болтовня и глупость! - разоралась Цири, потянувшись трясущимися руками к
шкатулочке с фисштехом.
- Император же Эмгыр, если верить молве, - продолжал не сбитый с
толку Хотспорн, - как только ее увидел, влюбился без ума и жаждет взять
в жены.
- Соколица права, - твердо сказала Мистле, подтверждая свои слова
ударом кулака по столу. - Все это чертовы бредни! Никаким чертовым
чертом не могу понять, о чем тут говорят. Одно ясно: строить на этой
дури надежду в нильфгаардскую милость было бы еще большей дурью. -
Верно! - поддержал ее Рееф. - Какое нам дело до императорского
жениховства? Хоть с кем хошь император окрутится, нас завсегда будет
невеста ждать. Из пеньки сплетенная!
- Не в ваших шеях дело, дорогие Крысы, - напомнил Хотспорн. - Это
политика. На северных рубежах Империи ширятся восстания, бунты и
волнения, особенно в Цинтре и ее округе. А возьми император в жены
наследницу Цинтры, так Цинтра успокоится. Если будет торжественно
объявлена амнистия, то бунтующие партии спустятся с гор, перестанут
рвать Империю и чинить беспорядки. Да и вообще, если цинтрййка взойдет
на императорский престол, то бунтовщики вступят в императорскую армию. А
вы знаете, что на севере за Яррой продолжаются войны, каждый солдат на
счету.
- Ага! - выкрикнул Кайлей. - Теперь я понял! Вон она какая амнистия!
Дадут тебе на выбор: вот кол острый, вот императорские цвета. Или кол в
жопу, или цвета на горбушку. И на войнючку, подыхать за империю. - На
"войнючке", - медленно сказал Хотспорн, - действительно бывает
по-всякому, как в той песенке. То бишь вдвойне, как на войне! В конце
концов не каждому достанется воевать, дорогие Крысы. Возможно, конечно,
после выполнения условий амнистии, то есть явки с повинной, будет введен
некий род... альтернативной службы.
- Чего-чего?
- Я знаю, в чем дело. - Зубы Гиселера на мгновение сверкнули на
загорелом, синеватом от бритья лице. - Купеческая гильдия, дети мои,
пожелает приветить нас. Приютить и обласкать. Как матушка родная.
- Как курвина мать, скорей, - буркнула себе под нос Искра.
Хотспорн сделал вид, будто не слышал. - Ты совершенно прав, Гиселер,
- сказал он холодно. - Гильдия может, если захочет, дать вам работу.
Официально, в виде альтернативной службы в армии. Дать защиту.
Официально и взамен.
Кайлей хотел что-то сказать. Мистле тоже хотела что-то сказать, но
быстрый взгляд Гиселера заткнул рты обоим.
- Передай гильдии, Хотспорн, - сказал ледяным тоном атаман Крыс, -
что за предложение мы благодарим. Мы подумаем, поразмыслим, обсудим.
Посоветуемся, как поступить. Хотспорн встал. - Я еду. - Сейчас, в ночь?
- Переночую в селе. Тут мне как-то не с руки. А завтра прямиком на
границу с Метинной, потом главным трактом в Форгехам, где пробуду до
Эквинокция, а может быть, и подольше. Потому что там буду ожидать тех,
кто уже подумал, размыслил, обсудил, посоветовался и готов явиться,
чтобы под моим присмотром ожидать амнистии. Да и вы тоже очень-то не
тяните с раздумьями и размышлениями. Добром советую, потому что Бонарт
вполне может и решительно готов опередить амнистию.
- Ты все время пугаешь нас Бонартом, - медленно сказал Гиселер, тоже
поднимаясь. - Можно подумать, будто эта стервь уже за порогом... А он,
верно, еще за горами, за лесами, за синими морями...
- ...в Ревности, - спокойно докончил Хотспорн. - На постоялом дворе
"Под головой химеры". Милях в тридцати отсюда. Если б не ваши выкрутасы
над Вельдой, вы наверняка наткнулись бы на него уже вчера. Но вас это не
волнует, знаю. Ну, бывай, Гиселер. Бывайте, Крысы. Мэтр Альмавера, я еду
в Метинну и люблю компанию в дуги... Что вы сказали, мэтр? Охотно? Как я
и думал. Ну, стало быть, упаковывайте свои причиндалы. Заплатите мэтру,
Крысы, за его художества.
