принимался задирать особенных любителей посплетничать про Вавилонские
дела. Многозначительный разговор тут же рассыпался и хмель благополучно
топил серьезные темы.
В тот день, вернувшись с пастбищ, Калхас увидел, что в конюшне стоят
несколько новых лошадей. Поначалу он не придал этому значения: его голова
был занята Гермесом и таинственной стекляшкой. Прежде всего Калхас нашел
шило, раскалил его и прожег в шарике отверстие. Потом продел сквозь
отверстие кожаный шнурок и повесил шарик на шею. Стекляшка приятно
холодила кожу, а в груди росло неизвестно откуда взявшееся чувство
уверенности. Калхас знал истории о людях, избранных богами. Если хоть
половина в этих сказках правда, тогда... Тогда у него начинала кружиться
голова. Что-то с ним будет? Как Калхас ни пытался смеяться над своими
фантазиями, заглушить их в себе ему не удалось.
В доме Тимомаха были гости. Трое незнакомых людей жевали мелко
нарезанную жареную баранину. Перед ними лежали головки лука, чеснока и
стоял кувшин с вином. Увидев гостей, Калхас хотел уйти во двор, но Тимомах
позвал его и велел сесть рядом с собой.
- Вот и он. Посмотри, какой стал, - сказал хозяин, обращаясь к одному
из незнакомцев.
- Вырос. Не узнать, - кивнул тот. - Видишь, как смотрит? Значит, и он
меня не узнает.
Калхасу чудилось в его лице что-то знакомое, но он не мог вспомнить,
где видел этого человека. Прежде всего в глаза бросалось разрубленное
левое ухо. Оно висело, словно лопух, и от этого гость походил на летучую
мышь. На левой же руке отсутствовали мизинец и безымянный палец, а во рту
- несколько передних зубов. Незнакомец жевал мясо, перекидывая его с боку
на бок и наклоняя голову, словно волк. Тем не менее держался он со
значением и не испытывал смущения из-за своих увечий.
- Здравствуй, Калхас, - сказал незнакомец. - Тимомах сказал мне, что
тебя теперь зовут так.
- Здравствуй, - ответил Калхас. - Но я не знаю, как называть тебя.
- Дотим. Неужели ты не помнишь Дотима?
Дотим? Постепенно Калхас сообразил, кто находится перед ним. Давно,
больше десяти лет назад, еще до войны Агиса с Антипатром, Тимомах нанял
работника по имени Дотим. Молодого, сильного парня родом из Мантинеи. Он
учил Калхаса щелкать кнутом и плести сеть для ловли рыбы. Какое-то время
Калхас ходил за ним по пятам, восхищаясь тем, как тот ловко обхаживает
девушек и разбивает носы своим соперникам. Но однажды Дотим исчез. Все
решили, что он вернулся в Мантинею, однако через несколько месяцев стали
поговаривать, что Дотим нанялся на Крит, где воевал против македонян.
- А потом воевал за македонян, - осклабился Дотим. - И очень доволен,
что ушел к ним. Они знают, чего хотят и они своего добиваются. У них я
никогда не голодал. Вначале они кормят, а уж потом думают, куда тебя
послать. И платят. Всегда платят. Свои сидят без денег, но наемникам они
платят... Впрочем, считай, что я уже не наемник. Я македонянин! - Дотим
гордо вздернул голову и ткнул пальцем в Тимомаха. - Вот так вот, как
сейчас с тобой, я говорил с Пердиккой, когда он отвоевывал Каппадокию для
Эвмена. С Пердиккой!..
Шамкая и брызгая слюной Дотим славословил по поводу убитого три года
назад македонского регента. Калхас смотрел на него одновременно с
любопытством и омерзением. К тому, прежнему Дотиму человек, сидящий перед
ним, имел очень отдаленное отношение. Если в первую очередь бросалось в
глаза его увечье, то теперь Калхас разглядел глубокие морщины на лице,
седину в волосах и усталую, дряблую кожу вокруг глаз. Дотим выглядел
значительно старше своего возраста. Остальные двое незнакомцев были очень
похожи на него, только война отметилась на них более милостиво - шрамами,
а не отрубленными пальцами. Они дружно чавкали, дружно макали лук в жирную
подливу и засовывали его в рот. Калхас еще не видел, чтобы люди съедали
столько лука сразу. Ему казалось, что эти трое выбрались из Аида, а теперь
старательно отшибали луком и чесноком мертвенный дух. Дотим, похоже, был
главным в этой кампании, поскольку, поедая мясо, остальные не упускали
случая одобрить кивком или неразборчивым мычанием его слова. Неожиданно
Дотим перестал разглагольствовать о Пердикке и сказал Калхасу:
- Не смотри на меня так. У тебя черные глаза. Ты можешь накликать
беду.
