бы поклясться, что сказала она это совершенно искренне. - Страшно
подумать, до чего мы можем в таком темпе дойти к концу возлияния. Начни
с... хм... Ну, скажи, что платье я выбрала со вкусом и что лиловый мне к
лицу.
- Лиловый цвет тебе к лицу, но, честно говоря, мне ты больше
понравилась в белом.
Он заметил в ее изумрудных глазах вызов. И боялся его принять. Уж в
таком-то хорошем настроении он все же не был.
Напротив них посадили Кагыра и Мильву. Кагыр сидел между двумя
молоденькими и беспрестанно щебечущими дворяночками, кажется, баронессами.
У лучницы в кавалерах оказался пожилой, угрюмый и молчаливый как
камень рыцарь с лицом, изъеденным оспинами.
Немного дальше расположилась Ангулема, верховодя и вызывая суматоху
среди юных странствующих рыцарей.
- Что такое? - верещала она, поднимая серебряный нож с закругленным
концом. - Без острия? Неужто боятся, что мы примемся тыкать друг в друга,
или как?
- Такие ножи, - пояснила Фрингилья, - употребляются в Боклере со
времен княгини Каролины Роберты, бабки Анны Генриетты. Кароберта
прямо-таки из себя выходила, когда во время выпивок гости ковыряли ножами
в зубах. А ножом с закругленным концом в зубах не поковыряешь.
- Что верно, то верно, - согласилась Ангулема, шельмовски гримасничая.
- К счастью, подали еще и вилки!
Она сделала вид, будто сует вилку в рот, но под грозным взглядом
Геральта остановилась. Сидящий по правую руку от нее молодой рыцарь
зашелся бараньим фальцетом. Геральт взял тарелку с уткой в желе, подал
Фрингилье. Он видел, как Кагыр разрывается на части, выполняя капризы
баронессочек, а те глаз с него не сводят. Видел он и то, как юные рыцари
увиваются вокруг Ангулемы, наперебой подавая ей кушанья и ржа над ее
немудреными шутками.
Он видел, как Мильва крошит хлеб, уставившись взглядом в скатерть.
Фрингилья, казалось, читает его мысли.
- Неудачно попала твоя неразговорчивая подружка, - шепнула она,
наклонившись к нему. - Что делать, такое случается, когда распределяют
места за столом. Барон де Трастамара не грешит галантностью. И
словоохотливостью.
- Может, оно и к лучшему, - тихо ответил Геральт. - Истекающий
слюногалантностью дворянин был бы хуже. Я Мильву знаю.
- Ты уверен? - Она быстро взглянула на него. - А не меришь ли ты ее
своей собственной меркой? Кстати, достаточно жестокой.
Он не ответил, а вместо этого налил ей вина. И счел, что теперь самое
время кое-что выяснить.
- Ты чародейка, верно?
- Верно, - согласилась она, очень умело скрывая удивление. - Как ты
догадался?
- Я воспринимаю ауру, - не стал он вдаваться в подробности. - Да и
опыт некоторый есть.
- Чтобы все было ясно, - проговорила она через минуту, - я не
собираюсь никого вводить в заблуждение. Однако и не обязана громогласно
извещать всех о своей профессии или надевать островерхий колпак и черный
плащ. Зачем пугать детей? Я имею право на инкогнито. Тоже.
- Не возражаю.
- Я сижу в Боклере, потому что здесь собрана хоть и не самая большая,
зато самая богатая библиотека известного мира. Кроме университетской,
конечно. Но университеты очень ревностно следят за своими полками, а здесь
я - родственница и подруга Анарьетты и мне дозволено все.
- Можно позавидовать.
- Во время аудиенции Анарьетта намекала на то, что здешние книги могут
содержать полезные для тебя сведения. Не удивляйся ее несколько
театральной экзальтации. Такова уж она есть. А то, что в книгах ты можешь
что-нибудь найти, действительно не исключено. Более того, вполне
правдоподобно. Достаточно знать, что искать и где.
- Всего-то?
- Энтузиазм твоих ответов воистину воодушевляет и побуждает к
разговору. - Она слегка сощурилась. - Догадываюсь о причине. Ты не
доверяешь мне, правда?
- Может, еще по рябиновке?
