исчерпывающую информацию по поводу состояния русской колонии в
Белграде, наиболее значительной из всех в Югославии. Было принято
решение (не зафиксированное пока еще в документах) создать "Русский
охранный корпус", в случае, если события продиктуют необходимость
иметь в Югославии еще одну пронацистскую силу, подчиненную
непосредственно СС. Предполагается, что начальником "Русского
охранного корпуса" будет генерал Михаил Скородумов или же генерал
Владимир Крейтер. Разведывательными акциями будет руководить агент VI
отдела СД Владимир Гершельман, который теперь взял свою прежнюю
фамилию - фон Гершельман и прежнее имя - Вольдемар. Активно
сотрудничает с миссией Веезенмайера руководитель русских фольксдойче
Теодор Вальдман. В немецких кругах наиболее интересной фигурой
считают агента абвера полковника Симинского. Дали согласие работать
на СД генерал Опухтин и русские монархисты Андрей Могила и Георг
Эвер, проживающие в Сплите. Среди серьезных военных теоретиков,
которые будут сотрудничать с СД, называются генерал Борис Штейфон и
полковник Николаев. Лидером коллаборационистов в Хорватии из числа
русских эмигрантов называют Михаила Семенова, имеющего собственную
фабрику в Осиеке.
Из бесед с членами группы Веезенмайера (Фохт, Зонненброк)
следует сделать вывод, что "Русский охранный корпус" будет работать
не только в Югославии, но, возможно, и в других славянских странах.
Более того, Веезенмайер требует, чтобы высшие русские офицеры
немедленно отправились в Берлин для составления топографических карт
Советского Союза, считая это задачей первостепенной важности.
Зонненброк сказал, что члены "Русского охранного корпуса", который
будет создан в тот день, когда и е с л и немецкие войска войдут в
Белград, должны быть готовы к операциям против Красной Армии. Прошу
подтвердить получение донесений и доклад их руководству. Зонненброк
сказал, что к маю "Русский охранный корпус" должен быть "вчерне
смонтирован и представлять собой боеспособную единицу". Это третье
подтверждение по линии СД, из которого можно сделать вывод, что
нападение на СССР готовится в мае.
Ю с т а с".
- Что это вы все в истерику впадаете? - раздраженно спросил Сталин,
прочитав телеграмму. - То, по-вашему, Гитлер нападет на Югославию в начале
апреля, то на нас - в начале мая. Нельзя быть такими пугливыми. Либо он
нападет на Югославию, и тогда ни о каком нападении на Советский Союз не
может быть и речи, либо он не нападет на Югославию, и тогда надо еще и еще
раз потеребить ваших людей, проверяя и перепроверяя их сведения. Черчилль
тоже не дремлет, Черчилль тоже спит и видит, как бы втянуть нас в
конфликт. Не оказываются ли ваши люди наивными ребятишками, которых манят
на конфете в ад?
- Зорге, Маневич, Радо, Исаев сообщают об одном и том же, товарищ
Сталин.
- И Черчилль сообщает об этом же, - по-прежнему раздраженно вставил
Сталин. - Черчилль, которого никак не заподозришь в симпатиях к Советской
России.
- А если предположить, что в данном случае Черчилль говорит правду?
- Да? - удивился Сталин. - А зачем ему это? Вы скажите вашим
работникам, пусть они повнимательнее изучают тех, кто поставляет им такого
рода сведения. И ответьте на вопрос, который я задаю вам уже второй раз:
Гитлер начнет кампанию в Югославии или нет? А если начнет, когда именно?
Приблизительный ответ в данном случае меня не устроит. Срок - день, от
силы два.
Той же ночью начальник военно-дипломатического управления РККА заехал
без звонка на квартиру югославского военного атташе полковника
Максимовича.
- Что-нибудь случилось? - испуганно спросил Максимович. - Уже
началось?
- Вас приглашает товарищ Сталин, господин полковник.