- Почему у него черные глаза? - удивился Тимомах. - Откуда же черные?
- Черные, - упрямо повторил Дотим. - Лучше вот что. Скажи, Калхас,
сколько денег у меня в переметных сумах?
- Почти талант, - не задумываясь ответил Калхас.
Дотим некоторое время тупо смотрел на него.
- А откуда ты знаешь?
- Ты спросил - я ответил. - Калхас пожал плечами. - Мне самому трудно
понять, как это получается.
- Хорошо. Где я ночевал три дня назад?
- В Орхомене.
- Точно! Может быть ты знаешь и то, зачем я сюда приехал?
Калхас наморщил лоб, а потом отрицательно показал головой:
- Нет. Этого я не знаю.
- Ха! А ведь это самое простое. - Дотим в восторге хлопнул себя по
колену. - Я нанимаю солдат. Кстати, весьма удачно и выгодно. Считай, что
уже нанял. Тот талант - сэкономленные деньги. - Он внимательно посмотрел
на Калхаса. - Правду говорил твой хозяин. И все равно удивительно...
Тимомах, у тебя в доме сидит настоящее сокровище.
- Э! - Тимомах махнул рукой. - Это все баловство. Такое у него
получается редко. Просто сегодня что-то нашло.
- Не прибедняйся. Такое "что-то" на меня не находило ни разу в жизни.
- Дотим взял чистую глиняную кружку, наполнил ее до краев вином и протянул
Калхасу: - На, пей. Пей за наше с тобой старое знакомство.
Калхас неожиданно обнаружил, что глаза у наемника стали совершенно
трезвыми. После первой кружки Дотим налил вторую, опять заставил пастуха
пить и внимательно наблюдал за тем, как тот это делает.
- У него крепкая голова, - удовлетворенно произнес он в конце концов.
- И хорошее тело. Вот что, Тимомах, отпусти его со мной!
- Не-ет, - вяло протянул хозяин. - Не отпущу.
- Почему? У тебя мало работников? Я дам тебе за него деньги!
- У меня много работников и много денег. Я просто не хочу, чтобы он
шел в наемники. Не уговаривай меня. - Тимомах повернулся к Калхасу. -
Думаю, ты со мной согласен.
Калхас неопределенно мотнул головой, ощущая, как шарик из прохладного
становится щекочуще-теплым.
- Хорошо, не буду уговаривать. Пастух все равно не поймет воина до
тех пор, пока им не станет. - Дотим указал пальцем на свои беззубые десны:
- Если ты, Тимомах, думаешь, что вот это - слишком большая цена за все,
мной увиденное, за все, что я пережил, то страшно ошибаешься. Часто за это
платят жизнью, и причем нисколько не жалеют...
Разговор на некоторое время стих. Дотим возмущенно сжал губы и
смотрел куда-то поверх Тимомаха, а его спутники, по-видимому, насытившись,
впали в дремотное состояние.
- Так для кого ты набираешь солдат? - неожиданно для себя спросил
Калхас.
Дотим оживился.
- Для Эвмена. Для самого доблестного человека из тех, кто воюет
сейчас в Азии. Собираю не просто так. Это воля Полисперхонта, нового
регента. - Он напыщенно выпятил губы. - Все меняется! Пердикка был другом
Эвмена, его убили. Старик Антипатр, следующий регент, готов был живьем
съесть Эвмена, но он тоже умер. Полисперхонт получил регентство из рук
Антипатра, однако без помощи Эвмена сделать он не может ничего. Здесь, в
Греции, ему мешает Кассандр. Там, в Азии - Антигон и Птолемей... Эге, ты
слушаешь меня?
- Слушаю, - Калхас улыбнулся. - Но я всегда путался в этих именах.
Дотим всплеснул руками.
