Останавливайте армию.
Пока свита передавала его приказ, Калхас заметил впереди неясное
движение. Оно расширялось и приближалось, охватывая весь южный горизонт.
Оно было и его не было - на армию неслось что-то невесомое.
Ветер! Его выдала долина Евфрата. Совершенно беззвучно - так быстро
неслись могучие невидимые крылья - рощи по берегам реки склонялись перед
ним, и эта волна в несколько мгновений достигла войска.
Конь под Калхасом встал на дыбы. Иероним упал и барахтался на земле,
пытаясь выбраться из-под копыт испуганных лошадей. Пастух натягивал
поводья до рези в ладонях, а кто-то серый, прозрачный, пришедший с юга,
наваливался на него, толкая назад, вбок, вперед. Ветер гудел в мириады
воинских труб, он срывал с деревьев листья, ломал ветви, вздымал к небу
тучи пыли.
Перекрывая грохот, Эвмен и Филипп приказали свите спуститься с
лошадей. Сакаскины уже сделали это; спрыгивая на землю, Калхас заметил,
что вся армия садится, прикрываясь от ветра щитами и конскими телами. Он
вспомнил о Гиртеаде, и им овладел страх за нее, но ужасное, грандиозное
зрелище, неожиданно открывшееся им, заставило пастуха забыть обо всем.
Огромная, неизвестно откуда взявшаяся колонна, нет, огромная змея
стягивала небо и землю. То иссиня-черная, то пепельно-синяя, она
изгибалась и шла, шла на север. Тучи, вслед за ветром наполнившие небо,
вращались вокруг нее, скрывая верхушку, а внизу тянулись клубы
развороченной почвы. Ветер начал каждое мгновение меняться, забивая уши,
нос пылью, захлестывая лицо полами одежд. Стон шел от земли - словно смерч
высасывал из нее соки. Калхас был уверен, что он уничтожит всю армию, но,
когда колосс приблизился к ним, стало ясно, что он идет по другому берегу
Евфрата. Смерч метался из стороны в сторону, угрожающе приседал,
наклонялся к людям, но проходил мимо. На краткий страшный миг потоки
воздуха потянули их туда, к вертящейся, растирающей все в пыль громаде. И
вдруг они кончились. Внезапно налетевшая буря прекратилась так же
неожиданно. Еще громыхала вдали колонна - змея, еще проносились в воздухе
то ли всполошенные птицы, то ли листья пальм, то ли комья земли, но ветер
начал стихать.
Страх стихал вместе с ним, сердце распирало облегчение и смех. Свита
отряхивала нарядные одежды, Иероним кряхтел, потирая ушибленный при
падении бок, сзади доносилось приглушенное обильной пылью бряцание
доспехов и оружия - армия собиралась двигаться дальше.
Вот только пыль. Она стояла в воздухе, местами столь густо, что
закрывала местность непроницаемым облаком. Калхас чувствовал, как медленно
и знакомо начинают неметь его ребра. Он не успел еще разобраться в своем
состоянии, а рука уже потянулась к стратегу и дернула того за полу
гиматия.
- Что произошло? - спросил Эвмен.
- Кругом слишком много пыли, - выдавил из себя пастух.
Разглядев выражение лица прорицателя, Эвмен насторожился.
- Ну и что?
- Помнишь, я говорил тебе, что нужно бояться пыли? Давай отступим.
Следует укрыться среди войск.
- Чего хочет этот человек? - удивленно обратился к стратегу Филипп.
Эвмен колебался, явно не желая перед лицом свиты показаться
встревоженным без видимой причины.
- Ты уверен? - спросил он у Калхаса.
Однако тот уже не слышал никого.
- Тиридат! Пусть телохранители прикроют стратега! И - назад! Все
назад, к сакаскинам!
Свита пожимала плечами, но решительность в голосе аркадянина побудила
Тиридата действовать. Армяне вырвались вперед и полукругом охватили
стратега.
- Что теперь? - крикнул их командир. - Калхас, откуда опасность?
- Это здесь... - пастух не успел закончить фразы, ибо теперь все
увидели, что сквозь облака пыли на них мчатся какие-то тени.