- Клянусь цаплей! - Молодой рыцарь с конца подковы встал и перевязал
себе глаз шарфом, полученным от соседки по столу. - Клянусь не снимать
шарфа до тех пор, пока не будут под корень вырублены бандиты с перевала
Сервантеса!
Княгиня выразила признательность покровительственным наклоном
искрящейся бриллиантами диадемки.
Геральт рассчитывал на то, что Фрингилья не продолжит разговор.
Он ошибся.
- Ты не веришь мне и не доверяешь, - сказала она. - Ты нанес мне
вдвойне болезненный удар. Ты не только сомневаешься в том, что я искренне
хочу тебе помочь, но к тому же не веришь, что я действительно могу это
сделать. Ох, Геральт! Ты до живого задел мое самолюбие и возвышенные
стремления.
- Послушай...
- Нет! Не выкручивайся. Терпеть не могу мужчин, которые всячески
пытаются вывернуться.
- А каких мужчин терпишь?
Она снова сощурилась, все еще держа нож и вилку в рабочем положении.
- Список длинный. И мне не хочется утомлять себя подробностями. Замечу
лишь, что достаточно высоко в нем стоят мужчины, которые ради любимой
женщины готовы идти на край света, бесстрашные, рисковые, пренебрегающие
опасностями. И не сдающиеся, даже если кажется, что шансов на успех уже
нет.
- А остальные пункты списка? - не выдержал он. - Другие мужчины,
которые в твоем вкусе? Тоже психи?
- А что есть истинная мужественность, - она кокетливо наклонила
голову, - если не смешанные в нужной пропорции класс и сумасбродство.
- Дамы и господа, бароны и рыцари! - громко воскликнул камергер ле
Гофф, отрываясь от стула и обеими руками поднимая гигантский кубок. - В
данных циркумстанциях я позволю себе произнести тост: за здравие
сиятельнейшей княгини Анны Генриетты!
- Здоровья и счастья!
- Урррра!
- Да здравствует! Виват!
- А теперь, дамы и господа, - камергер поставил кубок, торжественно
кивнул лакеям, - теперь... Magna Bestia(18).
На подносе, который четверо прислужников вынуждены были нести на
чем-то вроде лектики, въехала в залу гигантская зажаренная туша, наполнив
помещение изумительным ароматом.
- Magna Bestia! - грохнули хором пиршествующие. - Урррра!
- Что еще, черт побери, за бестия? - забеспокоилась Ангулема. - Не
стану я есть, пока не дознаюсь, что это такое.
- Лось, - пояснил Геральт. - Целиком зажаренный лось.
- И не какой-нибудь там лосишко, - проговорила Мильва, откашлявшись. -
В быке было цетнаров семь.
- Сохатый. Семь цетнаров и сорок пять фунтов(19), - хрипло проговорил
сидящий рядом с ней молчаливый барон. Это были первые слова, произнесенные
им с начала пиршества.
Может, и стало бы это началом разговора, но лучница покраснела,
уткнулась взглядом в скатерть и снова принялась крошить хлеб.
- Уж не вы ли, барон, - спросил Геральт, которого за живое задели
слова Фрингильи, - уложили эту громадину?
- Не я, - возразил молчун. - Мой племянник. Отличный стрелок. Но это
мужская тема, я бы так сказал... Прошу прощения. К чему утомлять дам?
- А из какого лука? - спросила Мильва, все еще уставившись в скатерть.
- Наверняка не слабее, чем из семидесятки.
- Ламинат. Слоями тис, ясень, акация, склеенные жилами, - медленно
ответил барон, заметно удивленный. - Двойной гнутый зефар. Семьдесят пять
фунтов силы.
- А натяжение?
- Двадцать девять дюймов. - Барон говорил все медленнее, казалось, он
выплевывает отдельные слова.
- Действительно, махина, - спокойно сказала Мильва. - Из такого
положишь олененка даже за сто шагов. Если стрелок действительно хороший.
- Я, - кашлянул барон, словно немного обиженный, - с четверти сотни
шагов попадаю, я бы сказал, в фазана.
- С двадцати-то пяти, - Мильва подняла голову, - я в белку всажу.
Барон, опешив, откашлялся, быстро подставил лучнице еду и напиток.
