вежливо, трогательно.
Ненависти хватило ненадолго. На следующий день Калхас опять
почувствовал зуд в душе - он не сделал чего-то важного, он всегда будет
жалеть об этом.
Аркадянин обратил внимание, что после первой встречи с Гиртеадой он
предается воздержанию. До этого Дотим - костлявый, безухий, но неутомимый
мантинейский бык - неоднократно таскал его к местным жрицам любви. Теперь
же пастух отвечал на предложения наемника отказами. Калхаса перестало
тянуть к женщинам, словно его естество заснуло осенью вместе со здешней
землей. Обеспокоенный открытием, пастух решил преодолеть свое равнодушие к
женским животам. Он отправился к Дотиму, и мантинейский бык, никогда не
отказывавшийся составить компанию в таком деле, пообещал, что вечером
зайдет за пастухом.
Вечером они сидели в доме у самого услужливого местного сводника,
сирийца по имени Газария. Здесь не было ничего кроме грудами наваленных на
полу ковров, да большой миски с дешевым аскрийским вином, из которой Дотим
с Калхасом по очереди черпали плоской глиняной чашкой. Пить из нее было
неудобно, вино стекало по подбородкам, капало на живот, но Дотим говорил,
что так и нужно, что вино, сохнущее на подбородке только возбуждает.
Газария отлучился из дома, ибо наемник приказал ему привести девок со
всего Тарса и пообещал, что плата будет щедрой.
- Ух-х, что мы тут будем делать! - восторженно шепелявил Дотим. Мысль
о предстоящем, похоже, пьянила его больше, чем вино. - Нет, ты подумай, на
каждого из нас придется штуки по три: я сказал Газарии, чтобы меньше шести
он не приводил. Вот как! Это будет потяжелее, чем брать Танаф, да?
Га-га-га!
Необычайно довольный своей затеей, наемник хохотал, а Калхас молча
тянул вино, ожидая, когда оно заглушит привычное беспокойство.
Вскоре появился Газария. Физиономия у сводника была крайне виноватой.
- Что такое? - грозно спросил Дотим.
- Пять. Я привел только пятерых.
- И все? - рявкнул наемник.
- Должны прийти еще трое, - торопливо добавил сириец. - Им передадут,
они явятся сюда, но попозже...
- Ладно, - смилостивился Дотим. - Гони этих.
Газария выскочил из комнаты и затолкнул в нее пятерых голых девиц.
Хихикая и кокетливо прикрывая рукой срам, те мялись у дверей, пока Дотим
придирчиво рассматривал их.
- Эту знаю. Сносна. Вот тех двух девок тоже, - сказал он, пихнув
локтем Калхаса и неожиданно завопил: - Эй, Газария!
- Что такое? - выглянул из-за дверей сириец.
- Откуда ты их привел?
- Не... не понимаю, - испуганно заморгал сводник.
- Безобразие! Посмотри на них, Калхас!
Пастух в недоумении пожал плечами. Обычные уличные шлюхи. Молодые, но
уже изрядно помятые бесчисленными мужскими руками. Они казались ему на
одно лицо.
- Я знаю, откуда ты их привел! - продолжал возмущаться вождь
наемников. - Я все знаю про тебя: ты держишь на заднем дворе свиней. Зачем
ты заставил этих девок бродить по навозу?
- Опомнись, Дотим! Клянусь Баалом! Какой навоз? - запричитал хозяин.
- Ты посмотри на их пятки! Ну-ка, милые, поднимите ноги! Переведи им,
Газария, пусть поднимут!
Света в комнате было не слишком много, но Калхас не глядя мог бы
сказать, что девицы грязны как грязны все местные потаскухи. Пастух не
видел здесь ничего удивительного, поэтому он с любопытством посмотрел на
Дотима: с чего это тот завел разговор о свиньях?
- Видишь? Или ты думаешь, что я буду щекотать такие черные пятки?
Чтобы потом выковыривать из-под ногтей навоз? Ну уж нет! Тащи сюда самую
большую свою лохань. И грей воду, много воды...
Вскоре посреди комнаты был водружен чан, который Газария
собственноручно до половины наполнил горячей водой.
- Другое дело, хозяин! Ну, Калхас, пошли: пора загонять этих чумазых
тварей в лохань. Пусть они узнают, как моются в Аркадии.
