догматами церкви.
- Это так; но опять же, Пердий, среди нас могут быть
люди, верящие, что престол Верховного короля, который дается от
Бога, требует и других качеств, других свойств, помимо крепкой
руки, в которой держат меч. И по мнению этих людей, Кадор из
Думнонии, законнорожденный сын своего отца и уже
самостоятельный правитель, может иметь более неоспоримые права.
Пердий фыркнул. Его широкий красноватый нос был жестоко
перебит еще в юности, и наследием этого повреждения было
исключительно оскорбительное фырканье, которое он издавал одной
ноздрей и которое заставляло многих людей поважнее его самого
сжиматься в комок, точно древесная вошь; но не думаю, чтобы он
когда-либо раньше использовал его против епископа Венты.
- Правитель? Мелкий князек, у которого не больше прав на
престол Верховного короля, чем у целой кучи других, если не
считать этой одной незначительной детали: нескольких капель
крови, общих у него с Артосом Медведем.
- И еще с одним, - сказал менее важный церковник, и в
наступившей вслед за этим короткой, жгучей тишине можно было
ясно прочесть не высказанное словами предупреждение и
напоминание, что у Артоса есть сын, который последует за ним.
Кое-кто из сидящих за столом переглянулся с другими и отвел
глаза. За Медротом стояла наиболее молодая часть войска; думаю,
старшее поколение, церковь и покрытые боевыми шрамами ветераны
уже тогда не совсем доверяли ему.
Мне внезапно надоело сидеть на своем почетном месте и
слушать, как они спорят обо мне, словно меня там вообще нет. Я
с грохотом отодвинул тяжелое кресло и поднялся на ноги. Быть
самым высоким человеком в любой компании - в этом есть свои
преимущества.
- Святой отец Дубриций, господа члены Совета - здесь
идет жаркий спор, который, как мне кажется, вполне может
затянуться еще на год и все-таки не приблизиться к своему
разрешению; и я хотел бы упомянуть, что сейчас, когда саксы,
точно волчья стая, украдкой рыщут взад-вперед у наших границ,
ожидая только весны, чтобы вцепиться нам в горло, чего они не
могли сделать уже пару десятков лет, - сейчас вообще не то
время, чтобы выбирать короля. У нас достаточно забот и без
этого.
Дубриций взглянул на меня глазами, в которых начинал
пробуждаться живой блеск, и вокруг стола воцарилась внезапная
тишина, свидетельствующая о всеобщем напряженном внимании.
- Без сомнения, сын мой, если варвары действительно
зашевелились - хотя на это нет почти никаких указаний, которые
отличались бы от того, что мы видели в предыдущие годы - то
именно это время, как никакое другое, подходит для того, чтобы
быстро выбрать короля; а иначе, когда нагрянут испытания, нам
придется встречать их, не имея вождя.
- Если бы это могло быть сделано мирным путем, то да, -
ответил я, - но неужели ты не видишь, что в какую бы сторону
ты ни бросил яблоко, это обернется неприятностями, очень
крупными неприятностями, впоследствии? Послушай же, выбор лежит
между Кадором и мной..., - я остановил внезапное движение со
стороны епископа. - О да, это так; я не собираюсь отходить в
сторону от всего этого, униженно извиняясь за свое незаконное
происхождение; то, что я бастард, не делает меня менее
пригодным носить Меч Британии - и я прекрасно знаю, что если
выбор падет на меня, почти вся христианская церковь выступит
против...
Первый церковник сварливо вмешался в разговор:
- А ты, что, выказал себя таким большим другом церкви,
что она должна теперь привечать тебя с распростертыми
объятиями?