...Максимович впервые видел Сталина так близко. До этого он два раза
встречал Сталина на приемах, но, как говорил потом Максимович, тот
разговаривал с гостями мало, да и то лишь с послами великих держав.
- Не сердитесь, что вас потревожили так поздно? - Голос у Сталина был
глуховатый, словно простуженный. Его зеленоватые глаза обняли фигуру
Максимовича, отметили количество орденских ленточек, соотнесли это
декоративно-цветное количество с возрастом - воевать на первой мировой
толком не мог, молод; глаза Сталина зажглись на какое-то мгновение, но
быстро потухли, сосредоточившись на желто-зеленом - в цвет глаз - огоньке
спички, поднесенной к трубке.
- Господин Сталин, для меня это большая честь - беседовать с вами. В
любое время суток.
- У вас, говорят, рабочий день начинается в шесть и кончается в три
пополудни, - сказал Сталин. - А у нас начинается в три пополудни и
кончается в шесть утра. Так что в чужом монастыре вам приходится жить по
чужому уставу.
- Тем более что в этом монастыре такой настоятель. - Максимович
позволил себе пошутить.
- Что - страшный настоятель?
- Строгий.
- Ладно, о монастырях позже, полковник, - улыбнулся Сталин. - Я
пригласил вас, чтобы поговорить о ситуации в Югославии. Меня часто
обвиняют в грубости, и это, конечно, тяжкое обвинение. Поэтому не
сердитесь за грубый вопрос: как думаете, сколь долго ваша армия сможет
противостоять неприятелю, если предположить войну?
- Наша армия будет биться насмерть.
Сталин поморщился, не скрывая разочарования стереотипным ответом
Максимовича.
- Это декларация, а у нас декларировать умеют почище, чем у вас. Меня
интересуют факты.
- Мы можем выставить до сорока дивизий.
- Сорока? - переспросил Сталин, и Максимович почувствовал в его
вопросе недоверие, подумав сразу, что напрасно завысил цифру: Сталин,
видимо, точно знал, что под ружье в случае всеобщей мобилизации может быть
поставлено не сорок, а тридцать дивизий.
- Около сорока, - поправился Максимович, отметив про себя, что не
может найти правильную линию в разговоре со Сталиным, ощущая все время
скованность и робость.
- Скорее всего вы сможете выставить тридцать дивизий, - сказал
Сталин. - Так мне кажется.
- Тридцать пять, - чувствуя себя смешным, солгал Максимович.
- Ну что ж, будем считать - тридцать пять, - снисходительно
согласился Сталин. - Видимо, это станет возможным только в случае
объявления немедленной мобилизации? Видимо, в дни мира Югославия не может
позволить себе такую роскошь - держать под ружьем тридцать пять дивизий?
- Вы правы, господин Сталин.
- А оружие? Зенитная артиллерия? Танки?
Максимович ощутил облегчение: все время, пока шел разговор, он был
лишен инициативы и поставлен в положение человека, вынужденного давать
однозначные ответы на жесткие и столь же однозначные вопросы. Сейчас этим
своим вопросом Сталин позволил Максимовичу перейти в наступление.
- Год назад мы вели переговоры с вашей страной. Мы хотели купить у
вас оружие, но уважаемые господа из Наркомата обороны ответили отказом.
Поэтому конечно же сейчас мы испытываем серьезные затруднения с
вооружением.
- Отказал вам не Наркомат обороны, а я, - глухо ответил Сталин,
попыхивая трубкой, лениво поднося ее к усам и так же лениво отодвигая свою
небольшую веснушчатую руку, в которой была зажата эта маленькая, вишневого
цвета трубка. Он поглядел на полковника, словно ожидая реакции, но тот
молчал. - Я считаю, - продолжал Сталин, - что нельзя одновременно сосать
двух маток. Вы вели переговоры с Германией, Англией, Францией и с нами. Об
одном и том же, о закупке оружия. Я не умею верить людям, которые ведут
одновременные переговоры с тремя разными силами.