Он со вкусом шлепнул по ягодицам ближайшую девку. Та взвизгнула и,
тараторя что-то по своему, полезла в воду.
Калхас скинул хитон. С его мужской природой ничего не случилось. Он
схватил под колени сразу двух девиц и повалил их в чан.
По лицу пастуха стекала холодная влага. Опять шел дождь, прямой и
тяжелый. В предрассветных сумерках он казался серой, чуть колышущейся
пеленой.
Калхас сидел на камне, ноги его по щиколотку были в луже. Спиной и
затылком он опирался на твердую, шершавую стену, по которой струились
ручейки воды. Было зябко. Калхас поежился и тут же почувствовал, что
промок до нитки. Стиснув зубы, он заставил себя подняться на ноги. Суставы
ломило так, словно он целые сутки занимался тяжелым физическим трудом.
Болели виски и затылок, рот пересох и казался наполненным зловонием.
Калхас открыл его и, запрокинув голову, ловил губами струйки дождя. Потом
прополоскал рот и с усилием сплюнул. Место казалось знакомым, но прошло
некоторое время, прежде чем он вспомнил, что находится около стены,
ограждающей сад Софии. Понемногу стали всплывать картины прошлого вечера.
Сладострастный беззубый рот Дотима, в который одна из девиц вливает вино.
Безумные скачки в чане, перемежаемые безумными скачками на влажных коврах.
Потные руки, перетаскивающие его с одного женского живота на другой.
Кислое аскрийское вино, от воспоминания о котором желудок подступал к
горлу. Он слишком много пил и слишком усердно изображал из себя сатира. Но
почему он оказался здесь?
Калхас не знал, когда ушел от Газарии и почему пришел сюда. Он
посмотрел на свои руки. Ладони распухли, словно он колотил ими по чему-то
твердому. Неподалеку находились ворота, в которые заходили они с
Иеронимом. Калхас подошел к ним и сообразил, что стучал сюда, причем
стучал отчаянно. Ему не открыли - то ли не слышали из-за шума дождя, то ли
побоялись. "Скорее побоялись", - подумал Калхас, вспомнив Сопатра. Однако
что заставило его так рваться к Софии?
Недоуменно пожав плечами, он хотел было вернуться в дом сводника, но
откуда-то снизу вновь начало подниматься смутное беспокойство. Чего же он
не сделал?
Гиртеада! Он должен был увидеть ее! Это и заставило его бежать сюда,
стучаться в ворота. Одна мысль о возвращении к Газарии вызывала чувство
омерзения. С удивительной ясностью Калхас понял, что больше туда не
пойдет. Его место - здесь, боги накажут его за новую попытку переступить
через себя.
Пастуха охватила уверенность, что сейчас он увидит Гиртеаду. Словно
он пророчествовал самому себе. Только нужно быстро попасть внутрь сада и
добраться до беседки. Калхас отошел на несколько десятков шагов от ворот и
без труда взобрался на стену. Оседлав ее, он попытался увидеть, нет ли в
саду собак. Но даже если Сопатр и выпускал их на ночь, этим утром они
сидели в своих будках, не высовывая наружу и носа.
Одна из яблонь окатила его потоками воды, и Калхас замер на
мгновение, испугавшись, что выдал себя неосторожным движением. Но сад
молчал и молчал дом, погруженный в сладкий утренний сон.
Беседка была пуста. Калхас выжал на ее пороге края своего гиматия и
уселся на ложе Софии. По беседке гулял сквозняк; от него Калхасу стало еще
холоднее. На одном из лож стояла баночка с притиранием - Калхас догадался,
что именно за этим прибежит сюда Гиртеада. Однако его уже начинал быть
озноб, когда он услышал легкий плеск шагов.
В дверном проеме появилась легкая фигурка, укутанная в тяжелую
войлочную накидку. Девушка откинула с головы капюшон и, увидев посреди
беседки мужчину, растерянно сделала шаг назад.
- Это я, Гиртеада, - торопливо подал голос аркадянин. - Это я,
Калхас.
- Калхас? - удивленно повторила девушка и отошла от двери, чтобы не
загораживать свет. - Да. Это ты. Зачем ты здесь?
На ее лице все еще было написано удивление, но в глазах смешались и
страх, и улыбка - его появление было для нее знаком чего-то очень важного.
