-- Госпожа графиня, я думаю, что требуется вмешательство мадам графини.
Он указывает своим щучьим подбородком на соседнюю комнату, где
свирепствует Толстяк. Мы устремляемся туда. Я бегу
* Автор в эмоциональном порыве несколько сместил акценты и размеры. Он,
скорее всего, хотел укрыться на необитаемом плавучем домике на озере
Нешатель, находящемся на. о-ве Нью-Фаундленд, т.к. площадь первого
составляет 216 кв км а второго-всего лишь 402346 кв км .--Примеч. пер.
позади дамы, что дает мне неповторимый случай лицезреть вальсирующие
полусферы ее седалища. И мне сдается, что, говоря между нами и между прочим,
Его Высочеству Берю Первому скучать с ней не приходится.
Трапезная Труссаль де Труссо имеет внушительные размеры. Одну из стен
занимает монументальный камин. И кого же мы видим перед этим очагом? Иес,
конечно же, Берю. Но это не тот Берю, которого я знаю. Этот Берю -- вандал,
этот Берю -- святотатец, доламывающий ударами своей ножищи кабинет эпохи
Ренессанса. Изящные выдвижные ящички кабинета, инкрустированные перламутром,
уже весело потрескивают в камине.
Толстяк весь в поту и в рубашке с закатанными рукавами, что не
противоречит одно другому.
-- Ах ты, развалюха! -- ревет он. -- Вся изъедена жучками, а туда же,
сопротивляется!
-- Несчастный, что вы делаете! -- восклицает графиня.
-- Костер, моя графиня, -- отвечает Громадина, доламывая кабинет
последним ударом каблука.
Потом плавным округлым движением руки он вытирает пот со лба и
заявляет:
-- У Фелиция закончились дрова, и я откопал эту рухлядь в коридоре.
-- Кабинет эпохи! -- кричит криком насилуемой девочки благородная дама.
-- Кабинет? -- изумленно восклицает Мастодонт. И пожимает своими
могучими плечами.
-- А я и не понял. Я, конечно, видел в своей жизни маленькие туалетные
кабинеты, но чтобы такой маленький -- никогда.
-- Этот человек лишился разума! -- с рыданьем исторгает из себя дама
Труссаль де Труссо, упав мне на грудь.-- Мебель Ренессанса! Она обошлась мне
в два миллиона!
На какое-то мгновение Бизон теряет дар речи.
-- Два миллиона! За этот сундук с клопами, который держался только на
честном слове! Не хочу подрывать ваш моральный дух, моя графиня, но все же
скажу: продавец наколол вас как девочку. Я за сотенную тебе, то есть, вам,
притащу с городской барахолки мебель и практичнее и прочнее, чем эта.
Он бросает в костер ножки от кабинета.
-- Поверьте мне, душа моя, ничто не стоит нового!
Ну, это уж слишком. Графиня делает прыжок в направлении этого Атиллы с
маникюром.
-- Мон шер, -- цедит она сквозь зубки, -- вы законченный придурок и
хам. Я запрещаю вам доступ в мой дом, пока вы не станете настоящим
джентльменом.
Толстяк подавлен. Его прекрасная, цвета любимого им божоле, физиономия
становится несчастной.
-- Да что с вами, моя графиня? Будем мы цапаться из-за этого сортира
Ренессанса! Если вам так нравятся обноски, то я пошарюсь на блошином рынке
на предмет подыскать что-нибудь заместо этой конуры для недоносков. Там у
меня есть дружок, который как раз торгует всякой рухлядью.
Но она остается иепреклонной.
-- Уходите, месье!
Бедный Берю натягавает пиджак. Он такой несчастный! Он в таком
отчаянии! И мне стало его жалко.
-- Госпожа графиня, -- перехожу я в наступление, -- может быть, вы его
простите...
Она отрицательно качает головой.
-- Я просила его заняться самовоспитанием, самообразованием, короче,
стать человеком, с которым не стыдно появляться на людях. Однако он остается
на прежнем уровне!
Тут Берюрье не выдерживает и бурно и страстно извергает из себя всю
злость, которую он обычно оставляет для торжественных случаев.