- Имея в виду, что я пас своих лошадей на монастырских
землях и требовал своей доли монастырских пожертвований, когда
походная казна была пуста? И, однако, я в течение двадцати лет
сохранял крышу над вашими головами, огонь, горящий в ваших
святилищах, и нетронутую шкуру на ваших монахах. И я думаю так
же, как ваш Христос, который сказал, что работник заслуживает
своей платы. Если я буду избран, то церковь, как я уже сказал,
обратится против меня, а вместе с ней и некоторые кельтские
герцоги, которым даже теперь не по душе римские обычаи; и,
скорее всего, Кадор из Думнонии тоже присоединится к вам. Пусть
так! Но выберите Кадора из Думнонии нести Меч Британии, и вы
увидите, что не только мои Товарищи, но и все войско поднимется
против него и против вас. О, клянусь, я не буду подбивать их на
это, но тем не менее они поднимутся и без моих наущений. Святой
отец Дубриций, господа члены Совета, ради Бога, поверьте мне.
Сейчас не время идти на риск такого раскола в королевстве -
раскола, сквозь который к нам могут прорваться саксы, как армия
сквозь незащищенный проход!
Епископ Дубриций устало проговорил:
- Как мы можем быть уверены, что весь этот разговор о
нападении саксов не есть просто попытка потянуть время?
- Во имя Бога, для чего?
- Для того, чтобы усовершенствовать свои планы, чтобы
быть более уверенным в поддержке войска.
Аквила медленно, взвешивая каждое слово, произнес:
- Я не могу говорить за Товарищей, но за каждого человека
в войске я могу сказать. Они не примут какого-то навязанного им
западного князька, если он не завоюет сначала их доверия. Rex
Belliorum не нуждается в проволочках, чтобы вернее убедиться в
поддержке войска.
А за моей спиной раздался ровный голос Бедуира:
- За Товарищей могу сказать я.
Взгляд Дубриция скользнул мимо меня.
- Я и не знал, что среди нас появился новый советник.
- Неужели? Тем не менее, как лейтенант Артоса Медведя я
требую права говорить за его личную конницу, - его слова были
поддержаны громоподобным рыком Кея. - Мы - люди Медведя до
самой смерти, и, поведет он нас или нет, мы не позволим, чтобы
место, которое должно принадлежать ему, было занято другим.
Кто-то попытался заставить его замолчать, но епископ
сделал быстрый знак рукой, огромный рубин на которой сверкал,
как капля только что пролитой крови.
- Нет, пусть он говорит - итак, похоже, вы больше
печетесь о вашем собственном вожде, чем о судьбе христианской
Британии?
- О нет, мы печемся о судьбе Британии, о том, что еще
осталось от Рима, о последних огоньках, которые мы должны
защищать, пока сможем, чтобы они не погасли совсем. И немало
наших в разное время умерли за это. Может, ты слышал? Но мы не
думаем, что какой-то не проверенный в деле князек, оказавшийся
на Верховном престоле вместо военачальника, проведшего половину
жизни в стычках с Морскими Волками, благотворно повлияет сейчас
на чью-либо судьбу, не считая судьбы самих Морских Волков. Ты
говоришь о Британии так, словно она едина, милорд Дубриций; но
мы происходим из многих племен и многих народов. Некоторые из
нас были воспитаны на последних еще сохраняющихся римских
обычаях, другие выросли в свободной глуши, куда редко падала
тень Рима. Мы пришли с широких холмов Валентии, с восточных
болот и с гор Кимри. Сам я вообще не из этих краев - разве
только по предкам - но родился и вырос в Арморике за Узким
Морем. Нас связывает только одно: Мы - Товарищи Медведя, и
наши мечи принадлежат сначала Медведю, а потом уже Британии. Вы
должны помнить об этом, господа члены Совета.
Советник с бородой как птичье гнездо резко наклонился
вперед.
- Ты говоришь очень громко, Бедуир, Лейтенант Медведя; и
однако, нельзя забывать, что вас всего лишь три сотни, может,
немногим больше.
- А сколько людей выступило вместе с Александром
Македонским, когда он отправился завоевывать мир? - очень
сладко поинтересовался глубокий голос, голос певца, за моей
спиной. - Он тоже называл их Товарищами.
