на левом колене, и привычно вскинуть руки вверх и вперед. Герой Трех
Холмов проехал щекой по остаткам травы, не до конца вытоптанной во
дворе, и от удара о землю воздух с шумом вырвался из его легких. Пока он
силился осознать, что же случилось, и подобрать под себя руки-ноги,
чтобы вскочить, - Волкодав сел на него верхом. И. прижал. У Кетарна вмиг
отнялась правая рука, сжимавшая великолепный кинжал.
- Так, - сказал Волкодав, вынимая из безвольной ладони позолоченную
рукоять и броском всаживая кинжал в амбарный косяк. - Может, поговорим,
как приличные люди?
Вельх застонал и яростно дернулся, но ничего не достиг. Какова бы ни
была ярость, очень трудно заставить собственную плоть ломать себя самое.
Стук кинжала, воткнувшегося в дерево, разбудил Ане, и без того
спавшую чутко. Дверь была прикрыта неплотно: Волкодав намеренно оставил
щелку, чтобы девчонка не решила, будто ее запирают. В щелку проникал
свет и холодный утренний воздух. Ане села, разглаживая по коленям
шелковую рубашку, и увидела у себя на запястьях отчетливые полосы,
оставленные веревкой. Девушка зябко передернула плечами, закуталась в
плащ, как следует протерла глаза и решила выйти наружу.
Кетарн лежал лицом к амбару. Он сразу увидел свою невесту,
появившуюся на пороге. На ней была красивая зеленая рубашка, совсем не
та, что накануне, и... теплый серый плащ, в котором полдеревни видело
вчера волкодава. На руках багровели синяки, но в остальном было отнюдь
не похоже, чтобы Ане удерживали здесь силой. Значит... значит...
Можно ли выразить словами всю бездну унижения несчастного жениха?
Кетарн рванулся еще раз и, вновь остановленный болью, закусил зубами
мятые травяные пеньки. Потом уткнулся в них лицом... и заплакал.
Ане громко ахнула, уронила с плеч плащ и устремилась к нему.
Подбежав, она принялась отдирать пальцы Волкодава, державшие руку
Кетарна:
- Пусти его!
С таким же успехом она могла бы разгибать подкову.
- Повремени, кайлинь-ог, - негромко сказал Волкодав. - Я ничего ему
не сделаю.
Близнецы уже стояли подле наставника, и Лихобор весело подтвердил:
- Не сделает. Хотел бы, давно душу бы вытряхнул. Лихослав согласно
кивнул.
- Я только хочу, чтобы твой жених меня выслушал, - сказал Волкодав. -
Отпущу, он же опять воевать полезет. Отойди, кайлинь-ог.
Кетарн приподнял голову, открыл рот... Волкодав заподозрил, что
парень собирался наговорить невесте такого, в чем сам потом будет
каяться до смертного часа. Да и вообще лучше было ему пока помолчать.
Волкодав легонько двинул рукой. Кетарн сейчас же забыл, о чем собирался
говорить, брыкнул ногами и снова ткнулся лбом в пыль.
Ане шагнула к нему, но натолкнулась на взгляд Волкодава, как на
стену. И безошибочное женское чутье подсказало ей: хочешь добра -
поступай, как велит этот человек. Чужой, до вчерашнего дня ни разу не
виданный и, чего уж там, страшный. Ане всю жизнь учили не доверять
чужакам. Никто не знает, что там у пришлого на уме, никто не поручится,
что это не злой дух, принявший человеческое обличье...
Она не стала поднимать шум, призывая односельчан на подмогу. Просто
растерянно закивала - и отошла.
- А теперь послушай взрослого человека, - поудобнее устраиваясь на
спине у Кетарна, сказал Волкодав. Жених был, может, на год младше него,
но это не имело никакого значения. Волкодав нагнулся пониже и продолжал
очень тихо, чтобы слышал только Кетарн: - Тебе сказано было проводить
девчонку до дома? Отцу с матерью с рук на руки передать? Ты передал?..
Тебе назад надо было скорее, на копьях сноровкой хвастаться. Не то, не
приведи ваш Трехрогий, кого другого первым молодцом назвали бы. У тебя
такой случай был за свою Ане с троими сразу схватиться... которые ей
руки связали... Ты мне оставил ее избавлять, а теперь еще недоволен?
