их, они же вежливо отказываются. И живут при виноградниках.
- Почему?
- Боклер, говорят, сплошь пиры, балы, гулянки, попойки и любвишки.
Человек, говорят, только паршивеет, дуреет и время тратит, вместо того
чтобы думать об интересе. А мыслить след о том, что действительно важно. О
цели, что светит. Неустанно. Не распыляя мыслей на какие-то там
финтифлюшки. Тогда, и только тогда, можно намеченной цели достигнуть.
- Истинно, господин Фьерабрас, - медленно проговорил ведьмак. - Я рад
нашей совместной поездке. Я многое обрел из наших бесед. Поверьте, многое.
Вопреки ожиданиям ведьмака, они не поехали к замку Помероль, а
проследовали несколько дальше, на горб за котловиной, на котором
возвышался очередной замочек, поменьше размером и гораздо более
запущенный. Замочек назывался Зурбарран. Предвкушение близкой работы
радовало Геральта. Темный, обнесенный крепостной стеной с обрушившимися
зубьями Зурбарран выглядел один к одному как зачарованные руины,
несомненно, кишащие чарами, дивами и чудовищами.
Внутри, во дворике, вместо призраков и чудовищ копошились несколько
человек, поглощенных занятиями столь чародейскими, как перекатывание
бочек, очистка досок и сбивание их же при помощи гвоздей. Несло свежим
деревом, свежей известкой, несвежими кошками, прокисшим вином и гороховой
похлебкой. Похлебку вскоре и подали.
Проголодавшиеся в пути, опаленные ветром, холодом, они ели охоче и
молча. С ними потчевался похлебкой подчиненный управляющего Фьерабраса,
представленный Геральту под именем Шимон Гилька. Прислуживали две
светловолосые девушки с длинными, не меньше двух локтей, косами. Обе
посылали ведьмаку взгляды столь красноречивые, что он решил как можно
скорее покончить с похлебкой и заняться работой.
Шимон Гилька чудовища не видел. Как оно выглядит, знал исключительно с
чужих слов.
- Черный был, пол-нет, как смола, но ковда по стене полз, кирпичи
скрозь ево видать было. Все одно, как желе был, пол-нет, господин ведьмак,
или как бы, с твово позволения, клей какой-то. А лапищи у ево предлинные и
тонкие, и уйма тех лапищев при ем, восемь, а-то и поболе даже. А Иунтек
этак стоял-стоял и глазел, аж вконец стукнуло ево, и он заорал: "Сгинь,
пропади!" И еще екзорцизму доложил: "Да чтоб ты сдох. Морда твоя, мать ее
так-перетак!", тогда чудище прыг-прыг-прыг. Запрыгало, пол-нет, и только
ево и видели. Сбегло в пропасти пещер. Тады парни так говорили: коли тута
у вас чуды, так гоните повышение в оплате труда. Потому как здесь условия
вредные для здоровья, а ежели не хочите, то мы в цех войдем с жалобой.
Аль, говорят, деменструацию устроим. А я им на то: ваш, говорю, цех, может
меня в задницу...
- А когда видели чудовище последний раз? - перебил Геральт.
- Дык недели две тому. Так где-то перед Йуле.
- Вы говорили, - ведьмак посмотрел на управляющего, - что перед
Ламмасом.
Алкид Фьерабрас покраснел в местах, не прикрытых бородой. Гилька, тот,
что Шимоном звался, фыркнул.
- Стал-быть так, господин управляющий: ежели хочите управлять,
требуется почащее к нам ездить, а не токмо в Боклере в конторе задницей
табуретки полировать. Так я думаю...
- Не интересуют меня ваши мысли, - прервал Фьерабрас. - О чудовище
говорите.
- Дык я уж выговорил. Все чево было.
- Жертв не было? Ни на кого оно не нападало?
- Не-а. Однако в позатом годе пропал у нас один парнишка без вести,
пол-нет? Некоторые болтали, мол, энто чудище ево в пещеры уволокло и
сожрало. Другие же, что никакое не чудище, а тот парниша по собственной
надумке гикнулся, и все из-за долгов и елементов. Потому как он, пол-нет,
в кости игрывал жуть, а до того еще пузо надул мельничихе, а та мельничиха
в суд побегла, а судья повелел парнишке елементы платить.
