профессоров не был зачислен на курс>.
Рекрутируя художников, Тихомиров широко пользовался этим
материалом, подчеркивая, что <денежные отчисления с договоров на
роспись и реставрацию необходимы лишь на первом этапе деятельности
<Старины>, чтобы оказывать помощь <национальным кадрам>, которым
намеренно не дают расти представители иной культуры, преследуя свои
корыстные цели, связанные с желанием искоренить традиции нашей
реалистической живописи>.
Когда художник Ежов заметил Тихомирову, что <именно
малоталантливые люди в искусстве более всего упирают на <национальный
момент>, стараясь обвинить в собственной бездарности всех, кого
угодно, но только не себя>, Русанов немедленно лишил его обещанного
ранее заказа на роспись станции техобслуживания автомобилей в
Среднеуральске, сфабриковав обвинение в том, что якобы художник
скрывал родственные связи с Ежовым, расстрелянным в тридцать восьмом
году как враг народа.
Попытка художника обратиться к Чурину результатов не принесла,
Ежов был опозорен как сутяжник и клеветник, в настоящее время
находится на излечении в институте неврологии.
Когда художник Штык занял определенную позицию по делу
Горенкова, вопрос с ним был решен чисто уголовным путем.
Вообще можно сделать вывод, что преступная группа во многом
копировала структуру итальянской мафии. Начиная с того, что Русанов
обещал <покровительство> художникам взамен на передачу ему семидесяти
процентов гонорара, и кончая коррумпированными связями Тихомирова,
выходящими за пределы министерских кабинетов, группа использовала - в
случае экстремальных ситуаций - уголовный элемент. Все это говорит за
то, что мы имеем дело с качественно новой преступной структурой,
подвизающейся в <околокультурном> мире.
Примечательно, что Тихомиров организовал в газетах хвалебные
рецензии на тех, кто состоял с ним в наиболее близких отношениях.
Очевидные посредственности короновались в этих рецензиях <истинными
талантами>. Таким образом, была предпринята попытка создать новую
<плеяду>, что позволяло Русанову требовать повышения гонорарных
ставок за исполнение живописных и реставрационных работ.
Принципы, проповедуемые Тихомировым о необходимости реставрации
памятников отечественной архитектуры, привлекают к нему значительное
количество честных людей; однако именно Тихомиров делал все, чтобы
затруднить реставрационные работы, особенно в том случае, если подряд
получали люди <со стороны>.
Коррумпированные связи Тихомирова, еще далеко не все выявленные,
носили тщательно продуманный конспиративный характер.
Чаще всего он старался действовать опосредованно, не впрямую,
используя весьма уважаемых деятелей из области идеологии и науки.
Тихомиров ни разу не виделся с Чуриным; необходимые контакты
осуществлял Кузинцов.
...В дальнейшем, когда количество <послушных> художников,
работавших по соглашению с Русановым, превысило сорок девять человек,
на <связь> с Чуриным вышел непосредственно Русанов. Это дало
возможность Тихомирову значительно сократить суммы с утвержденных
министерством договоров, выплачивавшиеся ранее Кузинцову.
Поскольку за поддержку заказов в Бухарской, Вышеградской и ряде
других областей местное руководство отказывалось получать
<вознаграждение> деньгами, Тихомиров привлек к деятельности
преступной группы ювелира Завэра и старшего эксперта Румину.
Связь с Завэром он поддерживал через Румину, встречаясь с ней не
дома, а на конференциях, посвященных уральским малахитам или же
калининградскому янтарю.
(После того как Русанов сократил выплату Кузинцову
вознаграждений за посреднические услуги, тот наладил <личную> связь с
Завэром, свел его непосредственно с Чуриным и решил работать
<автономно> от Тихомирова - Русанова, хотя <дружеских отношений> с
ними не прерывал.)
Судимый ранее за мошенничество Завэр (специализировался на
продаже горного хрусталя, который выдавал за бриллианты), работая в
паре с Руминой, скупал драгоценности у <бывших>, выплачивая им
двадцатую часть истинной стоимости.
Румина, выезжавшая по роду работы за границу, реализовывала
наиболее уникальные драгоценности и нелегально провозила в СССР
иностранную валюту.
Поскольку на <бывших>, то есть потомков богатых купцов и
аристократов, оставшихся в стране, наводил Тихомиров, ювелир Завэр и
Румина отчисляли ему за эти <услуги> валюту.
Нам не удалось установить, на какие <нужды> Тихомиров обращал
валюту; во время обыска она у него не найдена; в течение первого
допроса он категорически отвергал наличие в его доме иностранной
валюты. Видимо, этот вопрос следует особенно тщательно изучить во
время следствия, так как связи Тихомирова с работниками
государственного аппарата отличались очень большим диапазоном.
В тайнике, оборудованном на даче Тихомирова, было найдено
семьсот три тысячи рублей, сберкнижки на предъявителя, а также
ювелирные изделия на сумму в пятьсот тысяч рублей.
У Завэра обнаружены ювелирные изделия на сумму сто сорок тысяч
рублей.
У Русанова обнаружено девяносто две тысячи.
У Чурина - восемьдесят тысяч и ювелирных изделий на семьдесят
тысяч.
У Антипкина обнаружена сберегательная книжка на триста двадцать
рублей.
У Руминой изъято драгоценностей на сумму сорок девять тысяч
рублей.
У Кузинцова обнаружено восемь тысяч рублей.
Задержанная в квартире Руминой ее дочь О. Варравина к преступной
группе отношения не имеет.
