переношу, когда не получается или получается наполовину. И
недосказанностей тоже не люблю. Фулько Артевельде, префект из Ридбруна,
считает, что ты - покойник, беглецы донесли ему, что друидки всех вас
спалили живьем. Фулько делает что может, лишь бы прикрыть эту неприятную
историю, носящую явные признаки скандала. Впрочем, тут у него свой интерес
и собственная карьера. Даже если до него дойдет, что ты жив-живехонек,
будет поздно. Версия, которую он привел в рапортах, уже будет считаться
канонической.
- А ты многое знаешь.
- Я никогда этого не скрывала. Так что аргумент, касающийся
нильфгаардской погони, отпадает. А других, которые оправдывали бы твой
скорый отъезд, попросту нет.
- Интересно...
- Но реально. Из Туссента можно выехать через четыре перевала, ведущих
на четыре стороны света. Который выбираешь? Друидки не сказали тебе ничего
и отказались сотрудничать. Эльф с гор исчез.
- Слушай, а ты и верно многое знаешь.
- Это мы уже установили.
- И жаждешь мне помочь.
- А ты от моей помощи отказываешься. Не веришь в искренность моих
намерений. Не доверяешь мне.
- Послушай, я...
- Перестань объясняться. Откушай еще артишоков.
Кто-то снова клялся цаплей. Кагыр источал комплименты баронессочкам,
подвыпившую Ангулему слышно было на весь стол. Молчаливый барон,
оживленный дискуссией о луках и стрелах, начал чуть ли не ухаживать за
Мильвой.
- Изволь отведать кабаньей ветчинки. Эх, я бы сказал... Есть в моих
владениях такие кабаньи места, где от зверя не продохнуть. Они там
прямо-таки ордами валандаются...
- О!
- Там попадаются преотменные экземпляры. Цетнара по три штука. Сезон в
разгаре... Если б милостивая государыня изъявила желание... Мы могли бы, я
б так сказал, совместно на охоту...
- Мы тут, понимаете, так-то долго уж не засидимся. - Мильва странно
просительно глянула на Геральта. - Потому как, с вашего позволения, у нас
есть дела поважнее, чем нежели, значит, охота... Хотя, - добавила она
быстро, видя, что барон хмурится, - с величайшим желанием я с вашей
милостью на черного бы зверя пошла...
Изрытое оспинами лицо барона тут же пошло красными пятнами.
- Ну, если не на охоту, то хоть бы к себе приглашаю. Я бы так сказал -
в резиденцию. Покажу свои коллекции лосиных и оленьих рогов, трубки и
сабли.
Мильва уставилась в скатерть.
Барон схватил поднос с дроздами-рябинниками, подал ей, потом наполнил
кубок вином и сказал:
- Прошу прощения, я не придворный. Веселить не обучен. Да и с
придворной болтовней у меня не шибко...
- Я, - откашлялась Мильва, - в лесу воспитывалась. Умею ценить тишину.
Фрингилья отыскала под столом руку Геральта и крепко пожала. Геральт
глянул ей в глаза. И не мог угадать, что в них таится.
- Я тебе доверяю, - сказал он. - Верю в искренность твоих намерений.
- Не лжешь?
- Клянусь цаплей.
Городской стражник, видимо, по случаю Йуле, здорово набрался,
поскольку перемещался неуверенно, задевал алебардой вывески и громко, но
бестолково вещал, что уже десятый час, хотя в действительности было далеко
за полночь.
- Поезжай в Боклер один, - неожиданно сказал Рейнарт де Буа-Фресне,
как только они вышли из кабака. - Я останусь в городе. До утра. Пока,
ведьмак.
Геральт знал, что у рыцаря в городе есть дружески к нему расположенная
дама, муж которой много разъезжал по делам. Они не разговаривали об этом
никогда, поскольку о таких вещах настоящие мужчины не болтают.
- Пока, Рейнарт. Позаботься о скоффине. Чтобы не протух.
- На улице мороз.
Действительно, стоял мороз. Улочки были мрачны и пустынны. Лунный свет
лился на крыши, бриллиантово блестел на свисающих с застрех ледяных
сосульках, но не проникал в глубину переулков. Подковы Плотвы цокали по
брусчатке.
"Плотва, - подумал ведьмак, - направляется к дворцу Боклер. Хорошая
гнедушка! Ценный подарок от Анны Генриетты и Лютика".