***
Почтовая станция пропахла жареным луком и картофельным супом, который
готовила жена хозяина, временно выпущенная из чуланного заточения. Свеча
на столе фукала, пульсировала и раскачивала хвостиком пламени. Крысы
наклонились над столом так, что огонек грел их почти соприкасающиеся
головы. - Он в Ревности, - тихо говорил Гиселер. - На постоялом дворе
"Под головой химеры". Точно день езды отсюда. Что вы об этом думаете?
- То же, что и ты, - проворчал Кайлей. - Едем туда и прикончим сукина
сына.
- Отомстим за Вальдеса, - сказал Рееф. - И Мухомора.
- И нечего, - прошипела Искра, - разным там Хотспорнам тыкать нам в
глаза чужими делами и прытью. Пришьем Бонарта, этого трупоеда, оборотня.
Приколотим его башку над дверьми кабака, чтобы названию соответствовало!
И чтоб все знали, что никакой он не волевой, а обычный смертный был, как
все другие, и что вообще сам на тех, что посильнее, нарвался. Сразу
станет видно, чья ганза покрепче всех будет от Кората до Переплюта!
- На ярмарках станут о нас песни распевать! - запальчиво бросил
Кайлей. - Да и по замкам тоже! - Поехали. - Ассе хлопнул по столу рукой.
- Едем и прикончим стервятника.
- А уж потом, - задумался Гиселер, - поразмыслим о Хотспорновской
амнистии... О гильдии... Ты чего морду кривишь, Кайлей, ровно клопа
разгрыз? На пятки нам наступают, а зима приближается. Я так думаю,
Крысяты: перезимуем, погреем задницы у камина, амнистией от холода
прикрывшись, амнистийное теплое пивко потягивая. Перетерпим с этой
амнистией нормально и толково... как-нибудь до весны. А весной... Как
травка из-под снега выглянет...
Крысы рассмеялись в один голос, тихо, зловеще. Глаза горели у них,
как у настоящих крыс, когда те ночью, в темном закоулке подбираются к
раненному, не способному защищаться человеку.
- Выпьем, - сказал Гиселер. - Бонарту на погибель! Похлебаем супчика
и спать. Отдохнуть надо, потому как до зари двиНем. - Ясно, - фыркнула
Искра. - Берите пример с Мистле и Фальки, те уж час, как в постели.
Жена хозяина почтовой станции задрожала у чугуна, слыша от стола
тихий, злой, отвратный хохот.
***
Цири подняла голову, долго молчала, засмотревшись на едва тлеющее
пламечко каганка, в котором уже догорал остаток фитиля.
- Тогда я выскользнула из станции, будто воровка, - продолжила она
рассказ. - Под утро, в полной темноте. Но не сумела убежать незаметно.
Когда я вставала с постели, проснулась Мистле. Прихватила меня в
конюшне, где я седлала коня. Не выдала удивления. И вовсе не пыталась
меня удержать... Начинало светать.
- Да и сейчас уже недалеко до рассвета, - зевнул Высогота. - Пора
спать, Цири. Завтра продолжишь.
- Может, ты и прав. - Она тоже зевнула, встала, сильно потянулась. -
У меня глаза слипаются. Но в таком темпе, отшельник, я никогда не
докончу. Сколько вечеров прошлой? Никак не меньше десяти. Боюсь, на весь
рассказ потребуется тысяча и одна ночь. - У нас есть время, Цири. Много
времени.
***
- От кого ты собралась сбежать, соколица? От меня? Али от себя?
- Конец бегству! Теперь надо догонять. Поэтому нужно вернуться
туда... где все началось. Необходимо. Пойми меня, Мистле.
- Так вот почему... почему ты была сегодня так ласкова со мной.
Впервые за столько дней... Последний прощальный раз? А потом - забыть?
- Я тебя никогда не забуду, Мистле. - Забудешь.
- Никогда. Клянусь. И это не был последний раз. Я тебя разыщу. Я
приеду за тобой... Приеду в золотой карете, с Шестеркой лошадей. Со
свитой дворян. Вот увидишь. Я очень скоро обрету... возможности.
Огромные возможности. Я сделаю так, что твоя судьба изменится...
Увидишь. Убедишься, как много я смогу сделать. Как много изменить. - Для
этого необходима гигантская сила, - вздохнула Мистле. - И могучая
магия...
- И это тоже возможно. - Цири облизнула губы. - Магия тоже... Могу
отыскать... Все, что я когда-то утратила, может ко мне вернуться...
