились, с лица отхлынула краска. Она начала
подниматься. Медленно-медленно, как в дурном сне. Волкодав нагнулся,
поставил ее на ноги и потащил наружу. Елень Глуздовна судорожно
схватилась за его руку.
Снаружи молодые ребята уже убегали вверх по холму, утаскивая
перепуганных служанок. Сразу двое молодцов, тихо ругаясь сквозь зубы,
мчали под руки лекаря Иллада, третий нес его короб. Пропадай наряды и
серебро - лекарства бросить было нельзя. Волкодав запоздало подумал о
том, что никого не приставил позаботиться о приданом кнесинки, лежавшем
в повозках. Ну и шут с ним, с приданым. Его забота - жизнь госпожи.