лицо по мере того, как он к нему подходил.
- Братья, давайте решим это дело голосованием. Пусть те
из вас, кто считает, что нам следует некоторое время подождать
с выбором, выскажут свое мнение, положив правую руку на стол
перед собой.
Ладони Аквилы и Пердия ударились о крышку стола чуть ли не
прежде, чем Дубриций успел договорить, и еще трое советников
последовали их примеру почти с такой же скоростью; младшие
церковники застыли в неподвижности, сложив руки на коленях;
Ульпий Критас приподнял было руку, потом передумал и сделал
вид, что потирает нос, потом опять передумал и все-таки положил
три пальца на край стола. Верик - тот, чья борода была похожа
на птичье гнездо, - неторопливо обдумал свое решение, а затем
опустил ладонь на стол с тихим решительным шлепком. Еще один
советник воздержался, а епископ, улыбаясь немного сонной
улыбкой, оставил свою собственную ладонь там, где она и лежала,
большая, пухлая и бледная на полированном дереве. Старец все
еще спал, и никто не побеспокоился его разбудить; решение было
достаточно очевидным и без его голоса.
x x x
Я расстался со своей мрачно торжествующей свитой в воротах
комендантского дворца и направился домой, где обнаружил, что
один из моих разведчиков вернулся и теперь подремывает, сидя на
корточках в углу двора, все еще освещенном последними, чуть
теплыми лучами заходящего солнца. Услышав мои шаги, он
встрепенулся, быстро, как выдра, вскочил на ноги и пошел мне
навстречу, поднося ко лбу сложенные вместе ладони, - жест,
которым Темные Люди приветствуют своих вождей.
Я хорошо знал Нони Журавлиное Перо; он был полукровкой -
наполовину из племени Темных Людей, наполовину из нашего - и
таким искусным охотником и следопытом, какими бывают только
Темные Люди. Я не раз оказывался вместе с ним на охотничьей
тропе, а человека вряд ли можно узнать лучше, чем когда
поохотишься с ним вместе; и вот так он и стал одним из самых
надежных моих разведчиков.
- Какие новости ты принес, Нони, мой друг? - спросил я,
нагибаясь, чтобы потрепать большую седую морду Кабаля, который
подошел ко мне поздороваться.
Разведчик откинул назад длинные черные волосы и выпрямился
под своей накидкой из шкуры дикой кошки - он видел, что так
делали мои Товарищи, когда обращались ко мне в торжественных
случаях.
- Морской Волк, который носит имя Сердик, собрал свои
войска и выступил с охотничьих троп кантиев; он гонит перед
собой множество мясного скота и два дня назад встал лагерем к
востоку от границы на старой дороге под Северными Меловыми
Утесами. И в других местах Морские Волки тоже угоняют стада. И
это я говорю из своего собственного сердца, потому, что они
угнали скот из деревни моего отца, и если бы народу моего отца
не удалось спрятать стельных коров в лесу, то следующей зимой
наши люди умерли бы с голоду, - он замолчал, чтобы перевести
дыхание, потому что выпалил все это с бешеной скоростью. - И я
скажу тебе еще одну вещь, но своими глазами я этого не видел:
Эрл Выдра просил меня передать тебе его сообщение и известить
тебя, что через какое-то время, когда он посмотрит, что будет
дальше, он придет и расскажет тебе все сам, но пока ты должен
узнать об этом как можно скорее.
Он снова остановился, на этот раз с легким беспокойством,
потому что, как правило, я не любил получать информацию из
вторых рук. Однако я знал, что на сведения, доставленные этими
двоими, можно положиться.
- Ну?
- Эрл пришел от берега Большой Воды, с той стороны..., -
он указал на юго-восток. - И мы с ним встретились в
условленном месте, и он просил передать тебе, что он видел, как
три лодки приплыли в город, который вы называете Дубрис.
- Боевые ладьи? - быстро спросил я.
Он покачал головой.