Раздался дробный стук - стук копыт более тяжелый, чем конские.
Оскаленные, брызжущие зеленой пеной морды больших гривастых животных с
уродливыми горбами на спине вынырнули из пыльного полумрака, и лошади
свиты Эвмена попятились назад. Всадники в ржаво-терракотовых бурнусах,
сидевшие на спинах чудищ, сжимали в руках дротики. Увидев перед собой
спутников стратега, они испустили воинственный клич и метнули оружие. К
счастью, парадные доспехи годились не только для создания праздничного
настроения, а военачальники были еще и опытными воинами. Однако один из
дротиков нашел жертву: телохранитель, закрывавший собой Эвмена,
полузадушенно всхлипнул и, схватившись за древко, торчащее из плеча, упал
на землю. Его тут же сменил другой. Тиридат с несколькими армянами
бросился навстречу ближайшим из нападавших, стратега оттеснили назад.
Калхас достал из ножен непривычно тяжелый кавалерийский меч, ожидая, что
нападавшие неминуемо врежутся в свиту. Но в последний момент животные
удивительно ловко избежали столкновения. Опять мелькнули дротики - и еще
один армянин был поражен. Тиридат пытался одолеть сразу двоих всадников,
но конь его не слушался, пугаясь горбатых страшил. Филипп успешнее
справился со своей лошадью. Ускользнув от нескольких жал, он сбил одного
из нападавших. Зверь, на котором тот сидел, взбрыкивая бросился прочь.
Калхас покрутил головой - Эвмена закрывали Иероним, армяне, несколько
младших военачальников. Однако люди в бурнусах пытались обойти стратега
сзади. Решительно ударив пятками по бокам своего храпящего коня, пастух
послал его на одного из варваров. Заметив аркадянина, нападавший обернулся
и попытался достать его дротиком. Калхас с силой парировал удар щитом, но,
непривычный к верховому бою, едва при этом не оказался на земле.
Нападавший тут же повторил атаку. На этот раз пастух отбил ее мечом -
перерубленный у самого острия дротик отлетел в сторону. Человек в
терракотовом бурнусе выхватил из-за пояса неправдоподобно длинный и узкий
кинжал. На мгновения глаза сражавшихся встретились. Безумно расширенные
зрачки нападавшего обожгли Калхаса черной степной ненавистью. И
заворожили, сковали, как удав сковывает кролика.
Он уже рванулся к пастуху, когда произошло что-то удивительное. Иглы
- черные, трепещущие - усеяли тело человека в бурнусе и его уродливого
коня. Они замерли, страшные, как скала, готовые обрушиться на Калхаса. Но
вместо этого чудище стало оседать и во все стороны брызнула кровь. Еще
несколько игл вонзилось в нападавшего. Стрелы! Черные, змееподобные стрелы
сакаскинов пришли на помощь аркадянину. А потом появились и сами стрелки.
Визжащая лава варваров поглотила необычных врагов и понеслась дальше,
прямо в облака пыли.
Только теперь Калхас услышал, что воинственные крики раздаются
отовсюду - видимо атака была организована по всей длине колонны. Вскоре
они начали затихать, отдаляясь - воины Эвмена быстро оправились от
неожиданности.
А Калхас не мог опомниться. Его губы машинально шептали благодарность
Гермесу, но на сердце лежала тяжесть. Он чувствовал, что сейчас, во время
этой короткой схватки, был гораздо ближе к гибели, чем когда-либо в своей
жизни. Пыль - угрожающая, бесформенная, все еще не желающая оседать,
вызывала у него страх, смешанный с омерзением. Что она еще породит?
Он хотел подъехать поближе к мертвому всаднику в бурнусе, но лошадь
брыкалась, отворачивала голову и не слушалась. Тогда Калхас спрыгнул на
землю. От мертвого чудища исходил острый и крайне неприятный запах. Моча,
смешанная с перекисшим молоком, полынью, тошнотворным сладким духом пота
пропитывали все вокруг горбатого животного. Передернувшись от омерзения,
Калхас отошел в сторону.
Здесь его застали Тиридат и Иероним. Прерывая их тревожно-благодарные
возгласы, аркадянин поинтересовался, не ранен ли стратег.
