- Ожерелье-то где?..
Девушка засмеялась, вновь заставила наклониться и поведала на ухо:
- Богу Болотному подарила!..
Было время когда-то. Гремело, цвело... и прошло.
И державам, и людям пора наступает исчезнуть.
К непроглядной трясине лежит потонувшее Зло
И герой, что ценой своей жизни увлек его в бездну.
Что там было? Когда?.. По прошествии множества лет
И болото, и память покрыла забвения тина.
Только кажется людям, что Зло еще рвется на свет:
До сих пор, говорят, пузырится ночами трясина.
До сих пор, говорят, там, внизу, продолжается бой:
Беспощадно сдавив ненасытную глотку вампира,
До сих пор, говорят, кто-то платит посмертной судьбой
За оставшихся жить, за спокойствие этого мира.
11. НЕ ТА!
Сивур испокон веку считался пограничной рекой. Здесь кончались
владения галирадского кнеса. Дальше до самых велиморских Врат тянулись
сумежные земли, населенные племенами, никому не платившими дани. Были
кое-где в лесах и деревни, но рассчитывать на такой прием, какой оказали
кнесинке луговые вельхи, больше не приходилось. Хуже того: всем было
отлично известно, что здешний народ промышлял как умел и отнюдь не
чурался разбоя. В скором будущем, когда между двумя державами пойдет
бойкая торговля и зачастят туда-обратно купеческие обозы, сами собой
возникнут вдоль оживленного тракта сторожевые городки, появятся
вооруженные разъезды. Однако пока этого не было и в помине.
Переправляться через полноводный Сивур предстояло на плоскодонном
пароме, приводимом в движение веслами. Этот паром спускали на воду в
основном ради приезжих с их изнеженными, непривычными к трудам и
опасностям лошадьми. Сами вельхи, если случалась нужда, вытаскивали из
сараев верткие круглые лодки, обшитые бычьими кожами, а закаленные кони
переправлялись на другой берег вплавь. В Ключинке еще помнили, как герои
давно прошедших времен выбирали себе для будущих подвигов скакуна.
Загоняли в реку табунок жеребят и примечали того из них, кто не
выскакивал в испуге обратно на берег, а, наоборот, отважно выплывал на
глубину.
Переправа через реку вроде Сивура - дело не вполне безопасное. Это не
какая-нибудь лесная речушка, которую лошадь переходит вброд, не замочив
брюха. Старшины охранного воинства собрались на совет возле вытащенного
на берег парома. Явился с ближайшими подручными Лучезар, пришли
предводители отрядов, выставленных галирадскими землячествами -
сольвеннами, вельхами и сегванами.
Пришел и Волкодав. В вожди он не лез никогда, но старшему
телохранителю кнесинки полагалось хотя бы знать, что вожди затевали.
Аптахар дружески с ним поздоровался. Мал-Гона, рыжеусый вельхский
старшина, вежливо поклонился, сольвенн Мужила равнодушно кивнул.
Боярин Лучезар недовольно хмурился, похаживая вокруг парома и время
от времени гулко пиная ногой толстые просмоленные доски. Черная смола
пачкала зеленые, расшитые цветным шелком сапоги, но Левый не обращал
внимания: не ему оттирать, на то слуги есть и рабы.
- Лапоть дырявый, - ругнулся он, оставив паром и возвращаясь к
остальным. - Хорошо, если один раз до того берега доберется, не
развалившись посередине!.. Значит, так: первым делом, чтобы не вымочить,
перевезем сестру со служанками и десятком воинов для охраны. Потом
станем возить моих молодцов и велиморцев... доколе лохань эта по досочке
не рассядется. Вы, городские, после дружины. А не захотите ждать - сами
на лодках или вплавь вместе с конями. Ничего, небось не размокнете.
Трое витязей-Лучезаровичей со скучающим видом переминались у боярина
за спиной. Им, что он ни реши, все хорошо, все любо. Волкодав быстро
посмотрел на старшин ратников; не станут ли возражать. Они не стали. Их
дело - хорошо воевать, если придется, а решения пускай принимают кто
познатней. Волкодав спросил себя, удосужились ли эти трое, как он,
загодя осмотреть паром и убедиться, что плоскодонная посудина была
пускай не нова и весьма неказиста, но отнюдь еще не отжила век. Да и
плавала последний раз не так уж давно, а посему и рассохнуться не
успела...
