названием плов. Снизу лжеплов сгорел, сверху остался сырым,
а серединой, помоляся господу нашему и махнув рукой на
здоровье, можно попытаться набить брюхо.
Гвоздь отряхивается от ругани, как выскочившая из реки
собака от воды.
- Зажрались, тунеядцы, - поясняет он Алексею Игоревичу,
которому эта сцена доставляет большое удовольствие. -
Настоящему едоку что нужно? Количество, в данном случае
тарелка с верхом на рыло. А если едок при этом еще и
остался в живых, значит, он получил и качество.
- Повесить его, что ли? - задумчиво спрашивает Олег. -
Кажись, ничего другого не остается.
- Мало, - возражает Осман. - Слишком легкий наказание.
- Не забывайте, что я профорг, - высокомерно говорит
Гвоздь. - Без санкции общего собрания меня вешать не
положено. Анна Федоровна, с этого края сырой, пусть Рома
лопает, а вы берите отсюда. Ну, как?
- Степушка, ты превзошел самого себя, - хвалит мама, - не
откажи записать мне рецепт.
- Я не склонен, Степан, делать вам комплименты, - говорит
Алексей Игоревич, - но в нашей гостиничной столовой...
- Зовите меня Гвоздь, - просит Гвоздь, - я привык.
- Охотно. Так я не склонен... гм... может быть, лучше
товарищ Гвоздь? А то как- то неловко выборное лицо,
профорга, называть просто Гвоздь.
- Товарищ - это звучит, - важничает Гвоздь. - Будто
сидишь в президиуме.
- Так ваш плов, - продолжает Алексей Игоревич, - в нашей
столовой, как говорится, съели бы в облизку.
- Слышите, собаки? - торжествует Гвоздь. - Я еще и не
такое могу, Алексей Игоревич. Если меня не вешать, а
подойти ко мне с лаской, я могу...
- ...из здорового человека сделать язвенника, - как бы про
себя говорит Олег.
- ...изготовить карпа в сметане, - не моргнув глазом,
продолжает Гвоздь, - духовое мясо в горшочке, вырезку с
луком, пельмени и шаньги, грибы жареные, шашлыки и цып...
- Пять минут холодного душа! - не выдерживает Рома.
От расправы Гвоздя спасает приход Нади.
- В "Актау", - садясь за стол, докладывает Надя, - великое
переселение туристов, в нечетных номерах уже столько
раскладушек, что невозможно пройти Максим, тебе шлет
пламенный привет Вадим Сергеич. его сунули в такую
переполненную комнату, что он, как лошадь, будет спать стоя.
Впрочем, от желающих выразить тебе признательность нет
отбоя. Когда я уходила из гостиницы, - Надя смеется, - кто-
то крикнул: "Его жена, держите ее!" - и я еле унесла ноги.
Немного странного вкуса, но вполне съедобная каша.
- Плов, - оскорбленно поправляет Гвоздь.
- Разумеется, плов, - соглашается Надя. - Алексей
Игоревич, поскольку вы улетаете, позвоните, пожалуйста,
моему шефу, - она пишет на листке номер, - и разъясните,
почему я могу задержаться.
- Улетаю? - удивился Алексей Игоревич.
- Разве вам не звонили? Пять минут назад Мурат просил
меня вас предупредить, чтобы вы были готовы За вами выслали
вертолет.
- Какая нелепость! - Алексей Игоревич неприятно поражен.
- Вы уверены, что речь шла обо мне?
- Абсолютно.
- Поразительная нелепость... - Барабанная дробь пальцами
по столу. - Отправьте- ка лучше своих героев в гипсе.
- Если бы за мной послали вертолет... - мечтает Гвоздь.
- ...с милицией, - тихо подсказывает Рома.
Телефонный звонок. - Меня нет! - предупреждает Алексей
Игоревич.
- Академик у тебя? - Это Мурат.
- С чего ты взял? - Не валяй дурака, он выходил из
"Актау" с тобой и Анной Федоровной.
- Он просто клянчил у мамы свою любимую книгу.
- Какую там, к черту, книгу?
- "Капитана Сорвиголову", в академической библиотеке она
вечно на руках. Убежал куда-то читать.
- Я прошу...
- Только после него, неудобно забирать, академик все-таки.
- Убью! - рычит Мурат. - За ним спецрейс, важное
заседание из-за него откладывают, государственный человек,
понял? Чтобы через пятнадцать минут был на вертолетной
площадке, как штык!
