Фефера, Скобельцына, Стоковского, Орсона Уэллса, Эренбурга.
Орсон Уэллс, как только появлялся в советском посольстве, сразу же
приковывал к себе общее внимание: этот человек того стоил. Именно он
поставил на нью-йоркском радио сенсационный спектакль, смонтировав его,
словно это был прямой репортаж с места события: не только в крупнейшем
городе побережья, но и по всей стране началась паника, которую можно было
сравнить разве с ужасом "черной пятницы", с днем экономического краха...
Голос диктора дрожал, говорить мешали зловещие помехи: "В Америке
высадились марсиане, я веду этот репортаж с места боя... Мы беспомощны их
остановить!"
Орсон Уэллс сумел так н а г н е с т и страсти, что люди бросились из
города - кто куда, любым путем, но только поскорее выбраться, скрыться
где-нибудь, затаиться, переждать...
...Жолио-Кюри попросил еще одну чашку чая, он очень любил грузинский.
"Говорят, самое красивое место Абхазии - это республика, входящая в состав
Грузии, - пояснил Громыко, - в Гаграх. Мы, правда, с женой еще ни разу там
не были, но мечтаем там отдохнуть; именно в Абхазии собирают какой-то
уникальный сорт чая, без которого грузинские сорта теряют необходимый
компонент качества".
- А где вы отдыхали последний раз? - поинтересовался Жолио-Кюри.
- Дай бог памяти, - ответил Громыко. - По-моему, это было, когда нам
с Лидией Дмитриевной не исполнилось еще тридцати... Кажется, в тридцать
девятом... мы ездили в Белоруссию, в деревню... К маме...
- Есть где заниматься спортом? Корты, бассейн?
Скрыв улыбку, Громыко ответил:
- Там у нас другие задачи...
Не говорить же, что надо было хоть как-то подправить дом, - рушится,
углы хоть подвести, перестелить крышу, зимой текло, хоть корыто
подставляй...
- А нас с женой свела не наука, а спорт, - словно бы удивляясь этому,
заметил Жолио-Кюри. - Ирен пловчиха, и я пловец... Она любит парусный
спорт, и я обожаю... А лыжи?! О, каждую свободную неделю мы отправляемся в
Альпы! Я освоил поворот "Аллен", это считается верхом мастерства, нет,
правда!
Как ребенок, подумал Громыко, все гении хранят в себе детство
значительно дольше, чем ординарные люди; раскованность поведения есть
продолжение безбрежной раскованности мысли.
- Мы не можем поладить с Ирен только в двух видах спорта: рыбалка и
джиу-джитсу.
Громыко искренне удивился:
- Занимаетесь джиу-джитсу?
Жолио-Кюри улыбнулся своей мягкой, чарующей улыбкой:
- У меня есть друг, прекрасный мастер этой действительно
увлекательнейшей борьбы... Попал в затруднительное положение - налоги,
что-то не сложилось в семье, долги, - я не люблю задавать вопросы, друг
сам говорит то, что считает нужным... Словом, надо было сделать ему
рекламу... А я в колледже был первым бомбардиром, порою думал - не пойти
ли в профессиональный футбол? Обзвонил своих спортсменов и физиков, начали
кампанию за джиу-джитсу... Мне пришлось пройти начальный курс, увлекся...
Реклама, прежде всего реклама, теперь мой друг преуспевает, к нему
записываются за год - только бы попасть к великому мастеру джиу-джитсу...