Трое, которых он мало не поубивал, Кетарна скорее всего бросили бы в
болото, но Волкодав предпочел о том умолчать. Для него это была
необыкновенно длинная речь. И, как с ним чаще всего и бывало, не слишком
толковая. Волкодав сам почувствовал, что исчерпал запас говорливости на
седмицу вперед, а толку не добился. И раздумывать, как бы еще вставить
ума Кетарну, было некогда: из дому доносились приглушенные голоса и
осторожная возня просыпавшихся служанок. Волкодав поднялся и рывком
поставил на ноги охнувшего Кетарна.
- Ты сейчас пойдешь в амбар и будешь там тихо сидеть, - сказал он,
вталкивая молодого вельха внутрь и пропуская туда же Ане. - Твоя невеста
будет говорить, - продолжал Волкодав, - а ты будешь слушать ее и
помалкивать. Она девка мудрая, так что советую. А если ей хоть одно
слово грубое скажешь, я тебе язык узлом завяжу. Вокруг шеи.
Учтивостью тут и не пахло, и Кетарн, привыкший считать, что не боится
никого и ничего, мгновенно вскипел бешеным гневом. Но так же быстро
остыл. Волкодав произнес свое обещание очень спокойно, скучным будничным
голосом. И Кетарн, как многие прежде него, отчетливо понял: венн его
отнюдь не стращал. Он действительно собирался исполнить обещанное. И был
вполне на это способен.
Кетарна даже замутило: так восстает желудок против пищи, которую не в
состоянии переварить. У Ане блестели на глазах слезы. Ей хотелось
броситься к любимому жениху, обнять, успокоить его... так ведь
оттолкнет. Кетарн тоже чувствовал, что между ними впервые что-то стояло,
и от этого было вдвое больней. Волкодав, окончательно исчерпавший свое
небогатое красноречие, стоял за спиной Ане и хмуро смотрел на
несчастного жениха. Проснувшийся Мыш высунул голову из-под свернутых
крыльев и переводил светящиеся бусинки с одного на другого, соображая,
не требуется ли вмешательство.
Рука Кетарна, помятая в короткой схватке, мало-помалу снова обретала
чувствительность. Вместе со способностью осязать вернулась и боль, и
некая часть его разума, не чуждая осторожности, стала искать причину не
нападать больше на Волкодава. Достойную причину, не вызванную боязнью...
Венн не стал дожидаться, пока он эту причину найдет.
- Не все так просто, как тебе кажется, - буркнул он и вышел во двор,
оставив жениха и невесту наедине. Мыш отцепился от своего гвоздя и
выпорхнул следом, легко скользнув в щель уже закрывавшейся двери.
Выйдя наружу, Волкодав подставил крылатому приятелю руку и пощекотал
зверька, в то же время прислушиваясь к происходившему в амбаре. Он очень
боялся, что петушиная гордость все-таки толкнет Кетарна на какой-нибудь
трудноисправимый поступок. Однако за дверью сперва было совсем тихо,
потом раздался голос Ане. Негромкий, но очень настойчивый и
убедительный. Если бы Волкодав захотел, он бы, наверное, сумел разобрать
слова. Он не стал этого делать.
Государыне кнесинке снился сон. Нехороший, тягостный сон. Веселые ее,
правду молвить, последнее время посещали нечасто. Но об этом она
поразмыслит наяву. А во сне все принимаешь, словно так тому и следует
быть.
Кнесинка Елень стояла на узкой каменистой тропе, по бокам, которой не
росло ни кустика, ни травинки. Справа и слева вздымались неприступные
серые скалы. Над зубчатыми вершинами медленно плыло навстречу косматое
серое небо.
А из-за скал... наступало, подкрадывалось, ползло... нечто безымянное
и безликое, пока еще невидимое за поворотом тропинки, но такое, что
кнесинка знала: стоит ей хоть мельком увидеть это, и она сейчас же
умрет.
Она была не одна, она видела рядом с собой Волкодава. Его спину в
кольчуге, казавшей вороненые кольца из-под кожаного чехла. Он медленно
пятился по тропе, яростно с кем-то рубясь, принимая неравный, отчаянный
бой. Ее Неведомый Ужас был для него просто врагом из плоти и крови,
которого вполне можно было достать ударом меча...