- Решили, значит, - проговорил Лучезар.
- Нет, - глядя под ноги, сказал Волкодав. Все повернулись к нему.
- Как это нет? - раздраженно удивился боярин, и на скулах у него
выступили красные пятна. - Как это нет?
- Вначале должна переправиться половина воинов. Или даже больше.
Причем сколько дружинных, столько и городских, - сказал Волкодав.
Он смотрел за реку. Там, куда предстояло причалить парому, виднелась
чистая поляна около стрелища в поперечнике. А за ней и кругом - сплошная
стена леса. Да не красного бора, как по сю сторону, а густого ельника
пополам с несоразмерно вытянувшимися березами. Дорога с поляны уходила в
этот лес и сразу куда-то сворачивала. Чаща, конечно, была хорошо
разведана и местными, и охотниками из отряда. Но переправить туда
кнесинку и оставить со служанками и жалким десятком бойцов?..
- Когда они сядут в седла, - продолжал Волкодав, - перевезем госпожу.
Потом остальных.
- Что?.. - задохнулся боярин. - Это кто рот раскрыл? Полководец
прославленный? Над двумя отроками начальник?..
Витязи радостно изготовились, но Волкодав не сдвинулся с места и
ничего не ответил.
- Ладно! - сказал Лучезар. - Сделаем, как я сказал, а кто недоволен,
может в Галирад возвращаться.
Волкодав, по-прежнему глядя за реку, раздельно проговорил:
- Пока я жив, государыня на первый паром не взойдет. Витязи
призадумались, поскучнели. Старшины начали переглядываться. Первым,
покашляв в кулак, подал голос Аптахар:
- По мне, так послушал бы ты его, государь Лучезар. Хегг меня съешь,
не так уж он и неправ.
Сольвенн Мужила на всякий случай отступил от него в сторону, чтобы не
выглядеть причастным к дерзким речам. Зато Мал-Гона подергал себя за усы
и решительно присоединился к сегвану:
- Наши братья, ключинские вельхи, не стали бы предлагать бан-рионе
дырявый паром. Телохранитель дело говорит, государь.
- Этого ты хотел? - дрожащим от ярости голосом обратился Лучезар к
Волкодаву. - Чтобы мы между собой перессорились? А то и драку затеяли,
пока разбойники лесные сестру мою в мешок сажать будут?
Волкодав посмотрел в глаза сегванскому старшине и сказал:
- Передай боярину, Аптахар, что я ссорить никого ни с кем не хочу..
Но на первом пароме кнесинка не поедет.
Он по-прежнему не смотрел на боярина, но краем глаза видел, что того
затрясло. Еще он видел подходившего к ним велиморского посланника.
Благородный нарлак чем-то неуловимо напоминал ему Фителу: то ли черными
с серебром волосами, то ли спокойным достоинством человека не
воинственного, но умеющего за себя постоять.
- О чем спор, господа мои? - подойдя и поздоровавшись, спросил
велиморец.
Мужила, видно, понял, что отмалчиваться больше нельзя, и стал
объяснять:
- Да вот, государь Дунгорму, Лучезар Лугинич говорит, что паром
хлипок, и хочет сперва Елень Глуздовну перевозить, а телохранитель,
вишь, упирается, сказывает, вначале половину отряда...
Посланник Дунгорм обвел спорщиков внимательным взглядом. За боярской
любовью он особо не гнался, а вот невесту своему господину хотел
доставить живую и невредимую. Он пожал плечами и предложил:
- Я со своими людьми рад буду испытать крепость парома. Мы можем
переправиться прямо сегодня, а завтра, в самом деле, отчего бы первым
паромом не перевезти госпожу...
Делать нечего, пришлось Лучезару ответить согласием. Понял, наверное:
возьмись он упорствовать, и это показалось бы странным. Волкодав,
однако, расслышал, как заскрипел зубами боярин, и спросил себя: почему
тот так стоял на своем? Из одной спеси? Пусть, мол, я неправ, но как
сказал, так и станется?.. Или ему надо было зачем-то, чтобы кнесинка
почти одна оказалась на том берегу?..
