носителям духовных ценностей. В последнем случае необходимо
ликвидировать всех инакомыслящих хорватов еще более непримиримо, чем
сербов, ибо, дай мы тлеть углям неуправляемого хорватского духа,
возгорится пламя неповиновения среди тех, кто должен стать на
какое-то время карателем сербов..."
Розенберг отправил шифровку своему непосредственному представителю в
Загребе - Вальтеру Малетке. Ее содержание резко отличалось от телеграммы
Риббентропа.
"Вам надлежит, - писал он своему сотруднику, - сделать Мачека не
просто нашим союзником; следует провести с ним такого рода
подготовительную работу, чтобы в надлежащий момент он смог объяснить
миру гнев хорватов против сербского засилья, и не просто объяснить
этот гнев, но обосновать его теоретически, исходя из посылов нашей
расовой теории. Эту работу вам надлежит проводить исподволь,
настойчиво и энергично, не вмешивая в нее других представителей
рейха, занятых по долгу службы в Загребе".
Кейтель продиктовал приказ генерал-фельдмаршалу Листу:
"Сотни самолетов должны обрушить на столицу Югославии тысячи
тонн бомб в первые часы вторжения. Бомбардировка имеет не столько
стратегическое значение, сколько демонстративное - как удар возмездия
и кара страхом".
Этот документ - в копии - был послан Риббентропу: во-первых, чтобы
показать рейхсминистру, как армия откликнулась на слова фюрера, а
во-вторых, чтобы министерство иностранных дел сообщило немцам в Югославии
о готовящемся налете и предупредило о необходимости - под любым предлогом
- покинуть Белград шестого апреля с пяти утра до семи часов вечера.
Начальник имперского штаба Джон Дилл прилетел из Афин в Белград
ночью, опасаясь нападения итальянских истребителей. Он был в штатском -
такое условие поставил Симович; "Не надо злить немцев, не надо давать им
карты в руки". С аэродрома он сразу же отправился к премьеру,
- Мы окажем вам помощь, - пообещал Дилл, - но в пределах реальных
возможностей: в Греции у нас всего три дивизии, а Нильская армия не может
оголять Суэцкий канал, потому что Роммель набирает силу в Африке. Мы
сможем передать вам одну дивизию и одну моторизованную бригаду.
- Но у Листа по меньшей мере двенадцать дивизий.
- Я понимаю, - вздохнул Дилл, - я все понимаю, генерал, но пока еще
не изобретен способ создавать солдат из воздуха. Я предлагаю, чтобы наши
штабные офицеры начали немедленные переговоры о возможности отступления
югославских армий к Салоникам, объединения их с греками и с нами и
создания общей линии обороны.
- Господин фельдмаршал, речь, в таком случае, пойдет о защите
британских интересов на Ближнем и Среднем Востоке, но отнюдь не о защите
Югославии, - сказал Симович. - Возможно, наши объединенные части и удержат
фронт в Салониках... Это будет означать, что я своими руками отдаю мою
родину под власть Гитлера.
- Я понимаю, я все понимаю, господин премьер-министр. Но пока Россия
не вступила в войну, единственный гарант европейского возрождения -
Великобритания. Как это ни горько говорить, но вы, сражаясь за интересы
империи, в большей мере поможете своей родине - в будущем, естественно, -
чем если бы в настоящем решились на сражение с Гитлером. Я военный, как и
вы, поэтому я говорю по-солдатски открыто и доверительно.
- Ставка на Москву? - спросил Симович. - Я ждал вашего приезда, чтобы
окончательно выяснить военные возможности на Балканах. Итак, ставка на
Москву. Как вы относитесь к этому?
- Если Кремль согласится выступить против Гитлера самим фактом
переговоров с вами, этот шаг - во всех смыслах - будет иметь позитивное
значение. И не столько сейчас, сколько впоследствии. Боюсь, впрочем,
огорчить вас - мне сдается, что Кремль не рискнет начать с вами
переговоры...