Клянусь, ты удивишься, когда мы повстречаемся снова.
Мистле отвернулась, долго смотрела на розово-голубые облака, которые
рассвет уже вырисовал над восточным краем мира.
- Верно, - сказала она тихо. - Я буду очень удивлена, если мы еще
когда-нибудь встретимся. Если еще когда-нибудь увижу тебя, малышка. Ну -
поезжай. Не будем тянуть... - Жди меня. - Цири шмыгнула носом. - И не
дай тебя убить. Подумай об амнистии, о которой говорил Хотспорн. Даже
если Гиселер и другие не захотят... Ты все равно подумай, Мистле. Это,
может быть, позволит тебе выжить. Потому что я вернусь за тобой.
Клянусь. - Поцелуй меня.
Светало. Ярчало. Усиливался холод. - Я люблю тебя, Свиристелька моя.
- Я люблю тебя, Соколушка моя. Ну - поезжай.
***
- Конечно, она не верила мне. Думала, что я струсила и погналась за
Хотснорном, чтобы искать спасения, умолять об амнистии, которой он так
нас соблазнял. Откуда ей было знать, какие чувства овладели мной, когда
я слушала треп Хотспорна о Цинтре, о моей бабушке Каланта... И о том,
что "какая-то Цирилла" станет женой императора Нильфгаарда. Того самого
императора, который убил бабушку Калантэ, а за мной послал черного
рыцаря с пером на шлеме. Я рассказывала тебе, помнишь? На острове
Танедд, когда он протянул ко мне руку, я устроила ему кровопускание.
Надо было его тогда убить... Но я почему-то не смогла... Глупая была.
Впрочем, кто знает, может, он там, на Танедде, изошел кровью и подох...
Что ты так на меня смотришь?
- Рассказывай. Расскажи, как поехала за Хотснорном, чтобы
восстановить право на наследство. Отыскать то, что тебе принадлежало
по... закону.
- Ты напрасно язвишь, напрасно ехидничаешь. Да, я знаю, это было
глупо, теперь-то я вижу, а вот тогда... Я гораздо умнее была в Каэр
Морхене и в храме Мелитале, там я знала, что все ушедшее не может
вернуться, что я больше уже не княжна Цинтры, а что-то совершенно
другое, что никакого наследства у меня уже нет, все потеряно, тут уж
никуда не денешься, надо смириться. Мне объяснили это умно и спокойно, и
я это приняла. Тоже спокойно. И вдруг все стало возвращаться. Сначала,
когда мне в глаза пытались пустить пыль, проорав титул той касадеевой
баронессы... Мне всегда было плевать на такие штуки, а тут я вдруг
взбеленилась, задрала нос и еще громче заорала, что-де мой титул повыше
ейного и мой род гораздо знатнее. И с той поры это не выходило у меня из
головы. Я чувствовала, как во мне нарастает злость. Ты понимаешь,
Высогота? - Понимаю.
- А слова Хотспорна переполнили чашу. Я чуть не лопалась от ярости...
Мне раньше столько болтали о предназначении... А тут, понимаешь,
получается, что моим предназначением воспользуется кто-то другой, да к
тому же благодаря мерзостному шарлатанству. Кто-то выдал себя за меня,
за Цири из Цинтры, и получит все, будет купаться в роскоши. Нет, я не
могла думать ни о чем другом... Я вдруг как-то сразу поняла, что
недоедаю, мерзну, засыпая под открытым небом, что вынуждена мыть
интимные места в ледяных ручьях... Я! У которой ванна должна быть из
золота, вода благоухать нардом и розами, полотенца - теплыми, постель
чистой! Ты понимаешь, Высогота?! - Понимаю.
- Я уже готова была поехать в ближайшую префектуру, в ближайший форт,
к тем самым черным нильфгаардцам, которых так боялась и которых так
ненавидела... Я была готова сказать: "Это я - Цири, вы, нильфгаардские
тупицы, не ее, а меня должен взять в жены ваш глупый император. Вашему
Шетератору подсунули какую-то бессовестную авантюристку, а этот ваш
кретин не почуял мошенничества". Я была в такой ярости, что так бы и
поступила, если б подвернулся случай. Не раздумывая, понимаешь,
Высогота? - Понимаю. - К счастью, я охолонула.
- К великому твоему счастью, - серьезно кивнул он. - У проблемы