- Нет, не длинные боевые ладьи, но широкие и пузатые, как
женщина на сносях, а из них люди вынесли на берег новое оружие,
покрывшееся от соли пятнами ржавчины, окованные железом шлемы и
бочки, и одна из бочек лопнула, и из нее высыпалось большое
количество опилок, а в этих опилках были..., - он опять
прервал свой рассказ, на этот раз в поисках нужного слова; его
пальцы мелькали, рисуя кружевные узоры по его телу. - Боевые
кожи, вот такие - как шкура лосося.
- Кольчуги, - сказал я. - Значит, им все еще приходится
привозить свои лучшие доспехи от оружейников Ренуса, так?
- Кольчуги? Это так называется? Ай-и-и! Я запомню, - он
сделал легкий шажок в мою сторону. - Милорд Медведь, я скажу
еще одно. Я слышал, как Морские Волки говорили об этом у своего
костра, пока я лежал затаившись в тени, куда не доходил свет
пламени; и с тех пор я слышал это и в других местах; говорят,
что они избрали Аэлле из Саутсэкса своим общим Военным
Предводителем - предводителем всех племен Морских Волков - и
что он возглавит их на военной тропе!
Глаза Нони, как и у всех людей его племени, никогда не
выдавали ничего, но, судя по тому, какое выражение появилось на
остальной части его лица, - он только что не насторожил уши -
думаю, он спрашивал себя, почему я рассмеялся.
Глава двадцать девятая. Бадонский холм
Закат был уже позади, но небо за северными холмами все еще
затягивала паутина света; к тому же в середине лета ночи
никогда не бывают особенно темными. И, глядя с заросшего
боярышником гребня кургана - самой высокой точки нашего лагеря
- поверх теснящихся друг к дружке глинобитных хижин
регулярного гарнизона (мы всегда держали здесь небольшой
гарнизон, даже во времена так называемого мира, потому что
Бадонский холм был одним из главных укреплений Амброзиевой
системы глубинной обороны), я все еще мог различить очертания
окружающей нас местности. Знакомые очертания, потому что я
служил на северных границах, когда был еще мальчишкой.
Я видел громадный отрог, который выступал над основным
массивом холмов Даун и господствовал над Гребневым Путем и
расстилающейся внизу Долиной Белой Лошади; видел проход, где
дорога ныряла к югу сквозь голые, округлые торфяные холмы.
Стоит захватчикам преодолеть этот проход и спуститься в лежащие
за ним богатые долины - и вся эта земля будет беззащитна перед
ними, и им останется только свернуть к западу, через холмы, где
добывают свинец, в край тростников и ив к югу от Акве Сулиса
(здесь мы, возможно, сумеем что-либо сделать, но это будет
означать опасно длинную и узкую линию обороны, а болота будут
мешать продвижению нашей конницы) и дальше к побережью, и
основные британские силы окажутся аккуратно разрезанными на две
половинки у них за спиной. Это была старая игра, такая же игра,
какую они пытались сыграть с нами при Гуолофе, двадцать лет
назад. Но между Морскими Волками и всем этим, как гигантский
страж, стоял Бадонский холм со своей тройной короной рвов и
бастионов, которая была цитаделью наших британских предков еще
до того, как сюда пришли наши предки из Рима.
Если Долина Белой Лошади - это ворота в сердце южной
Британии, то Бадонский холм - ключ к этим воротам. Оставалось
проверить, смогут ли саксы повернуть его...