-- Не надо посягать на мою честь мужчины, дочка! -- взрывается он. --
Я? На прежнем уровне! В этом смокинге, сшитом у Бодиграфа, в этой белой
рубашке! На том же уровне! С такими граблями, за которые, чтобы они были
такими, Филипп Английский стал бы платить жалованье своей благоверной! На
том же уровне! И это после того,как я уже пропахал несколько глав из вашего
пособия! Не обижайтесь, но вы ко всему прочему еще в сектантка! В постели со
мной, да будет вам известно, вы что-то мало думаете о хороших манерах, когда
зовете благим матом, мадам, вашу мать!
-- Я сейчас умру! -- с пафосом восклицает графиня.
-- Именно это вы всегда утверждаете в том случае, на счет которого я
намекнул, -- скалится Берю.
Он идет к двери и говорит, размахивая своей энциклопедией:
-- Я поднимаю вызов, моя графиня, хоккей, идет. Я стану светским
человеком и в одни прекрасннй день вернусь сюда с такими манерами, что рядом
со мной сам граф Парижский будет выглядеть продавцом ракушек.
Он кладет свою левую руку на энциклопедию правил хорошего тона будто на
библию и изрекает голосом актера из Комеди-франсэз:
-- Клянусь на ней!
-- Госпожа графиня попросила вас выйти! -- скрипит, как старая
осина,лакей.
Берю в упор рассматривает его и говорит:
-- Ну, ты, мумия, исчезни! Потому что до того, как я стану
джентельменом, я так тебе могу врезать приемом "Кабинет Ренессанса", что,
принимая во внимание твою архитектуру, из тебя как раз и получится кучка
дровишек!
Затем, повернувшись ко мне, он добавляет:
-- Сан-А, у меня сейчас нет времени штудировать этот Кодекс, поэтому я
не знаю, нарушаю я или нет правила хорошего тона, заявляя тебе об этом,
только я не хочу, чтобы ты оставался рубать один на один с мадам. Хоть она
меня и отругала, я все равно питаю к ней слабость, и если ты с ней
останешься тет-атет, я буду ревновать.
Все это было сказано в такой категоричной форме, что я немедля
откланиваюсь:
-- Мадам, после такого ультиматума я могу лишь просить у вас разрешения
удалиться.
Она сухо протягивает мне руку, и я, не менее сухо, прикладываюсь к ней
губами.
-- Конечно, -- брюзжит Толстяк, когда мы спускаемся в лифте, -- тебе
легко, ты во всем этом разбираешься. Что до лобзания рук и прочих нежностей,
то это у тебя в крови. У тебя и язык прилизанный, и слова ты выбираешь
ученые, и глаголы ты спрягаешь правильно. А я...
Его покрасневшие глаза наполняются большими крупными слезами.
-- Без роду, без племени, предок -- алкан. Разве с таким багажом перед
тобой откроют ворота Букинджемского дворца?
Я по-дружески хлопаю его по плечу.
-- Не стони, голова садовая, ты -- сама простота, и это-то и подкупает
в тебе. Доказать? Пожалуйста: все тебя любят. Потому быстренько запихай эту
идиотскую книженцию в первую попавшуюся водосточную трубу и стань самим
собой.
Но он отрицательно качает головой.
-- Можно подумать, что ты совсем не знаешь твоего Берю, парень. Клятва
-- это клятва. Я поклялся стать парнем что надо и с манерами на "три
звездочки"*, и я им стану. И пусть в тот день она, моя графиня, лучше не
просит меня разжечь огонь в камине, например!
-- Да будет тебе, зайдем лучше пообедаем ко мне, -- предлагаю я.
* Берю, вероятно, имеет в виду гостиницу третьего разряда. Во Франции
имеются гостиницы 3-го, 4-го и 5-го разрядов, которые обозначаются
соответствующим количеством звездочек. -- Примеч. пер.
Он отказывается.
-- Нет, я иду домой и буду тренироваться в расшаркивании; имея в виду
мои пробелы, мне нельзя терять ни одной минуты.
Мы выходим из дома, и он уходит с высоко поднятой головой навстречу
своему геральдическому будущему.