Потом кнесинка заметила, что на ней самой тоже были кольчуга и шлем,
а в руке блестел меч. С которым она обращаться-то как следует не умела.
"Беги, госпожа!" - не оборачиваясь, прохрипел Волкодав.
И кнесинка почувствовала, что в самом деле может убежать и спастись.
Просто повернуться и убежать. Что-то подсказывало ей, что она здесь была
вроде стороннего зрителя: можно спокойно уйти прочь.
"А ты как же?.." - закричала она. Волкодав не ответил. Он действовал
мечом с той убийственной силой и быстротой, что так часто завораживала
ее на заднем дворе крома.
"За меня не бойся", - наконец бросил он через плечо.
Повернуться и спокойно уйти... Кнесинка не могла ни спасти Волкодава,
ни бросить его здесь одного. Только умереть вместе с ним. Чего ее
телохранитель как раз хотел бы меньше всего.
Кнесинка собралась сказать ему, что нипочем его не оставит, но не
успела. Волкодав начал падать. Падая, он обернулся: девушка увидела
искаженное, залитое кровью лицо. А из-за скалы - и тут у кнесинки волосы
поднялись дыбом - к нему уже тянулись какие-то мохнатые щупальца...
Елень Глуздовна стиснула в мокрой ладони рукоять меча, дико закричала
и неуклюже бросилась на выручку...
И все изменилось.
Во сне всегда так. Натолкнувшись на непереносимое, человек либо
просыпается, либо вываливается из слишком страшного сновидения в другое,
поспокойнее.
Кнесинка была на той же тропе, но в другом месте и откуда-то знала,
что это происходило уже "потом". Она бежала со всех ног, петляя между
серыми валунами и страшась оглянуться. Потом она увидела себя на мосту.
Мост был длинный, составленный из множества дощечек, соединенных
веревками. Он тянулся через ущелье, на дне которого плавали клочья
тумана и раздавался глухой медленный рокот. Кнесинка бросилась бежать по
мосту и почувствовала, что он внезапно просел. Но не так, как под
чрезмерной тяжестью: его словно бы подрубили у нее за спиной. Кнесинка
обернулась. Какой-то человек с берестяной личиной вместо лица силился
еще раз полоснуть мечом толстый канат, а Волкодав не давал ему этого
сделать, теснил в сторону, не подпускал ко входу на мост...
Кнесинка побежала к людям, ожидавшим ее на той стороне, а мост под
ней опускался и опускался, теряя опору...
И опять прервался сон, забредший в слишком жуткий тупик. Только на
сей раз кнесинка проснулась. Она не вскочила с криком, пугая служанок.
Просто ощутила, что нет никаких скал, никакого моста, а есть только
подушка и одеяло. И между расшитыми занавесями заглядывает веселый
утренний луч.
Первым движением девушки было перевернуться на другой бок и с
облегчением погрузиться в блаженную дрему. Так она и поступила: натянула
одеяло повыше и не стала раскрывать глаза. Но час был уже не особенно
ранний, молодое тело успело достаточно отдохнуть и больше не нуждалось в
покое. Зато сновидение, только что посетившее кнесинку, еще плавало у
самой поверхности, не успев окончательно погрузиться в забвение.
Волкодав, подумала она, и глаза открылись сами собой. Я его не
бросила. Меня... унесло. А он, наверное, погиб.
Ей стало страшно. Когда случается увидеть во сне кого-то из близких,
потом, наяву, ощущаешь к нему особенное родство.
С ним что-то случилось ночью. Его убили, и я это почувствовала...
Кнесинка, задохнувшись, села и спустила ноги на холодный глиняный
пол, нащупывая на груди оберег. Подумаешь, сон. То есть, конечно, бывают
вещие сны. О которых сто лет потом вспоминают. Потому что и снятся они
раз в сто лет. Одному человеку из тысячи. Да кто сказал, что именно этот
сон - обязательно в руку?..
Елень Глуздовна встала, схватила широкий плащ, набросила его поверх
просторной рубахи, в которой спала, и отодвинула занавесь.
В прихожем покое уже не было никого из служанок, только на пороге
сидела и умывалась большая полосатая кошка. Дальше виднелся залитый