- Мурат, я десять раз тебя просил, чтобы никаких
вертолетов в Кушкол не посылали, лавины слишком...
- Приказ сверху - сверху! - соображаешь? Не празднуй
труса, летит сам Захаров, я его предупредил, чтоб держался
южных склонов. Так через пятнадцать минут!
- На этом заседании, - жалуется Алексей Игоревич, - я
нужен просто как голосующая единица, один начальничек
защищает докторскую, это теперь очень модно. Между тем мне
крайне любопытно проследить за вашими лавинами, в последние
дни я почитал кое-какую литературу и прикинул, как к их
изучению подключить лазеры и даже спутники. Кстати говоря,
небольшую группу я готов для начала организовать при своем
институте, при своем - потому, что легче будет обойти
бюрократические рогатки.
- Но ведь это замечательная идея! - пылко восклицает
мама. - Лавиноведение сделает гигантский шаг вперед!
- Я не закончил, с одним условием, - улыбаясь говорит
Алексей Игоревич. - Я и в самом деле с удовольствием
перечитаю "Капитана Сорвиголову", у меня его лет сорок назад
отобрал на уроке учитель физики.
Мама, как всегда, права, идея замечательная: со спутников
можно будет получать информацию о формировании лавин по
всему Кавказу! О такой удаче я и мечтать боялся.
Уловив на лице ребенка живейший интерес, мама со
свойственной ей энергией берет быка за рога.
- Считайте, что книга ваша, - великодушно обещает она. -
А не будет ли у вас затруднений со штатами?
- Во-первых, - веско говорит Алексей Игоревич, - у каждого
уважающего себя директора института имеется "заначка", и,
во-вторых, у меня накоплен бесценный опыт борьбы с
финансовыми органами. Знаете ли вы, что увеличить штат на
пять- шесть человек иной раз бывает куда проще, чем уволить
одного бездельника? Я допускаю, что вы не имеете
представления о моих научных работах, но об "эффекте
Введенского" должны знать. Когда несколько лет назад я
принял институт, то обратил внимание, что во дворе, на
прилегающих тротуарах скопилась вековая грязь. Между тем
зарплату по сто двадцать рублей в месяц получали два
дворника. Присмотревшись, я вызвал одного из них, дядю
Колю, поговорил по душам, уволил второго и установил дяде
Коле оклад двести двадцать рублей. Ого, как он замахал
метлой! Финорганы с полгода бомбили меня параграфами и
постановлениями, а я бил их фактами: идеальной чистотой и
сэкономленными для бюджета двадцатью рублями. И я победил!
И теперь, когда президенту коллеги жалуются на нехватку
обслуживающего персонала, он ссылается на "эффект
Введенского" и заставляет изучать мой опыт. Что же касается
будущей группы...
- Летит, - прислушиваясь, сообщает Вася. - у-у-у...
- Ничего не поделаешь, Алексей Игоревич, пора, - говорю я.
- Мы вас проводим.
"ДАЛЬШЕ - ТИШИНА"
От вездехода Алексей Игоревич отказывается, ему хочется
подышать свежим воздухом. Впрочем, до вертолетной площадки
несколько минут ходу. Мы идем и мечтаем о том, какой
красивой может стать наша жизнь.
- Академика нужно ковать, пока он горяч, - свирепо шепчет
Олег. - А вдруг он пошутил?
- Если пошутил, - Рома толкает меня в бок, - то не видать
ему "россиньолов", так и скажи.
- "Требуй для всех понемногу, - советует Гвоздь, - и не
забудь про меня!" Я имею в виду мой будущий персональный
оклад.
Я и без их наглых подсказок рад был бы выпытать у Алексея
Игоревича подробности, но он секретничает о чем-то с мамой и
Надей, у всех троих хитрый вид, и влезать в их разговор мне
не хочется. Лазеры и спутниковая информация! Кто мы
сегодня? Шаманы и их дремучая паства, грозящие лавинам
заклинаниями и обожженными на костре дубинами. А с лазерами
и спутниками - ого, нас голыми руками не возьмешь! Во рту
сохнет при мысли о том, что я окажусь хозяином настоящей
лаборатории, где можно будет обработать, осмыслить и,
наконец, привести в христианский вид целый сундук добытых
нами материалов. Сегодня я слишком мало знаю, в лучшем
случае - только то, что знают мои коллеги, и не могу, да и
не считаю себя вправе осуществить мамину мечту - написать
большую монографию о лавинах; а завтра - почему бы и не
дерзнуть? Кто сказал, что Уваров всю жизнь обречен
поставлять сырье, а не готовую продукцию?
