газ, и пронестись мимо двух баб и жирного старого мужика, и
сделать три выстрела, три твоих выстрела, а за углом, как и
тогда, в Палермо, будет стоять машина, и за рулем, как и
там, буду сидеть я, а утром мы будем уже в Марселе, сразу же
уйдем на яхте в море, а через три дня станем охотиться на
Сицилии, я же знаю, как ты бьешь перепелов, и Сюзанна
поджарит их нам на вертеле, и масло будет капать в огонь
костра, и мы будем с тобою пить кислое красное шипучее вино
и купаться в бассейне, и тогда я позволю Сюзанне делать тебе
массаж. Я буду спать дни напролет в шезлонге и делать тебе
укол вечером, перед закатом; а сейчас, после того, как я
тебя разогрею и дам тебе маленькую порцию самого лучшего
героина и ты до конца взбодришься, ты захочешь подняться, в
тебе будет легкость, веселая легкость, ну-ка, давай
поднимайся, я иду кипятить шприц, вставай, Серж, вставай,
дело...
87
26.10.83 (18 часов 33 минуты)
Директор ЦРУ сидел возле телефона, который связывал его с
посольством в Гаривасе, остальные перевел на секретаря.
Огромные часы, вмонтированные в стену его кабинета,
соответствовавшие часовым поясам Европы, Азии, Африки, были
сейчас зашторены; тикали только одни, те, на которых
секундная стрелка "лонжина" показывала время в Центральной
Америке.
Звонок, которого директор с таким напряжением ждал,
прозвучал с опозданием на три минуты.
- Добрый день, Поль, у нас тут чертовски жарко, стоял под
душем, - резидент в Гаривасе произнес условную фразу,
которая означала, что заключительный этап операции начался,
и начался успешно.
(Согласно коррективам, которые директор внес в "Корриду"
после самоубийства Вэлша, вся тяжесть заключительной фазы
операции переносилась с техники, то есть с устранения
Санчеса, это вопрос решенный, на перспективу; от успешного
развития этой фазы "варианта" зависело многое, если не все.)
...В кабинете министра энергетики и планирования Энрике
Прадо (за десять минут до звонка резидента ЦРУ своему шефу)
появился шофер с запиской от жены: "Срочно приезжай, мама
при смерти".
Прадо поднял трубку, набрал номер телефона; дома никто не
отвечал; он бросился вниз, крикнув секретарям, что
перезвонит позже, сказал шоферу, чтобы тот включил сирену, и
только потом зябко спросил, что произошло. Тот ответил, что
дома ужас; начал было рассказывать подробности, но руль
повело, он затормозил, выскочил из машины, выругался -
спустило переднее левое колесо.
Прадо вышел на середину улицы; из-за поворота появился
малолитражный автобус; Прадо поднял руку; водитель
притормозил.
- У меня дома несчастье, пожалуйста, гражданин, отвезите
на улицу Куэнка, - сказал Прадо, ощущая мелкий озноб,
который чем дальше, тем сильнее бил его.
- Садись, - буркнул водитель.
Один из пассажиров открыл дверь, Прадо впрыгнул в салон и
сразу же ощутил руки людей, которые намертво втиснули его в
мягкое, шершавой ткани сиденье.
- Гражданин министр, - сказал тот, что горбился в самом
конце салона, - ваша мама здорова, у нас есть пятнадцать
минут для беседы, мы не террористы, ваша жизнь вне
опасности, пожалуйста, ведите себя разумно, сейчас мы
приедем и свяжем вас с семьей...
- Вы гнусные провокаторы, - тихо сказал Прадо, чувствуя,
как сердце колотится где-то возле селезенки, словно бы
сорвалось вниз. - Вы, видимо, не отдаете себе отчета в том,
что меня сразу же начнут искать... И найдут... Пусть вы
убьете меня, но и вам не уйти от пули... Санчес поднимет
силы безопасности, Лопес бросит "красные береты", вопрос
часа или двух, мой шофер видел вашу машину, он скажет...
- Шофера уже везут на север, в сельву, он будет молчать,
мы подвигали его к вам семь месяцев, - усмехнулся тот, кто
сидел сзади, в огромных темных очках, щуплый, с едва
заметным акцентом, видимо, янки, хотя волосы жгуче-черные и
усы подстрижены чисто по-испански - кончики опущены вниз, к
подбородку. - Что же касается Санчеса, то он будет убит
через несколько минут.