Амброзий был прав. Перед лицом растущей силы нашей конницы
они не осмеливались больше тянуть с нанесением своего
грандиозного удара. И, в первый раз в своей жизни, саксы,
похоже, действительно учились действовать сообща. Выбрав Аэлле
из Саутсэкса своим Военным Вождем, а Оиска - его лейтенантом,
они собрались все вместе, юты с территории кантиев и из
поселений долины Тамезис, восточные англы и южный и северный
народы из древнего коневодческого края иценов. Они пришли с юга
и полчищами нахлынули по Гребневому пути из земель к северу от
Тамезис, чтобы сойтись наконец в Долине Белой Лошади; и все это
время мы изводили их фланговыми ударами из Дурокобриве и
Каллевы, ночными набегами и засадами и тактикой собачьей стаи,
применяемой налетающими на них днем, на марше, пращниками и
верховыми лучниками; пытаясь всеми средствами, что были в нашем
распоряжении, задержать их и расстроить их ряды. Какая-то
польза от этого была, но не очень большая, потому что мы не
могли выделить достаточно большое количество легких войск для
этой цели; и последние из вернувшихся гонцов донесли, что
противник объединил свои силы и встал на ночь лагерем по обе
стороны от Гребневого Пути примерно в шести милях от нас и что
несмотря на мужественные усилия легковооруженных отрядов,
которые сейчас несли дозор рядом с неприятельским войском, оно
все еще насчитывает около семи или восьми тысяч человек. Против
них мы могли выставить лишь чуть больше пяти. Но у нас была
конница.
У моих ног, в лагере, - где по мере того, как угасал
последний дневной свет, все глубже врезался в ночь свет костров
- лучники получали стрелы и новые тетивы, вдоль коновязей
ходили люди с факелами, проверяя ногавки, а от полевых кузниц,
где кузнецы и оружейники что-то чинили в последнюю минуту,
доносились удары молота по наковальне. И запах вечерней
похлебки, поднимающийся от кухонных костров, начинал
смешиваться в воздухе с резкой вонью древесного дыма и конского
навоза.
Я позвал членов военного Совета поужинать вместе со мной,
потому что если у вас мало времени, то нет смысла тратить его
зря, совещаясь и ужиная по раздельности, когда все это можно
сделать одновременно; так что вскоре появившийся первым Аквила
грузно шагнул в круг света от моего костра, горевшего почти у
самого подножия поросшего кустарником кургана, и, откидывая
назад тяжелые складки кроваво-красного плаща, полуобернулся,
чтобы что-то сказать Бедуиру, который следом за ним выступил из
теней в мерцание пламени, коснувшееся, словно испытующими
пальцами, бледной пряди волос у его виска. И я спустился к ним,
сопровождаемый по пятам старым Кабалем.
Потом к нам присоединился Пердий; и маленький хмурый
Марий, командующий основными силами пехоты; и правители
Стрэтклайда и Севера, и герцоги Кимри - потому что той весной
я объявил свой собственный Крэн Тара - и Кадор из Думнонии,
более седой, чем той весной, когда мы охотились с ним перед
моим отплытием в Галлию, и более широкий в плечах, и с
наметившимся брюшком; и когда котел с похлебкой и корзины с
ячменными лепешками уже стояли рядом с костром, появился Кей,
побрякивающий дешевыми стеклянными украшениями; он прибыл из
расположенного на холме по другую сторону дороги и парного с
нашим форта, где стояло вверенное ему завтрашнее левое крыло
конницы.
Так что мы уселись ужинать и за ужином с помощью палочек,
пивных кружек и кинжалов выработали - насколько его вообще
можно выработать заранее - план завтрашнего сражения.
Когда все было съедено и военный Совет закончился,
капитаны и командиры разошлись по своим делам, а я отправился
надевать доспехи. День был жарким, и к тому же летом никто не
носит кольчугу дольше, чем это необходимо; а утром у меня будет
слишком мало времени, чтобы тратить его на одевание. Старый
Аквила пошел вместе со мной, потому что лагерь охраны был
расположен за бараками гарнизона, так что нам было по пути.
Перед земляной хижиной, у входа в которую свисало со своего
древка мое личное знамя, мы остановились и постояли некоторое
время, глядя вдаль, за гигантский изгиб Даунов, посеребренный
теперь луной; и по контрасту с тишиной летней ночи за
укреплениями еще острее почувствовали неотвратимость завтрашней
битвы.
- Мы долго этого ждали, - сказал Аквила.
- Наверно, с тех самых пор, как перевели дыхание после
Гуолофа. Двадцать лет. И, однако, в то время, только в тот