И я тихо мечтаю о том, какой прекрасной может стать жизнь.
Я не страдаю излишней доверчивостью, мой скромный жизненный
опыт убедил меня в том, что ничто другое люди не забывают с
такой легкостью, как свои обещания. Это даже не считается
предосудительным - обнадежить клиента и напрочь забыть о его
существовании, едва лишь он перестанет зудеть на ухо;
наоборот, почтительное удивление и даже подозрение в том,
все ли у него на месте винтики, вызывает человек слова, этот
голубоглазый чудак, который пуще всего на свете боится
прослыть трепачом. Таких нынче днем с огнем не очень-то
найдешь, они старомодны и смешны, как пиджаки с ватными
плечами и брюки паруса. Куда современнее мой друг Мурат:
будь на месте Алексея Игоревича Мурат, я не поверил бы ему,
поклянись он самой длинной и замысловатой клятвой, потому
что знаю, что выполняет он обещания только и исключительно
тогда, когда это ему выгодно.
А вот Алексею Игоревичу я поверил сразу и безоговорочно -
не только потому, что уж очень хотелось поверить, но,
главным образом, потому, что он оставил у нас до осени свои
"россиньолы", как древние когда-то оставляли заложников. А
если серьезно, то поверил бы ему без всякого залога. Ладно,
поживем - увидим, как говорят мудрые люди, когда ничего
более умного им в голову не приходит.
Вертолетная площадка находится за "Актау", со стороны
южных склонов. С фасада гостиница словно вымерла, ни в
задернутых шторами окнах, ни на балконах никого не видно,
лишь откуда-то издали доносится какой-то непонятный гул.
- И в медпункте пусто, - приподнявшись на цыпочки и
заглядывая в окно, говорит мама. - Его тоже перевели?
- На безопасную сторону, - отзывается Надя. - Мурат
распорядился в первую очередь.
- Умница, - хвалит мама. - Я знала, что в конце концов он
прислушается к голосу разума. А в какое помещение?
- В очень хорошее, - туманно отвечает Надя.
- В какое же?
- В хорошее. - Надя прячет улыбку. - В библиотеку.
- Что-о?! - Мама хватается за голову. - Он сошел с ума!
- Впустить лису в курятник! - подливает масло в огонь
подхалим Гвоздь. - Они разворуют нам все книги!
Мама бежит к центральному входу, а мы огибаем гостиницу с
торца и - становимся свидетелями редкостного зрелища. Гул,
который с минуту назад казался мне загадочным, объяснился
чрезвычайно просто: вокруг вертолетной площадки,
огражденной живой цепью из инструкторов, дружинников и
милиционеров, веселится добрая сотня туристов. Мурат,
прикрыв мощным телом входной люк вертолета и воздев кверху
руки, взывает к лучшим чувствам:
- Будьте сознательны, это спецрейс, у меня распоряжение
срочно вывезти товарища...
- Петра Ивановича Загоруйко? Это я!
- Какого там Загоруйко? - несется из толпы. - Моя
фамилия Терехов!
- Всех вывози!
- Товарищи, у меня завтра начинается турнир!
- Алексей Игоревич! - завидев нас, кричит Мурат. - Прошу
пропустить товарища академика!
- Все здесь академики!
- Может, штаны он шьет для академиков!
- У меня ребенок с температурой!
- Алексей Игоревич! - К нам подлетают Вадим Сергеич с
мадамой. - Где ваши вещи, мы поможем! Алексей Игоревич
тихо стонет.
- Пра-пустить! - громовым голосом орет Мурат. - Абдул,
обеспечить посадку товарища академика!
- Иду! - срывающимся фальцетом кричит Вадим Сергеич,
хватает за руку мадаму и через образовавшийся проход бежит к
вертолету. Под смех и улюлюканье толпы их тащат обратно.
- Ой, не могу! - бушует Алексей Игоревич. - Чаплин!
- Пра-пустить!
Свист, хохот, визг! А толпа все прибывает, из нижних окон
прыгают, из верхних спускаются на веревках и простынях все
новые претенденты, у многих за плечами рюкзаки, в руках
чемоданы.
- Жре-бий! Жре-бий! Жре-бий!
Это дирижирует барбосами Катюша. Они без вещей, просто
дорвались до развлечения и валяют дурака. А я-то еще
удивлялся, что они пропускают такой балаган.
- В вертолет у нас имеют право... - звонко провозглашает