- Ни на кого больше, - безжалостно прервал рассуждения Геральт, -
чудовище не нападало? Никто другой его не видел?
- Не-а.
Одна из девушек, подливая Геральту местного вина, проехалась ему
грудью по уху и многообещающе подмигнула.
- Пошли, - быстро сказал ведьмак. - Нечего лясы точить да время
терять. Проводите меня в подвалы.
Амулет Фрингильи, как это ни печально, не оправдал возлагавшихся на
него надежд. В то, что оправленный в серебро и отшлифованный хризопраз
заменит его ведьмачий медальон с волчьей головой, Геральт не верил вообще.
Впрочем, Фрингилья вовсе на этом и не настаивала. Однако заверяла с
большой убежденностью, что после подстройки к психике ведьмака амулет
будет способен на многое, в частности, сможет предупреждать о возможных
опасностях.
Однако то ли волшебство Фрингильи не удалось, то ли Геральт и амулет
сильно расходились в понимании того, что следует считать опасностью, а что
нет, во всяком случае, хризопраз едва ощутимо дрогнул, когда, направляясь
в подвалы, ведьмак перешел дорогу большому рыжему коту, который, задрав
хвост, шествовал через двор. Впрочем, сам кот, видимо, получил все же
какой-то сигнал от амулета, ибо сбежал, дико мяуча.
Когда же ведьмак спустился в подвалы, медальон то и дело нервически
вибрировал, причем в ямах сухих, прибранных и чистых, в которых
единственной угрозой были вина в огромных бочках. Тому, кто, забыв о
самоконтроле, улегся бы, раскрыв рот, под шпунтом, угрожал сильный
перепой. И ничего больше.
Однако медальон даже не шелохнулся, когда Геральт покинул рабочую
часть подвалов и спустился ниже по лестнице и ходкам. Ведьмак уже
сообразил, что под большинством виноградников Туссента располагались
древние шахты. Было ясно, что, когда саженцы лозы начали плодоносить и
приносить хорошую прибыль, эксплуатацию шахт прекратили, а сами выработки
забросили, частично приспособив штреки и ходки под винные погреба и
подвальчики. Замки Помероль и Зурбарран стояли над древними сланцевыми
лавами. Здесь все было изрыто шурфами и приямками - достаточно минутной
невнимательности, чтобы оказаться на дне одного из них со сложными
переломами. Часть шурфов прикрыли прогнившими уже досками, которые под
присыпавшей их сланцевой пылью почти не отличались от почвы. Неосторожно
ступать на такое перекрытие было опасно, о чем, по идее, медальон и должен
был предупреждать. Но не предупреждал.
Не предупредил он также, когда из навала сланца, в каких-то десяти
шагах от Геральта, выскочила серая размытая фигура, заскребла почву
когтями, дико подпрыгнула, пронзительно взвыла, а затем с визгом и хохотом
помчалась по штрекам и нырнула в одну из зияющих в стене ниш.
Ведьмак выругался. Магическая штучка кое-как еще реагировала на рыжих
кошек, но оставляла без всякого внимания гремлина. "Придется поговорить об
этом с Фрингильей", - подумал Геральт, подходя к нише, в которой скрылось
существо. И тут амулет сильно задрожал.
- Точно вовремя, - хмыкнул ведьмак. Но тут же задумался глубже. В
конце концов, медальон мог быть и не так уж глуп. Стандартная и любимая
тактика гремлинов сводилась к тому, чтобы сбежать и устроить засаду, из
которой они поражали преследуемого неожиданным ударом острых как серпы
шпор. Гремлин мог поджидать там, в темноте, и медальон сигналил об этом.
Геральт ждал долго, сдерживая дыхание, напрягая слух. Амулет спокойно
и мертвецки тихо лежал у него на груди. Из дыры несло мерзким смрадом. Но
стояла мертвая тишина. А ни один гремлин не выдержал бы так долго в
тишине.
Не раздумывая, ведьмак залез в нишу, оказавшуюся устьем ходка, и
пополз на четвереньках, задевая спиной за шершавые камни. Долго ползти не
пришлось.