- Добрый лук, - пробормотал он, - половина успеха. Но не менее важно
качество, я бы сказал, стрелы. А также, видишь ли, милсдарыня, по моему
мнению, стрела...
- За здоровье ее сиятельства Анны Генриетты! За здоровье виконта
Юлиана де Леттенхофа!
- За здравие! Виват!
- ...а она послала его к черту, - завершила очередной нехороший
анекдот Ангулема. Юные рыцари зашлись не менее дурашливым хохотом.
Баронесски Келина и Ника слушали Кагыра с открытыми ртами, пылающими
очами и горящими огнем щеками. У верхнего стола рассуждениям Региса
внимала вся высшая аристократия. До Геральта - даже при его ведьмачьем
слухе - доходили сквозь гул лишь отдельные слова, однако он сообразил, что
речь идет об упырях, ведьмах, суккубах и вампирах. Регис размахивал
серебряной вилкой и доказывал, что наилучшим противоядием "супротив
вампиров" является серебро, золотой песок, наилегчайшие прикосновения к
коим для вампира абсолютно и несомненно убийственны. "А чеснок?" -
выспрашивали дамы. "Чеснок тоже хорошо действует, - соглашался Регис, - но
малоприятен в общении, поскольку страшно смердит".
Тихо поигрывала на гуслях и дудках капелла на галерейке, похвалялись
своим искусством акробаты, жонглеры и огнеглотатели. Утомленный шут
пытался смешить, но где уж ему было до Ангулемы. Потом появился
медвежатник с медведем, а медведь к общей потехе испугался и наклал кучу
на полу. Ангулема погрустнела и слегка угасла - с такими конкурентами ей
трудно было тягаться.
Остроносая княгиня неожиданно жутко разгневалась. Из-за какого-то
случайно брошенного слова кто-то из баронов впал в немилость и под
эскортом стражей и лично маршала двора был препровожден в Башню. Впрочем,
мало кого - кроме самого барона - взволновал этот инцидент.
- Слишком быстро-то ты отсюда не выедешь, маловерный, - проговорила
Фрингилья Виго, покачивая кубок. - Хоть с радостью выехал бы прямо сейчас,
ничего из этого не получится.
- Снова прошу: не читай у меня в мыслях.
- Прости. Они были такими яркими, что у меня получилось невольно.
- Я слышу это уже не в первый раз.
- Ты даже не представляешь себе, сколько я знаю. Пожалуйста, отведай
артишоков, они полезны, хорошо влияют на сердце. Сердце - важный орган у
мужчины. Второй по счету, если говорить о значимости.
- Я думал, самое важное - класс и сумасбродство.
- Достоинствам духа должно идти в паре с достоинствами тела. Это
обеспечивает совершенство.
- Совершенных не бывает.
- Это не аргумент. Надо стараться. Знаешь что? Пожалуй, попрошу:
подай-ка мне рябчика.
Она рассекла птицу на блюде так быстро и резко, что ведьмак даже
дрогнул.
- Так быстро ты отсюда не уедешь, - повторила она. - Во-первых, в этом
нет никакой нужды. Тебе ничто не угрожает.
- Ну ничегошеньки, действительно, - не выдержал он. - Нильфгаардцы
перепугаются строгой ноты, отправленной княжеской канцелярией. А если даже
вдруг возьмут да рискнут напасть, то их турнут отсюда поклявшиеся цаплей
странствующие рыцари с шарфами на глазах.
- Тебе ничто не грозит, - повторила она, не обращая внимания на
сарказм. - Туссент повсеместно считается сказочным княжеством, смешным и
нереальным, кроме того, вследствие специфичности винной продукции,
пребывающим в состоянии перманентного опьянения и неизменного вакхического
веселья. Как таковое, никто его не воспринимает всерьез, но тем не менее
оно пользуется определенными привилегиями. В конце концов, Туссент
поставляет вина, а без вин, каждому известно, нет жизни. Поэтому в
Туссенте не действуют никакие агенты, шпионы или тайные службы. И ему не
нужна армия, вполне достаточно странствующих рыцарей с перевязанными
глазами. Никто не нападет на Туссент. По твоей мине вижу, что я не до
конца тебя убедила?
- Скажем так: не до самого.
- А жаль, - сощурилась Фрингилья. - Люблю, чтобы доходило до конца. Не
