недоумением смотрел на покрытое кровью острие дротика, и лишь новый удар,
обрушившийся на щит, заставил аркадянина прийти в себя. Визг, крики, лязг
железа ворвались в уши. Вооруженные чем попало, жители Танафа пытались
сбросить противника с крыш. Старики и безусые юнцы сражались наравне со
взрослыми. В их руках стали оружием и топор, и кочерга, и дубина.
Аркадянам приходилось пускать в ход всю свою пастушью ловкость, но лишь
появление новых их товарищей, взбиравшихся по спинам аргираспидов,
позволило наемникам устоять.
Постепенно Калхас забыл о себе и растворился в резне. Тело стало
послушным, а ум - пустым и ясным. Он сломал свой дротик, но выхватил из
рук умирающего танафца меч. Он уворачивался от самых страшных ударов так
ловко, что они оставляли на его теле лишь царапины. А царапины разъяряли и
прибавляли сил. Краем глаза Калхас следил за Дотимом и старался не
отставать от него. Предводитель аркадян был ужасен. Беззубый его рот
изрыгал потоки ругательств и слюны. Оружие безостановочно разило горожан,
которые отступали перед ним как перед демоном войны.
Наконец пастухи начали теснить танафцев. Хотя к тем тоже спешили
подкрепления, кое-как вооруженных горожан хватило лишь на первый натиск.
Вынужденные сражаться грудь с грудью, они спасовали, подались назад. Почти
тут же их отступление превратилось в беспорядочное бегство. Одни из
танафцев спрыгивали во внутренние дворики, другие пытались спастись по
крышам, и пастухи преследовали их, перемахивая через узенькие улочки,
разделявшие кварталы.
Дотим рвался напрямую к тому месту, где македоняне попали в ловушку.
Калхас сметал с дороги тех, кто пытался оказать им сопротивление. Он не
стремился убивать горожан: просто отбрасывал их в сторону и догонял
Дотима. Страхи исчезли давно, их место заняли радость и упоение успехом.
Горячая тяжесть оружия сама влекла его вперед.
Путь по крышам сократил им дорогу. Вскоре они оказались перед
центральной улицей и стали сбрасывать защитников города прямо на копья
аргираспидов. Между тем голове колонны македонян все еще приходилось худо.
Более десятка ветеранов бездыханными лежали в ямах. Нескольким среброщитым
удалось перебраться на другую сторону ловушек, однако остальные,
поражаемые с крыш, застряли и ничем не могли помочь им.
Какой-то танафец задержал Дотима, и Калхас вырвался вперед. Дорога
перед ним оказалась свободна. Пастух перепрыгнул на крышу следующего дома
и обнаружил, что находится прямо над отрезанными от главных сил
македонянами. Сбоку на него кинулся старик с длинным широким ножом. Калхас
отбил его удар щитом и щитом же оттолкнул нападавшего. Старик растянулся
на крыше, беспомощно размахивая руками, из которых выпало оружие. Калхас
тут же забыл о нем, так как число вооруженных македонян стремительно
убывало. Их оставалось трое, двое. Они давно уже бросили сариссы, но все
равно тяжелые доспехи и щиты делали их движения слишком неуклюжими для
схватки, где противник находился на расстоянии локтя.
Калхас узнал одного из аргираспидов. Хотя лицо того было в крови -
чужой и своей - пастух видел, что это Антиген. Вот вождь македонян сделал
выпад, отделился от стены, прикрывавшей его спину, и в тот же момент
толпа, окружавшая ветеранов, втянула его в себя.
Не раздумывая, Калхас прыгнул туда. Его колени ударились о чью-то
спину. Человек охнул и присел. Пастух рубанул горожанина, нацелившегося
мечом в затылок Антигена. Потом бросил клинок, вытащил из-за пояса нож и
всадил его в шею того, кто оказался под ним.
Калхас наносил удары куда попало. В этой тесноте каждый из них
достигал цели. Не ожидавшие такого нападения, горожане отпрянули в
стороны. Антиген поднялся на ноги: прижавшись плечом к плечу, прикрывая
друг друга от ударов щитами, они отступили к стене и в тот же миг с крыш
на танафцев хлынул поток подоспевших аркадян. Возглавляемые Дотимом, они в
несколько мгновений очистили от горожан значительную часть улицы.