Он начинает свои занятия с любопытной новеллы - про то, как австрийская
полиция, после попытки фашистского путча тридцать четвертого года,
пригласила тренеров джиу-джитсу из Японии... Масенький человечек из Токио
сказал, что он уложит любого громилу: джиу-джитсу может все! Ему вывели
двухметрового венского силача. "Бей меня, что есть силы, - сказал японский
мастер и неторопливо изготовился к отражению удара, - если я слишком
сильно переброшу тебя через плечо - не взыщи, я должен проиллюстрировать
собравшимся всю силу джиу-джитсу"... Австриец ударил что есть мочи, и
несчастный инструктор из Токио отлетел в угол, потеряв сознание... Когда
его откачали, он даже расплакался от обиды: "Вы поставили против меня
левшу, а я приготовился отразить удар справа"... Да, да, правда! -
воскликнул Жолио-Кюри. - Вот мой друг и заключает эту вводную новеллу
сентенцией: "Если джиу-джитсу поможет вам быстро думать и принимать
немедленное решение, а не только слепо повторять приемы, которые я стану
вам показывать, моя задача будет выполнена"... Прекрасно, а?
- Кстати, - внезапно лицо Жолио-Кюри изменилось, сделавшись
медальным, настоящий патриций Древнего Рима, - вам не кажется, что месье
Вышинский оказывает медвежью услугу Сталину? Я был на его вчерашней речи,
присутствующие пожимали плечами, спрашивая друг друга: "Неужели дух
Византии по-прежнему угоден Москве? Ведь истинное величие должна отличать
скромность".
...Сегодняшнюю ночь Громыко провел, вычитывая речь Вышинского,
который - это было уникально - являлся одновременно заместителем и
Сталина, и Молотова. На одной только странице он умудрился
з а т о л к а т ь:
Но, - говорил генералиссимус Сталин, - выиграть войну еще не значит
обеспечить народам прочный мир. Задача состоит в том, чтобы предотвратить
новую агрессию".
Что для этого нужно?
Отвечая на этот вопрос, генералиссимус Сталин говорил, что кроме
полного разоружения агрессивных наций существует лишь одно средство:
создать специальную организацию защиты мира.
Генералиссимус Сталин говорил, что "это не должно быть повторением
печальной памяти Лиги Наций". "Это, - говорил Сталин, - будет новая,
специальная, полномочная международная организация".
Однако остается еще вопрос о том, можно ли рассчитывать на то, что
действия этой международной организации для достижения указанных целей
будут достаточно эффективными. И на этот вопрос генералиссимус Сталин дал
точный ответ, значение которого приобретает особенную силу в свете той
дискуссии, какая идет вокруг вопроса о вето.
Генералиссимус Сталин указал, что действия этой международной
организации будут эффективными в том случае, если "великие державы,
вынесшие на своих плечах главную тяжесть войны против гитлеровской
Германии, будут действовать и впредь в духе единодушия и согласия". Сталин
добавил: "Они не будут эффективными, если будет нарушено это необходимое
условие".
...Слушая Жолио-Кюри, - слова его дышали искренностью, неподдельной
обидой за Советский Союз - Громыко вспомнил недавний прием, на котором был
Лион Фейхтвангер; маленький, нескладный, в допотопных очках, он задумчиво,
словно бы с самим собою, размышлял: "В моей брошюре "Москва, 1937" был
приведен эпизод, который мне рассказали советские друзья: на встрече
Нового года - среди близких друзей дома - Сталин поднял тост за
"гениального учителя народов, выдающегося революционера, блестящего
политика, автора всех наших побед" с надеждой, что это будет первый и
последний тост такого рода в его адрес в наступающем году... Мне
понравился этот рассказ, я ему поверил, вставил в свою брошюру. Я понимаю,
в трудные годы войны народ должен был иметь святое, патетические здравицы
в его честь были как-то оправданны, но сейчас иное время, отчего же снова
бесконечное повторение его имени, зачем это постоянное - "гениальный
учитель всех времен и народов"? Нужно ли это России? Ее достоинству?"
...Громыко в высшей мере тщательно выверял свои речи и в Совете
Безопасности, и на заседаниях Генеральной Ассамблеи; старался избегать
славословия, предпочитал несколько суховатую, чуть отстраненную
доказательность; постоянная ссылка на авторитеты не всегда целесообразна,
чем тверже каждый гражданин отстаивает общую позицию, тем она сильнее;
любимой книгой посла была история Пунических войн, к ней он прибегал
весьма часто, - кладезь политического ума, тревога аналогий...