В Комнате Совета наступила долгая-долгая тишина, и скрип
палочек писцов тоже умолк. Епископ очень медленно наклонил
голову и сидел в раздумье, упираясь жирными голубовато-белыми
складками своего подбородка в тонкую вышитую ткань сутаны; его
глаза полузакрылись. Через некоторое время они распахнулись
снова - как обычно, обескураживающим образом изменив его лицо
- и он выпрямился в кресле.
- Давай проясним это, прежде чем идти дальше. Чего именно
ты требуешь? Не обязательно престол Верховного короля для себя
самого?
- Не обязательно престол Верховного короля для меня
самого, но чтобы в настоящее время он не был отдан никому.
- А почему ты считаешь, что в другое время все это будет
более уместным?
- Если, когда закончится предстоящая нам этой весной
борьба, мы победим и отгоним волков на безопасное расстояние,
то у нас, возможно, будет время грызться между собой. Если мы
потерпим поражение, то будем мертвы, и все стремление выбрать
нового Верховного короля покинет нас вместе с нашим последним
дыханием, - я обвел взглядом стол Совета, лицо за лицом, и эти
лица смотрели на меня в ответ, поддерживая, отвергая, вообще
без всякого выражения. Один из наиболее старых советников
дремал. - Отец Дубриций, ты говоришь о том, что нам необходимо
выбрать правителя до прихода саксов; но, несомненно же, этот
Совет, этот Сенат, достаточно сведущ в гражданских
государственных делах, в то время как со всем, что имеет
отношение к военному руководству, вполне справляется Rex
Belliorum, как было в старые времена, когда конфедерация
Племен, над которой не было никакого Верховного короля,
выбирала из своих рядов одного вождя, который должен был вести
войска в бой?
Дубриций, казалось, с головой погрузился в собственные
мысли; его глаза снова были полузакрыты. Потом он вновь открыл
их, на этот раз не быстро, а с нарочитой неспешностью, и
пристально вгляделся в мое лицо, как человек может вглядываться
в страницы заинтересовавшей его книги.
- Да, - заговорил он, когда прочел достаточно. - Я беру
назад некоторые слова, которые только что сказал. Во всяком
случае, я верю, что ты веришь в это великое саксонское
нападение. А теперь ответь, почему.
Я остался стоять, словно сесть означало потерять какое-то
преимущество. Я наклонился вперед, опершись ладонями о стол, и
снова пересказал все, что узнал от наших разведчиков о
брожениях за границами владений Морских Волков, о постоянных
сношениях между территорией кантиев и Истсэксом. Большая часть
этих сведений, конечно же, была им давно известна, но они не
собирали раньше мелкие детали воедино, чтобы получить целостную
картину. Я рассказал им о том, почему Амброзий (и, если уж на
то пошло, и я сам) считал, что нападение должно произойти
сейчас, хотя оно не произошло в прошлом или позапрошлом году;
сказал о вероятности, что варвары наконец учатся действовать
сообща, и люди за столом слушали, и глубокомысленно кивали, и
слушали еще; и когда я закончил свою речь, вокруг стола
загудело негромкое бормотание, которое затихло только тогда,
когда Дубриций успокоил его движением руки.
- Так, - сказал он. - Ты хорошо представил свои доводы,
и совершенно очевидно, что ты в них веришь... Это я уже
признал. Но все же ты можешь ошибаться.
- Могу, хотя за тридцать лет, проведенных на военной
тропе, у человека вырабатывается что-то вроде инстинкта в таких
делах. Но у Амброзия тоже был этот инстинкт, и я ни разу не
видел, чтобы Амброзий ошибался.
Снова наступила долгая, тягучая тишина, и я в отчаянии уже
совсем было собрался снова пуститься в уговоры, хотя, если
честно, понятия не имел, о чем еще можно было говорить когда
епископ повернул ладонь, положил ее на стол жестом, говорящим:
"Все", и, к моему крайнему изумлению, сказал:
- Да, я тоже. Он обвел весь Совет быстрым взглядом - и,
однако, чувствовалось, что этот взгляд вбирал в себя каждое