...Через два часа Симович вызвал для беседы советского поверенного в
делах Лебедева.
- Пусть приготовят чай, - попросил он секретаря, - разговор, видимо,
затянется, а я не спал две ночи.
Лишь после того, как Симович испробовал все пути для урегулирования
отношений с Германией; лишь тогда, когда югославскому послу в Берлине было
сказано, что "после тех актов террора, которым подверглись лица немецкой
национальности в Белграде, впредь наши дипломатические отношения переходят
на уровень консульских"; лишь после того, как главное командование
югославской армии провело ночное совещание с фельдмаршалом Диллом и
выявило со всей определенностью, что военная помощь Великобритании может
носить лишь символический характер; лишь тогда, когда Симович убедился,
что хорватский лидер Мачек по-прежнему саботирует участие в его
правительстве и проводит в Загребе сепаратистскую линию, - лишь после
всего этого Симович решил начать переговоры с Советским Союзом, хотя он
мог и должен был начать их еще три дня назад.
Когда советский поверенный в делах Лебедев сообщил Молотову
шифрованной телеграммой о том, что Симович обращается с просьбой заключить
договор о дружбе и взаимной помощи, то есть тот самый договор, который был
предложен Белграду Советским Союзом еще несколько месяцев назад, в дни,
когда Риббентроп требовал немедленного присоединения Белграда к
Тройственному пакту, шифровка эта была доложена Сталину.
- Заигрались, а нам расхлебывай, - попыхивая трубкой, хмуро
проговорил Сталин. Он ходил по кабинету, ступая осторожно и мягко. - Что
дает разведка? Какие у них данные о ситуации на Балканах?
- Она сообщает, что армии Листа в Болгарии начали передислокацию к
западным границам, - ответил Молотов. - В Венгрии происходит концентрация
германских войск в районах, которые прилегают к стратегическим дорогам,
ведущим на Белград, товарищ Сталин.
- Что же это - война?
- Может быть, демонстрация силы? Нажим на Симовича...
- А поточнее? Война или демонстрация силы? Нельзя ли поточнее? Если
война, то, значит, нам предлагает дружбу покойник? Политический покойник?
Значит, будущие историки посмеются над доверчивыми глупцами типа Молотова
и Сталина, которые подписали договор о дружбе с политическим трупом?
Сталин остановился у стены, и Молотов, глядя на его сутулую спину с
чуть опущенным правым плечом, на мгновение раньше движения угадал само
движение: Сталин обернулся, и зеленоватые глаза его остановили медленный,
изучающий взгляд на лице наркома.
- Если мы пойдем на заключение договора о дружбе, это будет первый
договор такого рода в Европе, - сказал Молотов.
- Это будет первый договор со славянской державой, - уточнил Сталин,
- которая уже однажды стала объектом мировой войны, определенного рода
побудителем войны в Европе. Значит, будущие историки могут попрекнуть
Молотова и Сталина в том, что они пошли на поводу у традиционной русской
царской политики на Балканах?
Он неслышно повернулся, подошел к столу, взял книгу в сером кожаном
переплете, открыл ее и неторопливо прочитал:
- "Благодарю за телеграмму. Очень рад слышать, что Вильгельм
старается прийти с Ники к соглашению относительно мира. Мировая война была
бы непоправимым бедствием, и я от души надеюсь, что ее удастся
предотвратить. Мое правительство, со своей стороны, делает все возможное,
предлагая и России и Франции приостановить дальнейшие военные
приготовления, если Австрия удовлетворится занятием Белграда и окружающей
его сербской территории как залогом для успешного выполнения требований,
при условии, что и другие государства тем временем приостановят свои
военные приготовления. Георг, король британский..."
Сталин поднял глаза на Молотова, набил трубку, продолжая смотреть
куда-то в надбровье собеседника, потом медленно, словно бы сознавая
значимость каждого своего слова, уперся пальцем в строчки.