По предварительному подсчету, преступная группа причинила
государству ущерб в девять миллионов рублей.
Материалы переданы следственному управлению.
Полковник Костенко (Угро)
Майор Сюркин (ОБХСС)>.
XXXIII <Невосполнимость>
_____________________________________________________________________
Сначала я хотел назвать этот очерк <Исповедь>. Потому что я
рассказывал в нем не только о судьбе инженера Василия Горенкова, но и о
своей. Поиск репортера порою становится сюжетом трагедии, зачастую личной:
лучшие журналисты Италии были убиты мафией, когда прикасались к ее святая
святых.
Журналисты реализуют себя во времени (злободневность) и пространстве
(количество колонок на полосе). Поэтому многое остается за
разграничительной чертой, рескрипционно отделяющей репортаж, которому ты
отдал одну из своих жизней, от сообщений с хоккейных полей.
Я переписал репортаж заново после того, как мне позвонили из Курска и
попросили приехать для опознания погибшего, сбитого на дороге неизвестным
автомобилем. Фамилия - Горенков, тридцати семи лет, русский, коммунист...
С помощью работников Курского уголовного розыска удалось восстановить
последний день жизни Василия Пантелеевича почти полностью. Горенков был
очень красивым человеком - не только внутренне; у него запоминающееся
открытое лицо (чем-то похожее на актера Филатова), он высок и общителен;
девять человек дали подробные показания о том, что произошло в Курске;
официантка вокзального ресторана, например, вспомнила, что он просил
продать ему на вынос <пепси> и спрашивал, нет ли шоколадных конфет с
рисунками для детей; <У нас <пепси> на вынос не разрешают>. - <Почему?> Я
ему объяснила про бутылки, а он: <Я ж уплачу... Разве вам не обидно, если
из-за каких-то бутылок ваших детишек лишат радости?> - <А я что могу
сделать?>
Пригласила администратора Аллу Максимовну, ну та и сказала, что он
слишком много себе позволяет>.
Мы нашли шофера такси, который вез Горенкова с вокзала в центр
города: <Он сначала-то молчал, только грудь тер, так сердечники
растираются, у меня братан сердечник, - показал шофер. - Спросил, где
можно <пепси> купить, мол, у него здесь дети живут, <пепси> обожают. Я
ответил, что без блата не достать. Он попросил отвезти его в центральный
универмаг, хотел взять хорошие игрушки. Я сказал, что только вчера там
был, искал сынишке подарок ко дню рождения, игрушки - барахло, надувные
подлодки на змей похожи, думал какой костюмчик приобрести, так за
венгерским давка, а наши даром не нужны, словно на сирот шьют. Он меня еще
спросил: <А почему, как думаете?> Ну, я и ответил, что у народа интересу
нет, шей не шей, все одно зарплата какая была, такой и останется. А он: <А
если б с каждого проданного костюмчика швеи получали процент?> Ну, а я:
<Чего ж мы, капитализм хотим восстанавливать? Народ не позволит>. Ждать я
его отказался, чего попусту время жечь, поезд с юга подходил, может,
работа подвернется. Ну, он ничего, не возражал, расплатился и ушел>.
Вспомнила его и продавщица в детском отделе. Она рассказала, что он
попросил разрешения у какой-то покупательницы поговорить с ее ребенком. Та
разрешила, он на корточки присел и стал выспрашивать, что малышу нравится.
А тот сказал, что бабушка. Он его прижал к себе и долго кашлял,
отвернувшись, может, заразить боялся, лицо у него землистое, больное,
наверное, грипп. Потом маленький ему сказал, что мыльные пузыри любит
пускать. У нас такой игрушки не оказалось. Тогда он купил <железную
дорогу> и <футбол> и занял очередь в секцию обуви - выбросили чешские
спортивные туфельки, но ему не досталось.
Вспомнил Горенкова и второй таксист, что вез его по адресу, где жили
сыновья. И этого человека Горенков спрашивал, где можно купить <пепси> и
хороших шоколадных конфет; шофер отвез его в центральный ресторан, но там
красивых коробок не было, только молочный шоколад в плитках и фруктовые
вафли.
Соседка гр-на К. - назовем так человека, который теперь считается
отцом его сыновей, - сказала Горенкову, что мальчики в детсаду, назвала
адрес, поинтересовавшись, кто он такой. Горенков ответил не сразу; человек
в высшей мере порядочный, он понимал, что если дети действительно называют
<папой> другого, ему нельзя открывать себя: во дворах тайн нет; чувство
такта уступает место сплетне, грязному слуху. Он сказал соседке, что
привез детям гостинцы от их бабушки, и спросил, где работает <товарищ К.>,
- та женщина, которая раньше была его женой. Соседка назвала учреждение.
Горенков оставил у соседки подарки и отправился в тот детский сад, куда
новый <папа> водил его детей...
Одна из воспитательниц опознала его по предъявленной нами фотографии
и пояснила, что этот человек с нездоровым цветом лица очень долго наблюдал
за тем, как дети играют во дворе садика. Это показалось ей подозрительным,
и она позвонила в милицию; приехала дежурная машина; у Горенкова
потребовали документы; он предъявил паспорт. На вопрос, что он здесь
делает и почему вообще находится в Курске, Горенков сказал, что такого
рода вопрос неконституционен. Тогда он был задержан и отвезен в отделение
милиции. Привожу выдержку из протокола допроса: <Почему вы находились
неподалеку от детского сада, высматривая детей, и провели там более
получаса?> - <Вы не имеете права задавать такой вопрос>. - <Мы имеем право