Молотов одобрил линию, занятую Громыко: "Вам здесь виднее".
Вышинский, однако, придерживался иной точки зрения; его ледяные
глаза-буравчики таили в самой глубине постоянную з а ж а т у ю
настороженность; в нью-йоркской прессе писали: "Меньшевик, брат известного
анархиста, отбитого из бакинской полиции во время вооруженного налета;
родственник одного из самых талантливых польских ксендзов, мистер
Вышинский являет собою загадку; будущее, однако, найдет возможность ее
разгадать".
Во время одного из обедов - собрался у з к и й круг - Вышинский
рассказывал:
- Хотя бы раз в году, но обязательно я вижу один и тот же сон... Или,
говоря точнее, не сон, а эпизод из жизни... В двадцать четвертом году я
был следователем уездной прокуратуры... Отправился в глухую деревню
пешком, повозку на станцию не прислали, хочешь не хочешь, иди... А шагать
надо по глухомани, верст двенадцать... Отошел я от станции, миновал поле,
просквозил один перелесок, второй, вышел на поляну и увидел перед собою
три пары красно-зеленых глаз... Волки... Обернулся: сзади еще два зверя...
Медленно, затаенно они обошли меня, образовав круг. Я сделал шаг вперед...
Круг сузился... Поднял ногу - круг стал еще теснее... Один, в лесу, до
станции верст пять, до деревни семь - гибель... Небо высокое, дневное еще,
но уж месяц появился... В зимние, морозные дни появляется рано - к беде...
Я стою недвижно, и волки вокруг - тоже недвижны. Чуть руку подымешь, они -
ближе... Да... Все же повозку-то за мной послали... По-русски, как всегда,
с опозданием в два часа... Это меня и спасло, я еще ничего не слышал - ни
песни кучера, ни острого скрипа полозьев, а звери уже исчезли. Я так боюсь
этого сна, но и жду его - хоть бы поскорее прошел, еще год можно спать
спокойно...
- Тем не менее, - задумчиво сказал Громыко, - "мистером вето"
называют не Вышинского, а меня... А что делать? Не примени я вето, послы
демократических стран по-прежнему бы позорили себя пребыванием в столице
фашистской Испании... Организация Объединенных Наций, по-моему, наработала
огромный авторитет, публично ошельмовав Франко нацистом...
- А в какой мере вето применимо к ситуации в Греции? - спросил
Жолио-Кюри. - В Турции? Всякому непредубежденному человеку понятно, что
мистер Трумэн решил окружить Россию своими б а з а м и, явный вызов...
- К сожалению, не все понимают, что это вызов и попытка создать новый
санитарный кордон против моей страны... Но если строить выступление именно
так, меня немедленно обвинят в коммунистической пропаганде, сейчас это
модно в Соединенных Штатах... Я должен оперировать фактами, только фактами
и ничем иным, кроме фактов.
Действительно, свое выступление Громыко построил на исследовании
данностей; никакого ухода в прошлое - разбираем сложившуюся ситуацию,
забудем на время "политику аналогов", столь угодную англо-американцам,
имеющий уши да услышит.
На заседании Совета Безопасности Громыко тогда говорил, чеканя каждое
слово, чтобы скрыть понятную озабоченность происшедшим; всего полтора года
минуло после окончания войны, а Вашингтон уже намерен разворачивать
строительство военных баз на границах с тем государством, которое
считалось, да и поныне продолжает считаться, его боевым союзником:
- Как можно согласиться с утверждением, будто бы действия Соединенных
Штатов в отношении Греции и Турции способствуют укреплению Организации
Объединенных Наций, когда своим выступлением правительство Соединенных
Штатов игнорировало Организацию Объединенных Наций, не посчиталось с
авторитетом этой Организации?! Правительство Соединенных Штатов не
обращалось в Организацию Объединенных Наций по вопросу о помощи Греции и
Турции, предпочитая действовать в этом вопросе, обходя Организацию и лишь
постфактум информируя ее о намеченных им мероприятиях.