Глава третья
В которой визит дружбы имеет самые серьезные последствия
Обеспокоенный этими событиями, которые могут отрицательно сказаться на
индивидуальности Берюрье, я иду домой, чтобы быстренько пообедать. Моя мама,
Фелиция, будет приятно удивлена. Фелиция у меня как птичка божья. Живет
моими приходами и не переставая бормочет молитвы в адрес более или менее
официально признанных святых, чтобы я почаще являлся пред ее очи.
Любимица Фелиции -- сестра Тереза от Дитя Христова. Вместе с тем больше
всего ей помогает маленькая Мартина. Как тут не поверишь в то, что
причисленные к лику святых -- это те же самые горничные: чем они моложе, тем
больше у них КПД. По моему мнению, Фелицию больше всего впечатляют розы,
розовый дождь. Когда я был пацаном, матушка рассказывала мне о том, как в
честь юной кармелитки все хрустальные вазы утопали в розах. Это же знамение
-- розовый дождь, правда? А ведь для многих дождь льет обычным дождем!
Я хмурю брови, заметив перед решеткой нашего особняка на Сен-Клу
машину, "Рено-8" с лионским номером. Гости из Лиона? Что бы это значило?
Я направляюсь к своему дому по аллее, посыпанной гравием (хотя на аллее
гораздо меньше неприличного гравия, чем в моих сочинениях). Осень, как
трубочист, прочистила сад. И теперь, как говорится, деревья стоят
деревянные, а земля лежит в печали. Однако это не подорвало дух нашего
обиталища, наш дом выглядит даже нарядно со своим стыдливым от своей наготы
виноградником, своими зелеными ставнями и цветастыми шторами на окнах. По
радио надрывает голосовые связки Беко.
Я толкаю дверь и оказываюсь в кокетливой прихожей, стены которой обиты
матерчатыми обоями фабрики Жуй, на которых изображены пастухи и пастушки,
предающиеся любовным утехам под кронами деревьев, в стиле Людовика XV.
Трюмо отражает сияние моей улыбки в тридцать два зуба, как на рекламном
плакате, рекламирующем зубную пасту "Колгат". Все говорит о покое, будничном
благополучии, которое пахнет горячим хлебом. А в общем, Фелицией!
Дверь гостиной открывается и появляется моя славная сияющая матушка.
-- Да, это он! -- кричит она кому-то я гостиной. Гость пришел, когда
она занималась стряпней. И хотя она уже успела снять свой сиреневый
передник, руки у нее еще в муке.
За ее спиной я замечаю Матиаса, рыжего малого, работавшего раньше в
лаборатории нашей конторы. Конопатый уехал от нас несколько месяцев тому
назад. Он поехал в Лион жениться ва какой-то дурочке, с которой познакомился
на лыжяой базе в горах, а после свадьбы попросил перевода в Лион, поскольку
его дама в Париж переезжать отказалась. Молодая мадам Матиас не захотела
трогаться с насиженного места, потому что, как совершенно справедливо
утверждает поговорка, характерная для района между Роной и Соной, "Кто из
Лиона уезжает, тот разум теряет".
-- Какой приятный сюрприз, старый изменник! -- восклицаю я.
Он никогда не был более рыжим, чем сейчас, этот Матиас. Либо забвение
стало его осветлять в моей памяти. Не шевелюра, а растрепанная пачка
рыженьких десятифранковых ассигнаций. С тех пор, как он получил лионское
гражданство, он стал очень строго одеваться. Темно-серая тройка, белая
рубашка, галстук цвета бутылочного стекла (для Лиона это совершенно
естественно). Зеленый цвет хорошо гармонирует с его паяльником. На одном
колене он держит шляпу, на другом -- перчатки с запахом прогорклого масла.
Сразу чувствуется: парень на пути к совершенству. Раз и навсегда выведен на
свою орбиту.
-- Как я рад вас видеть, господин комиссар, -- с чувством изрекает он.
-- Ну, как семейная жизнь, все нормально?
Как он еще умудряется краснеть, это -- тайна или, скорее всего,-- чудо.
-- Привыкаем, -- улыбается он.
Маман,-- которая уже угостила его портвейном, насильно наливает мне
стакан и бесшумно исчезает, радуясь тому, что может репатриироваться на свою
кухню. У меня такое впечатление, что у нее там томится луковый суп с тертым
сыром.
-- Думаете заводить детишек?
На этот раз он становится кирпичного цвета.