Тяжело дыша, Антиген и Калхас опустили оружие. Дело было уже решено.
Сбитые с крыш, горожане и на улице перестали оказывать сопротивление.
Аркадяне гнали их к противоположным воротам. Многие бросали оружие, воздев
ладони над головой вставали на колени, молили о пощаде. Аргираспиды
принялись разбирать завалы на проулках. Часть из них пробиралась на эту
сторону ям.
- Кто ты такой? - Антиген пристально посмотрел на Калхаса. - Я тебя
где-то видел.
Пастуху казалось, что он слышит слова вождя македонян сквозь толстое
одеяло, которое некто накинул ему на голову. Вначале Калхас ждал веселого
облегчения, но вместо него его охватила скука. Трупы, валявшиеся вокруг в
разнообразных позах, не внушали страха, но и не приносили радости или
удовлетворения. Калхас наткнулся на стеклянный, бессмысленно застывший
взгляд мертвого македонянина. Руки того были вывернуты, закинуты за плечи,
словно он собирался сделать гимнастический мост. Копье пробило латы
ветерана и пригвоздило к земле. Потом копье хотели вырвать, буквально
распотрошив грудь аргираспида. Но лицо мертвеца оставалось
тупо-равнодушным, только шрамы, покрывавшие скулы, были мраморно белыми,
настораживая пастуха своим холодом.
- Вы, македоняне, оказались самонадеянны, - лениво произнес Калхас,
повернувшись к Антигену.
- Эта самонадеянность открыла нам десятки городов, - зло бросил
Антиген. - Даже такой, как ты, должен понять, что не ехидство здесь
уместно, а скорбь. Боги отчего-то позавидовали нам. Ничем иначе не
объяснить гибель стольких... Так как тебя зовут?
- Калхас, - сказал пастух. - Я из охраны Дотима.
- Так и есть! Я видел тебя на совете у Эвмена. Правильно?
Калхас кивнул.
- Странное у тебя имя. Ну, ладно. - Антиген взял пастуха за шею,
наклонил его голову к себе и, пачкая засохшей кровью, звонко поцеловал в
губы.
- Спасибо. Считай, что ты вытащил меня из Аида. За шиворот вытащил.
Клянусь, я запомню это.
Калхас непроизвольно вытер рот, но Антиген не обиделся. Заметив
несколько глубоких царапин на его груди и руках, он усмехнулся:
- Ага! Тебя тоже пометили! Первые раны - сладкие. От них становишься
сильнее.
Вслед за этим Антиген принялся отдавать приказы аргираспидам. Увидев
своего вождя невредимым, ветераны криками приветствовали его. Однако к
приказам они уже не прислушивались: беззащитный город вызвал к жизни
инстинкт грабежа, и македонская змея расползлась по Танафу. Хмыкнув,
Антиген махнул рукой:
- Пусть развлекаются. А ты отчего грустишь? - спросил он у Калхаса.
Калхас не грустил. Просто наконец скуку сменило облегчение.
Облегчение смешивалось с усталостью, и, чувствуя слабость во всех членах
своего тела, пастух сел на землю. Рядом с ними оставался только тот
македонянин, который сражался вместе с Антигеном. Это был совсем старый
воин. Дряблая, землистая кожа делала его похожим на древнюю черепаху.
Землистые складки окружали шею, а между костлявыми пальцами кожа
натягивалась словно перепонка. Отложив в сторону щит, морщась от боли, он
ощупывал края раны на левом плече. Она была рваной и выглядела страшно.
Калхас поразился тому, как этот человек вообще был в состоянии сражаться.
Между тем трупы, наваленные перед стеной, говорили о том, что в искусствах
Ареса он был искушен.
Ощупав рану, македонян склонился над одним из мертвых горожан и
отодрал длинную полосу от его одежды. Калхас хотел помочь ему, но старик
буркнул: "Сиди!" и наложил повязку сам, действуя зубами и правой рукой.
- Оставь все это, - сами собой произнесли губы Калхаса. - На твой век
осталось слишком мало жизни. Проведи ее спокойно.