- Так что же вы медлите со мной, грязные свиньи?!
- Не надо оскорблять, гражданин Прадо, - говорил лишь
этот, с усиками, остальные молчали, упершись дулами
пистолетов в спину Прадо, не люди, а манекены. - Не надо.
Это все эмоции, а вы логик.
Машина на большой скорости въехала в ворота особняка на
окраине; Прадо заметил в зеркальце над головой водителя, как
четыре человека сразу же закрыли ворота; они вооружены, в
форме "красных беретов", явное дело, камуфляж, да и вообще
все похоже на какой-то дурной спектакль или тяжелый сон,
когда силишься открыть глаза и не можешь, хочешь закрыть, но
нет сил, а потом вскидываешься с кровати и бежишь в ванную -
сунешь руки под струю холодной воды и смоешь кошмар. Все
уйдет в небытие, только бы проснуться...
Шофер резко притормозил возле длинной стеклянной асиенды;
манекены подтолкнули Прадо пистолетами; он вылез; его ввели
в просторный холл; возле огромного, во всю стену окна,
выходившего на океан, в низком кресле сидел необъятно
толстый, громадноростый, потный Джеймс Боу в легком голубом
костюме "для тропиков" и грязных, американского образца,
сразу отличишь, ботинках. Он тяжело поднялся с кресла,
показал на телефон.
- Звоните домой, мистер Прадо.
Прадо набрал номер, по-прежнему не в силах сдержать дрожь
в руках; голос жены был, как всегда, мягок и спокоен.
- Ты присылала ко мне Хорхе? - спросил Прадо.
- Нет, родной, я не видела его с тех пор, как ты уехал в
министерство, На рынок ездила автобусом. Что-нибудь
случилось?
- Как мама?
- Позвать ее? Она в саду...
- Да, позови, пожалуйста...
Боу посмотрел на часы, тяжелый золотой "ролекс", вторая
после "Патека Филиппа" фирма по престижности; думай о
пустяках, сказал себе Прадо, пусть успокоится сердце и
пройдет дрожь в руках, иначе будешь выглядеть трусом в
глазах этих бандитов с золотыми часами.
- Я слушаю, Энрике, - услыхал он голос матери, и сразу же
тело обмякло, почувствовал, как ему подставили стул, он
рухнул на глянцевую кожу зебры.
- Как ты себя чувствуешь, мамочка?
- Прекрасно, милый... У тебя странный голос... Что с
тобою?
- Нет, нет, со мною все хорошо.
- Эсперанса готовит на обед худиа (30), твою любимую...
И будет кусок хорошего мяса, ты, надеюсь, приедешь вовремя?
- Непременно, - ответил Прадо. - Я обязательно приеду,
мамочка, до свиданья, родная...
- Что с тобой, Энрике? У тебя плохой голос...
- Нет, нет, я немного устал, это пройдет, ты же знаешь, у
меня так бывает...
Он положил трубку, посмотрел на потного толстяка в мятом
костюме и огромных черных ботинках, медленно поднялся.
- Делайте ваше дело, только позвольте мне помолиться
перед тем, как все кончится.
- Все только начинается, мистер Прадо, - сказал Джеймс
Боу. - Позвольте представиться: я защищаю интересы тех,
кто стремится к тому, чтобы Гаривас стал стабильным,
динамически развивающимся государством, сориентированным на
постоянно дружественные отношения с Соединенными Штатами...
- И поэтому, - Прадо кивнул на усатого, - убивают
Санчеса?
- Именно так, - вздохнул Боу. - Но делают это не из
жажды крови, а для того лишь, чтобы в кресло
премьер-министра сел компетентный человек, технократ,
способный жить не лозунгом или отвлеченной идеей, но
холодным расчетом, который прежде всего угоден несчастному,
полуголодному, неграмотному народу... Таким человеком мы
считаем вас, мистер Прадо...
- Что?! Как вы смеете обращаться ко мне с этим
предложением?! Кончайте ваше дело! Пусть эти дубины
стреляют в меня! Я не боюсь смерти! Я боюсь позора!
- Все боятся позора, мистер Прадо, - по-прежнему
спокойно, отдуваясь, без всякого выражения согласился Боу, -
особенно испанцы, люди, свихнувшиеся на кодексе чести,
истинные кабальеро... У нас остались считанные минуты,
мистер Прадо, нужно договориться, потом мы передадим вам
текст речи для выступления по телевидению, надо прочитать
его несколько раз, чтобы выступать без бумажки...