Что-то хрустнуло и зашелестело, почва прогнулась, и ведьмак поехал
вниз вместе с несколькими цетнарами песка и щебня. К счастью, продолжалось
это недолго. Под ним была не бездонная пропасть, а обычная яма. Он влетел
в нее, как дерьмо из канализационной трубы, и с треском рухнул на кучу
прогнившего дерева. Вытряхнул из волос и выплюнул изо рта песок, громко
выругался. Амулет дрожал не переставая, метался у него на шее, будто
засунутый за пазуху воробей. Ведьмак с трудом удержался, чтобы не сорвать
его и не выкинуть к чертовой матери. Во-первых, это разозлит Фрингилью.
Во-вторых, получалось, что у хризопраза были вроде бы и еще какие-то
другие волшебные свойства. Геральт надеялся, что, когда проявятся эти
другие свойства, амулет станет действовать более четко.
Пытаясь встать, он нащупал рукой круглый череп. И понял, что то, на
чем он лежал, вовсе не сгнившее дерево.
Он поднялся и быстро осмотрел кучу костей. Человеческие. И все эти
люди в момент смерти были закованы в кандалы, и, вероятнее всего, на них
не было одежды. Кости были раскрошены и обглоданы. Когда их грызли, люди
могли уже быть мертвы. Впрочем, могли и не быть.
Из ямы его вывел штрек, длинный и прямой как стрела. Сланцевая стена
была обработана довольно гладко. Это уже не походило на копи.
Неожиданно он вышел в огромную каверну, потолок которой тонул во
мраке, а в центре располагалась гигантская, черная, бездонная пропасть,
через которую был переброшен каменный, слишком уж изящный на вид мосток.
Со стен гулко капала вода, отзываясь эхом. Из пропасти веяло холодом и
тянуло вонью. Амулет вел себя спокойно. Геральт ступил на мосток
внимательно и осторожно, стараясь держаться подальше от разваливающихся
перил.
За мостком оказался еще один коридор. В гладко обработанных стенах
Геральт приметил ржавые держатели для факелов. Здесь тоже были ниши, в
некоторых стояли статуйки из песчаника, однако годами капавшая вода
изгладила их и превратила в бесформенных истуканов. В стены были заделаны
плиты с барельефами.
Выполненные из более стойкого материала, они сохранились лучше.
Геральт узнал женщину с лунными рогами, башню, ласточку, кабана, дельфина,
единорога.
Услышал голос.
Остановился, затаил дыхание.
Амулет дрогнул.
Нет, это не обман слуха, не шорох осыпающегося сланца, не эхо капающей
воды. Голос. Человеческий голос.
Геральт прикрыл глаза, напряг слух. Локализовал.
Голос - он мог поклясться - исходил из очередной ниши, из-за очередной
скульптурки, размытой, но не настолько, чтобы утратить округлые женские
формы. На сей раз медальон оказался на высоте. Сверкнуло, и Геральт
неожиданно заметил в стене проблеск металла. Он схватил размытую фигуру
женщины в объятия, крепко сжал, повернул. Раздался скрежет, стенка ниши
развернулась на стальных навесах, открыв винтовую лестницу.
Сверху снова донесся голос.
Геральт не стал раздумывать.
Наверху обнаружилась дверь. Она открылась легко, без скрипа. За дверью
- маленькое сводчатое помещение. Из стен торчали четыре огромных латунных
цилиндра, концы которых расширялись, образуя раструбы. Посредине, между
раструбами, стояло кресло. А в нем... скелет. На черепе с отвалившейся
нижней челюстью сохранились остатки берета, на костях - лохмотья некогда
очень богатой одежды, на шее золотая цепь, а на ногах погрызенные крысами
ботинки из тисненой козловой кожи с сильно загнутыми мысами.
В одной из труб послышалось чихание, такое громкое и неожиданное, что
ведьмак даже подскочил. Потом кто-то трубно высморкался. Усиленный
латунными трубами звук был прямо-таки адским.
- Будьте здоровы, - послышалось в трубе. - Ну вы и сморкаетесь,
Скеллен.
Геральт столкнул скелет с кресла, не преминув снять и спрятать в
карман золотую цепь. Потом сам уселся у раструба.
У одного из них голос был басовитый, глубокий и гулкий. Когда он
говорил, латунная труба даже вибрировала.
- Ну вы и сморкаетесь, Скеллен. Где это вы так простудились? И когда?