Сперва эта мысль показалась телохранителю слишком чудовищной. Все же
он заставил себя не отмахиваться от нее. Он в своей жизни повидал
всякого. И успел усвоить: хочешь прожить на свете подольше, всегда будь
готов к самому худшему. И еще. Есть люди, которых не обязательно
подводить к самому краю, чтобы они собственную мать предали.
Или сестру.
Надо ли говорить, что в последнюю ночь Лихослав неотлучно торчал у
парома, а Лихобор то и дело навещал его там. Когда дошло дело до
переправы. Волкодав сам возвел кнесинку на паром и дальше чем на шаг от
нее не отходил. Когда же до того берега осталось полтора стрелища, он
сказал Елень Глуздовне:
- Сделай милость, государыня, надень кольчугу. Кнесинка смерила его
взглядом:
- Вот еще... Не стану, незачем.
- Надень, госпожа, - повторил Волкодав. Кнесинка вскинула глаза; он
смотрел на нее спокойно и хмуро, и было видно, что этому человеку давно
уже не удавалось как следует выспаться. Наняла охранять, так хоть не
спорь, написано было у него на лице. Кнесинке стало стыдно. Она опустила
голову и взяла у него блестящую кольчугу, которой не могла повредить
даже морская вода.
Она не стала спрашивать венна, что там было у него на уме, но
заметила, что он неотступно держался между нею и берегом. Вот паром с
шорохом наехал плоским днищем на мелкий прибрежный песочек, стукнули о
борт ребристые сходни из еловых досок, способные выдержать нагруженную
повозку. Дунгорм позаботился загодя выстроить своих молодцов и сам вышел
поприветствовать кнесинку, как раз пересекавшую предел сольвеннской
державы. Торжества, однако, не получилось. Дунгорм недоуменно
нахмурился, когда вперед государыни, закрывая и пряча ее широкими
спинами, на берег спустились трое телохранителей. И каждый держал в
руках снаряженный лук со страшненькой бронебойной стрелой на тетиве.
Телохранители сразу провели девушку в шатер, заботливо раскинутый
велиморцами. Следом туда же отправили служанок и няньку и, пока
переправлялось остальное войско, никому не позволяли высунуться наружу.
Оскорбленный Лучезар всем видом показывал, что не верит ни в какую
опасность. Он ушел со своими в дальний конец поляны, и вскоре оттуда
донесся перестук деревянных мечей. Вот уж чем Левый не пренебрегал
никогда, так это воинскими упражнениями.
Велиморский посланник, понятно, наведался в шатер засвидетельствовать
свое почтение госпоже. Когда же вышел, то остановился переговорить с
Волкодавом, сидевшим у дверной занавески. Дунгорм был знатным, родовитым
вельможей, но молодость провел при войске, в боевых походах, и не привык
считать разговор с простым воином за бесчестье. К тому же велиморец
неплохо понимал в людях и за время путешествия успел убедиться:
телохранитель-венн вовсе не был тупым звероподобным убийцей, которым
считала его половина галирадской дружины.
- Мы оба хотим благополучно довезти госпожу, - начал Дунгорм. - И
потому я не отказался бы знать, с какой стати ты так ведешь себя,
Волкодав... тебя ведь Волкодавом зовут?
Венн отозвался безо всякой охоты:
- Может, и зовут.
На берегу суетился народ, с вновь причалившего парома осторожно
выкатывали повозку, рядом приставали кожаные вельхские лодки. Воины
выводили из воды устало отфыркивавшихся лошадей, одолевших Сивур.
Волкодаву позарез нужны были Мал-Гона или Аптахар, но этим двоим
предстояло переправиться еще нескоро. Поэтому венн на берег почти не
смотрел. Он не сводил глаз с рослых елей, стеной обступивших прибрежную
поляну.
- За что ты так не любишь боярина Лучезара? - спросил велиморец. - Он
храбрый воин и к тому же родственник госпоже.
Волкодаву не хотелось на это отвечать, и он промолчал. Дунгорм же