- Я сказал, - повторил Прадо, - кончайте! Я не боюсь
смерти! Я не из породы продажных шлюх!
Он сказал это по-английски; Прадо учился в Далласе, по
акценту понял, что толстяк оттуда, южанин; трое вышли;
толстяк отошел к окну, взял с подоконника тонкий, тисненой
кожи "дипломат", открыл его, достал папочку, начал
неторопливо листать бумаги, рассеянно закурил, поманил
Прадо, кивнул на толстый, черного дуба подоконник; тот сел,
толстяк опустился рядом, ткнул пальцем в страницы.
- Тут материалы, которые мы собирали на вас последние два
месяца, мистер Прадо... Вы сказали, что боитесь позора...
Я верю. Вас никто не собирается убивать, потому что вы не
угрожаете нам, в вас нет честолюбивых амбиций вождя нации,
вы действительно технократ, а не идеолог... Если вы
откажетесь от нашего предложения, мы позволим вам уехать
домой, жена готовит вам худиа, мама, кстати, забыла сказать,
что прекрасный суп "касуэла" уже стоит в духовке, вы любите
"касуэлу", обычно по субботам вы ходили в кабак "Лос
пачолес" в Далласе к Дону Хоакину именно для того, чтобы
откушать "касуэлу", до того как... Словом, вы вернетесь
домой, у нас есть выбор, мистер Прадо, у нас есть три
кандидата на пост премьера, и они дали уже согласие, они
ждут в соседней комнате... И если кто-то из них решит по
прошествии недель или месяцев привлечь вас к суду, это их
дело, мы не станем мешать...
- Меня не за что привлекать к суду, я ни в чем не
виноват...
- Мистер Прадо, каждый человек на этой грешной земле в
чем-то виноват... Каждый... Без исключения... Меня,
например, можно посадить на электрический стул, если поднять
по дням всю мою жизнь, хотя я не брал взяток, не грабил
банки, не насиловал девок, не бандитствовал на дорогах и не
убивал министров... Но я жил и действовал, мистер Прадо, а
жизнь - это преступление, я уже не говорю о жизни, полной
активных поступке в... Вы, например, перестали ходить к
Дону Хоакину после того, как его дочь Хосефина сделала от
вас аборт, но доктор оказался малокомпетентным и женщина
стала инвалидом - бесплодие, нарушение циклов и прочие
бабские неприятности... Вы думаете, Дон Хоакин забыл об
этом? Он помнит, - толстяк снова ткнул указательным пальцем
в сколотые страницы, что лежали у него на коленях. - Он с
радостью даст хоть завтра свои показания против того, кто
совратил его дочь... Вы говорите, что страшитесь позора...
Я верю вам... - Боу пролистал несколько страниц, у
демонстративно слюнявя толстый, словно обрубленный
указательный палец. - Вот, смотрите, мистер Прадо, это
показание главного механика гаривасской электростанции...
Вы же работали там директором, когда вернулись с дипломом
инженера из Штатов, не так ли? Помните Хаиме Оярсабаля?
Вами двигали благие порывы, вам хотелось дать рабочим премию
к рождеству, но денег не было и вы пошли на то, чтобы вместе
с Оярсабалем остановить два агрегата, дав ложные показания,
что случилась авария и необходимо поставить рабочих на
ночную смену, дабы не оставить город без света... А
внеурочная ночная смена оплачивается в два раза выше, и за
это рабочим полагается премия... Но и вам в том числе... А
вы от нее не отказались... Я понимаю, мистер Прадо, вами
двигали благие порывы, вы не могли отказаться, иначе бы
подвели других, беззаконие порождает жульничество, но ведь
это не довод в судебном заседании, это эмоции, а трибунал их
не исследует, да и суд присяжных вряд ли стал бы копаться в
этом... Незаконные деньги, и все тут! Или вот... - он
снова полистал страницы. - Смотрите... Когда три месяца
назад вы отправились в Милан для переговоров с Грацио,
правительство выделило вам средства... По статьям... На
телефонные переговоры, отель, транспортные средства, на
представительские - надо же было устраивать коктейли и
приемы... Ваш секретарь Габриэль Пратт дал вам расчет, на
коктейли не хватало." И вы своей рукою, без согласования с
правительством санкционировали мелкое жульничество:
попросили одного из помощников Грацио, мистера де Бланко,