- "Как Англия, так Германия и Австрия хотели локализовать конфликт в
Сербии, - продолжал Сталин. - В России агитировала влиятельная партия,
желавшая во что бы то ни стало вызвать войну. Нападение России ставило
лицом к лицу со свершившимся фактом, и в последнюю минуту в Австрии
побоялись приостановить мобилизацию, дабы не опоздать с обороной. Послы не
всегда говорили то, чего от них хотело их правительство, - Сталин чуть
усмехнулся и сделал короткую затяжку, - они передавали поручения вполне
корректно, но если их личное мнение, - Сталин на мгновенье поднял глаза на
Молотова, в них метались искорки молчаливого смеха, - несколько
отклонялось от предписанного, то это разногласие ни от кого не оставалось
в тайне..."
- Кто это?
- Коллега... Тоже министр иностранных дел. Чернин. Австриец. Стоит
почитать.
Словно бы играя и с собеседником, и с самим собой, Сталин неслышно
обошел Молотова, слегка прикоснувшись рукой к его плечу, и сел за стол.
- Единственной преемницей французского духа, то есть европейского
духа на нашем континенте, осталась сейчас Россия, славянская держава. В
этом парадокс переживаемого историей момента. А кому, как не славянской
России, входящей в Союз Республик, протянуть руку славянской Югославии?
Политик может оказаться банкротом: государство на определенный период
можно стереть с географической карты; народ вечен. Тем более, что мы
сейчас - если Политбюро поддержит нашу точку зрения - предпринимаем акт
мира, а не войны. Думаю, что будущие историки не простили бы нам трусости,
узнай они, что мы отказались заключить договор дружбы с народом, со
славянским народом, перед лицом возможной агрессии.
- Но риск войны с Гитлером неминуемо возрастет, товарищ Сталин.
- Риск? - переспросил Сталин, и быстрая улыбка тронула его сухие
беловатые губы. - Риск - категория постоянная. Молотов. Он существует как
объективная реальность каждую минуту. Думаю, что риск был бы куда большим,
не ударь мы Гитлера договором с Югославией: это будет чувствительный
дипломатический удар. Мы достаточно терпимы к его дипломатическим ударам -
он не очень-то с нами церемонится. С другой стороны, народы Европы,
попавшие под власть Гитлера, не смогут не оценить этого шага Советского
Союза, только слепец не поймет такого шага Москвы. Или глупец. И еще...
Видимо, нашу реакцию на предложение югославов ждут в Лондоне и Вашингтоне.
Мне кажется, что в случае положительной реакции мы в их лице обретем
потенциальных союзников, а это совсем не плохо - иметь добрые отношения со
всеми странами, втянутыми в конфликт. Это приведет к такого рода
двустороннему нажиму, который неминуемо выпрет нас наверх. Готовьте вопрос
на Политбюро, будем обсуждать предложение Белграда. Если они готовы
подписать договор, за нами дело не станет. Мне почему-то кажется, что наша
с вами позиция не встретит возражений Политбюро. Хорошо бы только свести
все три точки зрения - дипломатов, военных и разведки - в одну. Меньше
споров, если все же допустить, что они возникнут. Главное, что надо
выяснить, - война или демонстрация силы?
Через час после этого разговора начальник разведки доложил Сталину
сообщение, полученное через Анкару от Штирлица:
"Ц е н т р.
Группа Веезенмайера (оберштурмбанфюрер Зонненброк) ведет работу
среди русской эмиграции. Зонненброк выезжал в Белград, где в "Русском
доме" имел секретные консультации с агентом М-12, известным среди
белогвардейских кругов как Александр Ланин. В Загреб были вызваны
агенты IV отдела РСХА Василий Страндман, Николай Чухнов и Николай
Примеров, которые перед возвращением Зонненброка в Загреб дали