Калхас молчал, глядя на Гиртеаду. Уста его остались немы и когда
девушка повторила вопрос. Он забыл о боли в голове и суставах, о холоде, о
бессонной ночи. Он забыл о самом себе, весь обратившись в созерцание.
Черные волосы, черные глаза, нежный подбородок. Почему раньше он не
замечал, какой у нее нежный подбородок? И какие нежные руки,
поддерживающие тяжелую накидку! И еще он не замечал белизну кожи, не
безжизненность ее, а чистоту. Лицо, обрамленное пышными прядями, казалось
островком снега посреди буйных, черных вешних вод. Калхасу в тот момент
было достаточно любой новой черточки, подмеченной у девушки. Он сидел бы и
радовался ей целую вечность, но Гиртеада вновь, уже настойчиво спросила:
- Зачем ты здесь?
- Чтобы увидеть тебя, - прямо ответил Калхас.
- Меня? - Калхасу показалось, что ее глаза улыбнулись. - Но зачем ты
хочешь меня видеть?
- Ты... Я хочу успокоиться. Я уже много дней не могу найти себе
места. Мне казалось, что когда я буду на тебя смотреть, это беспокойство
исчезнет...
Губы у Гиртеады дрогнули.
- И оно исчезло?
- Да. Когда я смотрел. Но ты стала спрашивать и меня опять колотит
дрожь.
- Просто ты вымок до нитки. - Девушка подошла к нему и коснулась
пальцами волос. Калхас потянулся за ее рукой, но заставил себя вновь сесть
на ложе. - У тебя жалобные глаза. Ты промок и, по-моему, не спал всю ночь.
Не смотри жалобно, я рада, что ты хочешь меня видеть и, если честно, я
ждала, что ты появишься. Честное слово, я знала, что ты придешь. Знала уже
в первый раз, когда Мегисто читала стихи. Ты помнишь?
Калхас кивнул, не сводя с нее глаз.
- Правда вначале я подумала, что ты восхищен Мегисто - ведь она такая
красавица!
Калхас отчаянно замотал головой.
- Да. Я тоже поняла, что ты захочешь увидеть меня. И я испугалась. До
сих пор боюсь этого, рада тебе и очень боюсь.
- Но почему?
- Не знаю, - девушка устало опустилась на одно из лож. - Все видят,
что ты - человек странный и необычный. После того, как Иероним в первый
раз приводил тебя, мы только об этом и говорили. Всякие слухи ходят в
городе про стратега, в том числе судачат о каком-то чародее, который
появился рядом с ним. А ты очень похож на такого.
- Глупости, - возразил Калхас. - Я не чародей. Просто... иногда даю
советы - и все.
- Я не знаю... Может, ты и не чародей, но ты очень странный человек.
На тебя смотреть интересно... и страшно. Кажется, что ты в любой момент
скинешь свое лицо и превратишься в кого-то другого.
- Глупости! Что ты придумала себе!
- Нет, это так, - упрямо повторила Гиртеада и опустила взгляд. -
Когда ты пришел во второй раз, все это почувствовали, но только я
испугалась по-настоящему, ибо догадалась, что ты пришел ко мне... -
Неожиданно она взглянула ему прямо в глаза. - Ты ведь хочешь увести меня
отсюда?
- Да, - сказал Калхас с такой убежденностью, словно все время думал
об этом.
- Один купец уже пытался свататься ко мне - София отказала, она
говорила, что я слишком молода. Но тогда мне было просто любопытно, теперь
же - страшно... Постой! - вдруг встрепенулась она: - Я же случайно пришла
сюда. Как ты узнал?
- Просто узнал и все, - пожал плечами Калхас. - Ты хотела забрать
это? - указал он на баночку с притираниями.
- Да. Хозяйка, наверное, уже удивлена, почему меня нет. Сейчас она
пошлет кого-нибудь сюда... - девушка встревоженно вскочила с ложа и
подошла к входу. - Она кликнет собак. Ночью здесь бродят собаки... не
понимаю, как ты сумел пробраться в беседку?
- Хорошо, я ухожу. - Калхас подошел к Гиртеаде, осторожно взял обеими
руками ее волосы и на мгновение погрузился лицом в них как в воду. От них
пахло корицей и еще чем-то нежным, мягким, словно молоко кормилицы.