- Полисперхонт заявляет о восстановлении греческой свободы, а ты
говоришь, что путаешься в именах! Здесь всегда народ был дик, но чтобы
настолько!.. Внимай, прорицатель; Эвмен - единственный грек, которого
слушался Александр. Македонец сделал его архиграмматиком, Эвмен вел все
царские денежные дела. Потом Эвмен стал военачальником, а после смерти
Македонца Пердикка отдал ему сатрапию Каппадокию. Когда против Пердикки
поднялись сатрапы, Эвмен был единственным, кто помогал законному регенту.
Он победил Неоптолема и Кратера - знаменитых полководцев Александра. А
сейчас, когда державу рвут на части все, кому не лень, он - единственный
человек, который может спасти нас от варварской резни, где каждый станет
сам за себя! - Дотим, явно довольный произнесенной речью, стукнул себя
кулаком в грудь. - И я ему помогу! Я нанял на деньги регента три сотни
аркадских пастухов, таких же как ты, Калхас. Крутить пращи лучше, чем
аркадяне, не умеет никто. Ни Антигон, ни Кассандр не могут похвастаться,
что у них есть три сотни аркадян! Эти пастухи уже в Эпидавре. Завтра я еду
туда и мы отплываем к Эвмену. Лето кончается - самая пора. Вот так!
- Все это очень хорошо, - скептически сказал Тимомах. - Но уж очень
далеко и... чужое там все, Дотим. Ни мне, ни моим сыновьям, ни Калхасу нет
никакого интереса плыть к этому Эвмену, пусть он даже грек. Македоняне
ссорятся друг с другом - и ладно. Нам же от этого легче.
Дотим безнадежно махнул рукой.
- Сидите. Ничего больше не скажу. Только знайте: в Мегалополе, у вас
под боком, стоят Кассандровцы, а в Мантинее - сторонники регента. Так что
Аркадия скоро услышит шум, которого никто из вас не помнит!
Тимомах, насупившись, смотрел в свою кружку.
- Ну что же. Если хозяин не против, - Дотим налил вина себе и своим
спутникам. Потом, подумав, плеснул Калхасу: - Давай, прорицатель, выпьем
перед сном. Выпьем за мое здоровье. Когда я еще буду ночевать в Аркадии!
Калхас никак не мог уснуть. Впечатлений в этот день было слишком
много и они не желали укладываться в голове. Перед глазами проплывали
фантастические картины, где Гермеса сменял Дотим, потом Эвмен, отчего-то
очень похожий на Гермеса, затем сам Калхас - то с мечом, то с жезлом в
руке. Нет, македонские сатрапы по-прежнему отпугивали его, и все же слова
пастушьего бога о шаге, который предстоит сделать, наложились на вечерний
разговор, лишив душу покоя. Калхас пытался молиться Гермесу, однако слова
путались, а молитвенное настроение не приходило. Наконец Калхас решил, что
в доме слишком душно и вышел на улицу.
Прямо над долиной висела огромная желтая луна. Она была так близко,
что Калхас мог разглядеть все смутные узоры на ее поверхности. Они то
складывались в спокойное, сосредоточенное лицо, то превращались в медленно
движущееся овечье стадо.
Рядом послышались чьи-то шаги. Встрепенувшись, Калхас увидел Дотима.
Наемник шумно помочился в кустах, потом заметил пастуха и подошел к нему.
- Я тоже не сплю, - сказал он, сев рядом. Ему явно хотелось
поговорить. - О! Я уже и забыл, какая здесь луна! В Азии она совсем
другая. Меньше и как будто тоньше. Зато бывает яркая, словно начищенная
медная бляха... - Дотим поерзал на месте и, не выдержав, продолжал: - Я
почти целый год рассматривал ее, когда Эвмен после смерти Пердикки
отсиживался в крепости Нора. Больше было нечего делать. Помощи ждать не
приходилось, но и Антигон штурмовать нас боялся. Нора стоит на скалах,
прежде чем доберешься до ее стен, десять раз можно сломать голову. Удобная
же дорога только одна, да и то проложена так, что ее можно обстреливать
сразу с нескольких башен, Антигон понимал, что потеряет половину солдат
без всякого прока, и сидел смирно. Мы, конечно, держали ухо востро,
особенно по ночам, однако он так ни разу и не испытал нашу бдительность.
По ночам мне приходилось дежурить очень часто, поэтому азиатскую луну я
изучил досконально... - Дотим некоторое время молчал. Затем почесал
разрубленное ухо и мечтательно произнес: - Эвмен загрузил погреба Норы