- С двумя, - заметил Максимович. - Англия и Франция - с одной
стороны, а Германия и Советский Союз - с другой.
Глаза Сталина сощурились, лицо мгновенно побелело, словно от удара.
Так, впрочем, было лишь несколько секунд. Потом он пыхнул трубкой и
повторил:
- С тремя. Англия, Франция и Германия - две воюющие силы, и Советская
Россия - третья сила, пребывающая в состоянии мира.
- Говоря о двух силах, я имел в виду пакт между Москвой и Берлином.
- Говоря о трех силах, я имел в виду этот же пакт, - возразил Сталин.
- Мы не могли отвергнуть остальные возможности, сосредоточившись на
одной лишь, советской, - сказал Максимович, - в конце концов каждое
государство может сопоставлять разные условия, которые выдвигаются во
время переговоров.
Проецируя на политику опыт внутрипартийной борьбы, Сталин понимал,
что отсутствие широкой практики внешнеполитических контактов поставило его
сейчас в сложное положение. Югослав конечно же прав, когда говорит о
необходимости обдумать все предложения, а уже потом остановиться на одном.
Понимая правоту Максимовича, Сталин тем не менее в душе не мог согласиться
с его доводами.
- Как у вас сейчас с вооружением?
- Мы можем противостоять агрессии, - помедлив, ответил Максимович.
- Что значит "противостоять агрессии"? - удивился Сталин. - Нельзя
предпринимать серьезные шаги, не будучи процентов на семьдесят уверенным в
победе, в окончательной победе над агрессором, а не в противостоянии ему.
Это пассив - противостояние, в то время как агрессия максимально активна.
- По-моему, ваш первый вопрос был сформулирован в плане моего ответа,
господин Сталин. Вы спросили меня, сколько времени наша армия сможет
противостоять неприятелю.
- Я не имею права формулировать мой вопрос иначе, это может быть
расценено как подстрекательство, полковник. Вы же ответили мне декларацией
и сейчас продолжаете декларировать. По нашим сведениям, у вас старые
чешские танки и почти нет зенитной артиллерии. Немцы продали вам
устаревшее оружие. По нашим сведениям, ваша главная ставка - конница, а
это смешно в век техники. Меня интересует: озабочен ли новый режим
состоянием армии? Меня интересует: предпринимает ли новый режим какие-то
меры, чтобы в наикратчайший срок оснастить армию техникой? Какой? В каких
количествах? У кого купленной? Меня интересует: известно ли вашему
командованию - хотя бы в общих чертах, - каким и откуда должен быть удар,
если допустить начало агрессии против вашей страны? Меня интересует: не
дрогнет ли ваше командование, допусти я на миг агрессию и допусти - мы с
вами - временные неудачи югославской армии?
- Нет. Наши военные руководители будут продолжать борьбу, какой бы
тяжелой она ни была. Нас не сломят временные неудачи.
- Все же вы дипломат во-первых и лишь во-вторых - военный. Будь вы
военным во-первых, вы бы неминуемо стали задавать мне столь же конкретные
вопросы, как я вам. Вы бы неминуемо были готовы к тому, что сейчас следует
просить, в каких пределах и на каких условиях. Как видно, ваши
руководители еще не дали вам такого рода установок. Ну что ж, им видней.
Однако можете сообщить им, что Советский Союз готов рассмотреть ваши
просьбы и помочь вам в самый короткий срок. Тем более что вы так жарко
убеждаете меня в готовности сражаться насмерть, хотя это утверждение
априорно, а отнюдь не доказано.
- Я немедленно снесусь с моим правительством.
- Снеситесь, - согласился Сталин, поднимаясь из-за стола. - Не люблю
суетливых людей, но и копуш тоже побаиваюсь, особенно если предстоит иметь
с ними дело. Обстоятельность - это одно, а медлительность - совсем иное.
Как, кстати, у вас с дорогами? - уже возле двери остановил он Максимовича