- Что такое? - старик вначале не понял аркадянина, однако когда смысл
сказанного дошел до него, он излил на Калхаса море грязных ругательств.
Антиген остановил ветерана, но и сам обратился к пастуху с укором:
- Нельзя так говорить. Ты кличешь демонов и на его голову, и на свою.
Никогда не говори такого воину.
Калхас нащупал на груди стеклянный шарик и улыбнулся. Удивительно, но
оружие, коснувшись его тела, не срезало подарок Гермеса.
- Это не я говорю. Это слова Гермеса.
Македоняне смотрели на него в полном недоумении.
- Что ты этим хочешь сказать? - спросил Антиген. - При чем здесь
Гермес?
Калхасу было скучно объяснять им свои слова, поэтому вместо ответа он
закрыл глаза. Им овладело полузабытье, похожее на дремоту. Издалека
доносились крики, плач, грохот взламываемых дверей - все те звуки,
которыми наполняется город, отданный на разграбление. Антиген
переговаривался со своим воином, перечисляя по именам убитых и обещая
устроить для них пышные похороны. Но все это оставалось где-то на самой
грани слуха.
Перед глазами пастуха проплывали только что увиденные картины боя.
Удивительно: во время схватки Калхас забылся совершенно, но теперь его
память восстанавливала мельчайшие подробности происшедшего, все движения
рук, тела, оружия. Страх, который он бессознательно испытывал перед
штурмом, сейчас казался странным. Не испытывал он и отвращения; если бы
все началось вновь, Калхас не остался бы в стороне. Другое дело, что он не
находил в себе ни восторга, ни даже мало-мальского возбуждения. Скука и
усталость - вот те чувства, которые сопровождали проносящиеся в голове
картинки. Гермес правильно сказал ему ночью: война - не его стихия. И если
Калхас не теряется в ней, это не означает, что он когда-нибудь получит от
нее удовлетворение.
Появление Дотима прогнало его дремоту.
- Ты ранен? - с тревогой в голосе спросил наемник.
- Нет. Просто устал, - поднимаясь ответил Калхас.
- Тогда почему ты... почему не вместе со всеми? Они мигом выметут из
города последний обол. Уже сейчас может быть поздно.
- Зачем ему идти? - вмешался Антиген. - Он спас меня, и я достаточно
богат, чтобы вознаградить его за это!
Дотим недовольно посмотрел в сторону македонянина, а потом снова
обратился к Калхасу:
- Я видел, как ты прыгнул в эту... мешанину. Я думал, ты лишился
разума!
- Правильно, это был безумный поступок! - торжественно произнес
Антиген. - Но у него заботливый демон. И, потом, он спас меня этим. Ты,
по-моему, Дотим, не слышишь: он спас меня!
- Ну и хорошо, - безразлично буркнул вождь аркадян. - Пойдем, Калхас,
тебе нечего здесь делать.
Пастух улыбнулся, почувствовав в словах Дотима ревность.
- Хорошо, пойдем.
- Я тебя найду! - крикнул вдогонку ему аргираспид.
Дотим ревновал, злился на свою ревность, а еще больше - на то, что
Калхас полез выручать македонянина. Его беззубый рот долго извергал
яростные сожаления:
- Да я на твоем месте оставался бы на крыше, пока горожане режут его
на куски. Пальцем не шевельнул бы, чтобы выручить этого мерзкого старика!
А тем более, рисковать жизнью!.. А как был бы рад Эвмен! Зевс свидетель -
ты совершил непоправимую ошибку. Тевтам - дурак, его легче держать в
руках. Через него легче управлять македонянами. Неужели ты не мог
сообразить этого?
- Хватит, - кривился Калхас. - Ты сам учил, что в бою
рассудительность только вредит. Я не мог спокойно смотреть, как их
убивают. И считаю, что был прав.
- Дурак! Когда-нибудь всем нам придется пожалеть о твоем скудоумии, -
раздраженно бормотал Дотим и ненадолго стихал.
Победители возвращались к Тарсу налегке. Танаф был бедным городом -
ни македоняне, ни аркадяне не могли похвастаться поживой. Пастухи, правда,
хватали все, что попадало в руки, но перед тем, как отправиться в обратную