Он подогнал лошадь.
Он торопился.
После торжества все встретились за завтраком, к которому привыкли
спускаться в дворцовую кухню. Там, неизвестно почему, их всегда принимали
с удовольствием. Обязательно находилось что-нибудь тепленькое, прямо из
горшка, со сковороды или с вертела, всегда отыскивался хлеб, сало, корейка
и соленые рыжики. Никогда не было нехватки в кувшине-двух какого-нибудь
белого или красного продукта знаменитых местных виноградников.
Они всегда ходили туда. Две проведенные в Боклере недели. Регис,
Геральт, Кагыр, Ангулема и Мильва. Только Лютик завтракал в другом месте.
- Ему, - комментировала Ангулема, намазывая хлеб маслом, - сало с
ощурками(20) приносят прямо в лежанку! И низко кланяются!
Геральт был склонен верить, что так оно и есть. И именно сегодня решил
удостовериться лично.
Лютика он нашел в рыцарской зале. На голове у поэта красовался
карминовый берет, огромный как буханка пеклеванного хлеба, сам "виконт"
был облачен в выдержанный в соответствующих тонах богато расшитый золотой
нитью дублет. Бард сидел на карле с лютней на колене и небрежными кивками
реагировал на комплименты окружающих дам.
Анны Генриетты, к счастью, на горизонте не наблюдалось. Геральт не
колеблясь нарушил протокол и смело приступил к акции. Лютик заметил его
тут же.
- Соблаговолите оставить нас одних, ваши милости. - Он напыжился и
истинно по-королевски махнул рукой. - Слуги пусть также удалятся.
Окружающие зааплодировали, и не успело еще эхо аплодисментов
заглохнуть, как они оказались в рыцарской зале наедине с латами,
картинами, паноплиями(21) и сильным запахом пудры, оставшимся после дам.
- Шикарная забава, - оценил без излишнего ехидства Геральт, - так вот
запросто выгнать их, а? Надо думать, приятно отдавать приказы монаршьим
мановением бровей, одним хлопком, единым властным жестом? Глядеть, как
пятятся словно раки, сгибаясь перед тобой в поклонах? Шикарная забава? А?
Милостивый государь фаворит?
- Тебя интересует что-то конкретное? - поморщившись, кисло спросил
Лютик. - Или просто потрепаться приспичило?
- Меня сильно интересует нечто вполне конкретное. Настолько сильно,
что сильнее не бывает.
- Так говори. Я слушаю.
- Нам нужны верховые лошади. Три. Мне, Кагыру и Ангулеме. И две
запасные. Итого три хорошие верховые плюс две под багаж. Под багаж в
крайнем случае сгодятся мулы, груженные провиантом и фуражом. Настолько,
думаю, твоя княгиня тебя оценивает? Э? Это ты у нее отработал, надеюсь?
- Никаких проблем. - Лютик, не глядя на Геральта, принялся настраивать
лютню. - Меня только удивляет твоя поспешность. Я бы сказал, она удивляет
меня столь же сильно, сколь и твой глуповатый и неуместный сарказм.
- Тебя удивляет поспешность?
- Именно. Октябрь кончается, погода заметно портится. В любой день на
перевалах может выпасть снег.
- А тебя, значит, удивляет поспешность, - покачал головой ведьмак. -
Кстати, хорошо, что напомнил. Обеспечь нас еще теплой одеждой. Шубами.
- Я думал, - медленно проговорил Лютик, - что мы переждем здесь зиму.
Что останемся здесь...
- Если хочешь, - не задумываясь, бросил Геральт, - останься.
- Хочу. - Лютик неожиданно встал, отложил лютню. - И остаюсь.
Ведьмак громко втянул воздух. Помолчал. Он смотрел на гобелен, на
котором была изображена битва титана с драконом. Титан, твердо стоя на
двух левых ногах, пытался выломать у дракона челюсть, а дракон, насколько
можно было понять, особой радости от этого не испытывал.
- Я остаюсь, - повторил Лютик. - Я люблю Анарьетту. И она любит меня.
Геральт хранил молчание.
- Вы получите еще одну лошадь, - молвил поэт. - Для тебя я прикажу
подобрать породистую кобылку - по имени Плотва, разумеется. Вы будете
накормлены, обуты и тепло одеты. Но я от души советую подождать до весны.