- Благодарение Зевсу! Нет, благодарение Гермесу и тебе! Он невредим.
Он и Филипп вместе с сакаскинами преследуют кочевников, а нам приказано
быть рядом с тобой.
- Зачем?
- Охранять тебя. Беречь. - В глазах Иеронима горело мальчишеское
возбуждение. - Ты спас и его, и многих из нас. Страшно подумать, как все
обернулось бы, не предупреди тебя Гермес!
Калхас не чувствовал себя героем. Наоборот в душе его клубились
усталость и все еще не преодоленный страх.
- Так это были кочевники? - вяло спросил он. - Что это за звери?
- Верблюды. Неужели ты ни разу не видел их?
- Никогда не видел. - Калхас посмотрел на животное с меньшим страхом,
припоминая рассказы, которые он слышал раньше. - Ну и запах!
- Гадкий, - согласился Иероним. - То-то лошади их пугаются.
- Откуда они пришли? - спросил пастух.
Иероним и Тиридат мрачно переглянулись.
- Селевк, - вздохнул историк. - Только он мог уговорить аравийских
кочевников забраться так далеко на север. Следовательно, Вавилон совершил
выбор.
Калхас равнодушно отнесся к последним словам. Как и после штурма
Танафа, им овладело оцепенение. Наивную, воинственную радость этого дня
скрыла плотная пыльная завеса, а впереди явственно была видна длинная
нелегкая дорога, мысль о которой грозила новыми заботами.
Калхас медленно взобрался на коня. Нечто важное шевелилось в глубине
его разума. Сосредотачиваясь, пастух сжал зубы, прикоснулся к шарику - и
тут же хлестнул ножнами меча по конскому крупу. Через мгновение он несся в
сторону обоза, к Гиртеаде, а Иероним и Тиридат, стараясь не отставать,
скакали вслед за ним.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГАБИЕНА
1
Год прошел незаметно - будто его и не было. Гиртеада ворчала из-за
живота: "Он скоро дорастет до моего носа", - жаловалась она. Калхас шутил,
утешал, старался отвлечь ее от нетерпеливого ожидания. Иногда Гиртеадой
овладевало усталое смирение, отчего-то оно пугало пастуха более всего. В
такие дни он почти ненавидел жизнь, бунтовавшую в чреве его жены,
грозившую страданиями и неизвестностью. Но стоило Гиртеаде улыбнуться,
Калхас готов был умереть от нежности перед чудом, участником которого боги
позволили ему быть.
За его женой присматривало несколько повитух. Лучших из тех, что
стратег мог найти здесь, в провинциальной Габиене. Они забрались так
далеко на Восток, что отсюда бесконечно далекими казались не только
Аркадия, но и Тарс. Габиена, область к северу от Персии, на дороге из
Мидии в Сузы, была счастливым исключением среди вымороженных нагорий,
выжженных песчаных пустынь и белых как снег солончаков, встречавшихся на
их пути после Тигра. Здесь несколько горных гряд преграждали пусть
северным ветрам; у их подножий на много дней пути раскинулись богатые
деревни, окруженные полями и тщательно ухоженными финиковыми плантациями.
Многочисленные речки сбегали со склонов, чтобы закончиться слепыми
устьями, которые терялись в песчаных языках, глубоко проникавших с юга
даже сюда.
Вода имела здесь горьковатый привкус, словно постоянно напоминая о
близости сухости и смерти. Кустарник, росший на границе оазиса, достигал
только пояса человека, но напоминал ежей с поднятыми иглами. Сглаженные
временем величественные скалы походили на стены храмов, которые Калхас
видел в Месопотамии, а еще на тиары военачальников из окружения
персидского сатрапа Певкеста. Вдоль вершин горных гряд рос настоящий
непроходимый лес из угловатых, побитых ветром дубов и кленов. Калхас не
раз сопровождал туда на охоту Эвмена, поражаясь живучести и ярости
медведей, кабанов, даже оленей, которых поднимали загонщики. Словом,
Габиена была особым, отделенным от других областей мирком, плодородным,
вполне подходящим для зимовки их уставшей армии, но подспудно чужим,