Анарьетта...
- Правильно ли я расслышал? - Ведьмак наконец прокашлялся. - Уж не
обманывает ли меня слух?
- Разум у тебя притупился несомненно, - буркнул трубадур. - Что
касается других органов чувств, не знаю. Повторяю: мы любим друг друга,
Анарьетта и я. Я остаюсь в Туссенте. С ней.
- В качестве кого? Фаворита? Любовника? А может, князя-консорта?
- Формально-правовой статус мне в принципе безразличен, - честно
признался Лютик. - Но исключать нельзя ничего. Супружества тоже.
Геральт снова помолчал, любуясь борьбой титана с драконом.
- Лютик, - сказал он наконец. - Если ты пил, то трезвей поскорее. Если
не пил, напейся. Тогда и поговорим.
- Я не очень понимаю, - поморщился Лютик, - что тебя так волнует?
- А ты подумай малость.
- В чем дело? Тебя так взволновала моя связь с Анарьеттой? Быть может,
ты намерен воззвать к моему рассудку? Перестань. Я все продумал. Анарьетта
меня любит...
- А тебе знакома, - прервал Геральт, - такая поговорка: княжья милость
на пестрых конях ездит? Даже если твоя Анарьетта не легкомысленна, а
таковой она мне, прости за откровенность, кажется, то...
- То что?
- А то, что лишь в сказках княгини связываются с музыкантами и...
свинопасами.
- Во-первых, - надулся Лютик, - даже такой простак, как ты, должен был
слышать о морганатических браках. Привести тебе примеры из древней и
новейшей истории? Не надо? Во-вторых, тебя, вероятно, это удивит, но я
вовсе не из последних простолюдинов. Мой род де Леттенхоф идет от...
- Слушаю я тебя, - снова прервал Геральт уже готовый вспылить, - и
удивляюсь. Неужто это мой друг Лютик? Неужто мои друг Лютик и вправду
лишился разума? Неужто тот самый Лютик, которого я всегда знал и считал
реалистом, ни с того ни с сего погрузился в мир иллюзий и там обретается?
Раскрой глаза, кретин!
- Ага, - медленно проговорил Лютик, кривя губы. - Какая любопытная
перемена ролей. Я - слепец, а ты вдруг стал остроглазым и прытким
наблюдателем. Обычно бывало наоборот. И чего же, хотелось бы узнать, я не
замечаю из того, что столь очевидно для тебя? Э? На что я должен,
по-твоему, раскрыть глаза?
- А хоть бы и на то, - процедил ведьмак, - что твоя княгиня -
балованный ребенок, из которого выросла избалованная нахалка и буффонка.
На то, что она допустила тебя к своим прелестям, увлеченная новизной, и ты
незамедлительно вылетишь в трубу, как только явится новый трубадур с новым
и более увлекательным репертуаром.
- Невероятно низко и вульгарно то, что ты говоришь. Надеюсь, ты
сознаешь это?
- Я сознаю трагедию отсутствия у тебя признаков сознания. Ты
сумасшедший. Лютик.
Поэт молчал, поглаживая гриф лютни. Прошло время, прежде чем он
заговорил. Медленно и раздумчиво.
- Мы отправились из Брокилона с сумасшедшей миссией. Идя на
сумасшедший риск, мы кинулись в сумасшедшую и лишенную малейших шансов на
успех погоню за миражом. За призраком, сонным видением, за сумасшедшей
мечтой, за абсолютно невоплотимыми идеалами. Мы кинулись в погоню, как
глупцы, как психи. Но я, Геральт, не произнес ни слова жалобы. Не называл
тебя сумасшедшим, не высмеивал. Потому что в тебе жили надежда и любовь.
Они руководили тобой в этой сумасбродной эскападе. Впрочем, мною тоже. Но
я уже догнал свой мираж, и мне не просто повезло, что сон осуществился, а
мечта исполнилась. Моя миссия закончена. Я нашел то, что так трудно найти.
И намерен сохранить что нашел. И это - сумасшествие? Сумасшествием было
бы, если б я отринул это и выпустил из рук.
Геральт молчал столь же долго, как и Лютик. Наконец сказал:
- Чистая поэзия. А в этом с тобой состязаться трудно. Больше я не
произнесу ни слова. Ты выбил у меня из рук аргументы. С помощью, согласен,
